Русская фантастика 2008 - Юрий Нестеренко

— А сколько заплатишь? Я профи, мои услуги стоят дорого!

— Внакладе не останешься.

«Мамочки, да он же всерьез! И это я натолкнула его на мысль о борьбе за власть, на то я и ДСП… Кто мы с ним такие — двое вчерашних тинейджеров, девчонка из мегаполиса, которая с утра до вечера носится как угорелая, чтобы заработать на кусок хлеба с маслом, и парень из долгианского захолустья, поболтали о том, о сем, о политике, такая болтовня все равно что игра… А он взял и завелся с пол-оборота, как будто из этого может что-то получиться!»

Реджи-Вал искоса взглянул на нее — на этот раз с иронией, как будто она подумала глупость.

Переночевали в Лесу, утром добрались до Равды. Грыбелей Вал расседлал и отпустил.

— Их не сожрут какие-нибудь рыщаки, или медверахи, или саблезубые собаки? — спросила Ола, припомнив самых популярных здешних хищников.

— Они под защитой, — усмехнулся Вал. — Когда понадобятся, придут на мой зов.

Портал находился недалеко от Эбы, единственного на этом острове городка. Обширная площадка, огороженная металлической решеткой, посередине еще одна разомкнутая полукруглая ограда — там и располагается связка, соединяющая два измерения. С виду совсем не впечатляет.

Вокруг теснятся постройки, возведенные в начале долгого лета, одни бревенчатые, другие кирпичные. Чего здесь только нет: таможня, склады, торговые представительства, офисы туристических агентств, магазины, закусочные… Большая часть этих заведений уже закрылась, окна заколочены, на дверях замки: до свидания, до следующего сезона! Впрочем, народу кругом достаточно, спешащие домой туристы все прибывают и прибывают. А к западу от портала раскинулся рынок — стеклянные и дощатые павильончики, лотки под вылинявшими полотняными навесами. Там тоже пока еще людно, хотя пустующих мест хватает.

— Пошли, покажу, где я буду сидеть, — позвал Реджи. — Если передумаешь и вернешься, ищи меня на рынке. Налево от ворот, прилавок под лиловым тентом.

— Подрабатываешь торговлей с лотка? — удивилась Ола.

— Это занятие дает массу полезных впечатлений.

Расстегнув потрепанную кожаную сумку, он начал выкладывать на прилавок свой товар. Лакированные панцири неведомых зверушек, вырезанные из благоухающего ароматного дерева фигурки и шкатулки, желуди величиной с кулак — обычная сувенирная мелочь.

— Ну, счастливо! — бросила Ола.

Возле ворот обернулась и помахала ему на прощание. Вал помахал в ответ, улыбнулся — да так приветливо, что она глазам своим не поверила. А после поняла: это же он начал применять на практике ее советы! Быстро учится… С такой улыбкой хоть для предвыборного агитационного листка снимайся, пройдет на ура.

Не оглядываясь больше, Ола пошла к порталу. Одежка на ней местная, дурацкая, но документы с собой, это главное, и деньги тоже уцелели. Она успела, все-таки успела…

Забегаловка на семнадцатом этаже торгового центра «Бестмегаломаркет». На четвертом этаже кафе получше, но там собрался на еженедельную встречу здешний Клуб Покупателей, и Олу не пустили, потому что у нее нет членской карточки. Пришлось подняться на верхотуру. Тут тоже неплохо: тепло, сухо, кофе горячий — что еще нужно, когда снаружи, за давно не мытой стеклянной стеной, клубятся зимние облака, высятся неухоженные многоэтажки, суетятся далеко внизу автомобили и пешеходы, и плывут мимо зыбкие вихри метели, с утра набросившейся на город.

Ола торчала здесь уже шестой час. Или, кажется, даже седьмой. Купила нормальную одежду и мобильник, переоделась, накрасилась в туалете, связалась с Аргентом — «хорошо, что появилась и отзвонилась, завтра проводим акцию «Скажем нет спиртосодержащей парфюмерии», в поддержку министерской инициативы, подходи».

— Ага, буду, — пообещала Олимпия.

А потом, вместо того чтобы спуститься в подземку, поднялась на семнадцатый этаж. Кофе у них на три с плюсом, но это не важно. Главное, что отсюда виден портал, занимающий место бывшего сквера на задворках «Бестмегаломаркета»: площадка за полосатой оградой, вокруг полицейское оцепление.

Срок визы, между прочим, до сих пор не истек, а что касается уважительного предлога, так она же дээспэшница и в придачу ведьма, чтобы она — и не прорвалась… Но после уже не переиграешь. Навсегда отказаться от преимуществ современной цивилизации?

Какой-то из двух миров должен исчезнуть. То есть на самом деле останутся оба, но для Олы один из них как бы исчезнет. Надо выбрать, который.

И если бы еще было достаточно времени на размышления, а то ведь портал в любую минуту может закрыться! Нужно решать сейчас, именно сейчас, не откладывая: идет она туда или спускается в метро.

От этой дилеммы у Ола разболелась голова. Хватит тянуть, надо принять окончательное решение… Вот только сначала она допьет свой кофе, то ли пятую, то ли шестую по счету чашку…

РАССКАЗЫ

Василий Мельник

МАГИСТР

Мировой оккультизм постигла беда: некий Зверь вызывает на магический поединок и убивает одного за другим адептов высших степеней посвящения. Убивает без разбора: христианских иерархов, поклонников Сатаны, великих шаманов и лам. Долгое время никто не может не только остановить Зверя, но даже выяснить, кто он таков.

Убийственный холод капля по капле просачивается в меня. Воздух в помещении уплотнился до состояния воды у точки замерзания, дышать им мерзко и больно, но за окном бушует безумная пурга, и нет возможности распахнуть форточку. Плохо. Это называется декабрем. Ледяная зимняя вьюга безжалостно гудит в моей голове, из пустых воспаленных глазниц на подушку сыплются сухие снежинки. Где калорифер?.. Нельзя бодрствовать, когда снаружи творится такое. Но спать в то время, как отвратительное чудовище одиночества раз за разом погружает когти в мой меркнущий разум — самоубийство. По-видимому, часовая стрелка недавно перевалила за цифру «три»; вскоре из леса должны выйти саблезубые тигры. Как холодно. Все обледенело. С потолка свисают гигантские сосульки, покрытые сизым инеем, они распространяют вокруг себя парализующий, инфернальный мороз. Может быть, сегодня я не дождусь саблезубых тигров и умру раньше обычного. На этот раз пытка превзошла все возможные пределы.

Кругом пронзительная тишина. Гололед. Мрак. Отчаяние. Ужас разложения.

Сейчас вернется боль.

Замерзший ветер воет, словно бешеный пес — протяжно и злобно. Снежная крупа неистово колотится в оконное стекло. Если из последних сил, на локтях подползти совсем близко к окну, можно ощутить мертвящее дыхание абсолютной зимы, которое сквозит изо всех щелей. Ночь безучастно парит над миром на невидимых крыльях.

Холод и темнота — синонимы. В моем окне темнота, помноженная на холод.

Больно лежать. Больно сидеть. Больно стоять. Больно открывать глаза, больно закрывать глаза. Больно двигаться. Больно не двигаться.

Нельзя спать.

Что-то движется в глубине бездонной черноты. Движется и замирает, усаживается на задние лапы и устремляет на меня безглазую морду с вытянутыми вперед массивными челюстями, мерзко принюхивается и облизывается — ждет, когда я сдамся. Не дождавшись, движется снова, перетекает на новое место и опять замирает, и каждое движение безымянной твари вызывает новый всплеск боли в натянутых как струны нервах, новый приступ панического Ужаса и почти физиологического отвращения. Краем сознания я улавливаю эти вкрадчивые, стремительные, нечеловеческие движения внутри своей головы. Интересно, как долго мой разум сможет выдерживать пытку?..

Три часа утра — час волка, время самоубийц. А саблезубые тигры — они давно здесь…

Незадолго до начала третьего приступа великосхимник Михаил окончательно понял, что до рассвета ему не дожить.

Он лежал навзничь на неструганых деревянных нарах, в нескольких местах обожженных керосиновой лампой, и беззвучно перебирал сухими губами прохладные, родниковыми каплями падавшие на пылающий мозг слова чистой молитвы Животворящего Креста. У него уже не было сил ни говорить, ни двигаться. Страдальческий взор Михаила блуждал по келье, но взгляду не что было зацепиться, чтобы дать схимнику возможность отвлечься хоть на мгновение от нестерпимых воспоминаний об ослепительных муках, только что жадно пожиравших его тело и разум. Раскаленная колючая проволока с торчащими во все стороны бритвенными лезвиями, раз за разом туго стягивавшая сердце Михаила на протяжении последних суток, ненадолго ослабла, и теперь он молча наслаждался короткими мгновениями отсутствия пытки, хотя и понимал, что боль может вернуться в любую минуту.

Осторожно вздохнув, чтобы не потревожить свернувшуюся в груди ядовитую змею, он дотянулся кончиками пальцев до живота и осторожно потрогал страшно зудящую кожу, не решаясь почесать, чтобы не разодрать до крови саднящие язвы. Тело под власяницей чесалось неимоверно, и Михаил точно знал, что все оно покрыто огромными отвратительными струпьями. Жестокий псориаз пощадил лишь открытые участки тела несчастного, поэтому ни настоятель, ни келейник, ни братья во Христе до сих пор ничего не заподозрили.