Молодой Александр - Алекс Роусон

успешно и сделали, проникнув за стены города[925]. Несмотря на расхождения в описании битвы, наиболее общие моменты ясны: именно резервные силы сумели измотать фиванское сопротивление, одни из ворот в конце концов были взяты штурмом, и кадмейский гарнизон смог пробиться с акрополя в жилую часть города, после чего последовала настоящая бойня.

На улицах царила паника. Те, кто охранял стены, бежали на агору, а рассеянный авангард попытался собраться у холма Амфион, расположенного за северной оконечностью Кадмеи. Это было символическое место: по преданию, высокая земляная насыпь покрывала могилу Амфиона и, возможно, также его брата Зета, вторых основателей города и строителей кадмейских стен. Холм существует и сегодня, он не застроен, порос соснами, с него открывается вид на Археологический музей. В 379 году до н. э. именно здесь повстанцы собрали своих недавно заключенных в тюрьму товарищей, прежде чем провозгласить свободу. Теперь холм стал местом последней битвы фиванцев – история не лишена иронии[926]. Македоняне напирали изо всех сил, Александр в безумии битвы появлялся то тут, то там. Буцефал был ранен во время ближнего боя, но оставался с хозяином, не отступив для замены, – этот подвиг вспоминали еще долго[927]. Те, кто выжил, бросились на поиски спасения и свободы. Фиванская кавалерия неслась по улицам, затаптывая при этом собственных пехотинцев, защитники города хлынули на равнину. Те, кто не мог или не хотел бежать, были убиты, сцены напоминали те, что воображали себе зрители на представлении «Семеро против Фив» Эсхила: «Иноземные солдаты толпились на наших улицах, терзая, сжигая, разрушая»[928]. Теперь эти слова стали мрачной реальностью. Город, вдохновивший самых знаменитых драматургов классической Греции, превратился в место действия одной из величайших трагедий в истории. Тела скапливались на улицах, жилые дома были взломаны, тех, кто умолял о милосердии, вытаскивали из святилищ. Беотийские союзники Александра вместе с фокейцами воспользовались случаем, чтобы проявить давнюю ненависть к своим старым врагам. Арриан заканчивает рассказ о битве горькими словами: «Они не щадили ни женщин, ни детей»[929].

Когда улеглась пыль сражения, выяснилось, что погибли более шести тысяч фиванцев и более 30 тысяч взяты в плен. В поисках добычи македонские солдаты и их союзники отправились во все стороны, чтобы наполнить свою личную казну. Эта кампания длилась долго, целый год походов, битв, убийств, но теперь в их распоряжении оказался не одинокий форпост во Фракии или Иллирии, а один из богатейших городов Греции, и победителям пора было собирать добычу. Среди эпизодов гибели города самой знаменитой стала история о Тимоклее[930]. Она была аристократкой и сестрой Феагена, предводителя фиванцев при Херонее, погибшего во время сражения. Командир фракийской кавалерии вместе со своими людьми занял ее дом и устроил пир после битвы. Затем он вызвал Тимоклею в спальню и изнасиловал ее. Впоследствии он потребовал указать, не было ли спрятано где-то серебро или золото. Она призналась, что перед падением города приказала своим служанкам спустить семейные ценности на дно сухого колодца в саду. Фракиец не мог дождаться рассвета и настоял на том, чтобы она немедленно показала ему это место. В темноте, полуобнаженный, он опустился в замкнутое пространство. И тогда Тимоклея отомстила ему. С помощью слуг она обрушила на грабителя и насильника камни, похоронив его под завалом. Преступление вскоре было раскрыто, и фракийцы отвели Тимоклею к Александру. Она созналась в убийстве, но ее благородный вид, знатное происхождение и красноречивые слова растрогали царя. Он отпустил ее без наказания, освободил ее родственников из плена и объявил, что никто не должен причинять вред ее домочадцам. Это был момент великодушия среди хаоса.

При взятии Фив погибли 500 македонян, и первой обязанностью Александра стало похоронить их с честью. Они были кремированы, а их останки погребены под земляным валом, воздвигнутым рядом с тем местом, где шли самые ожесточенные бои. Античный писатель-путешественник Павсаний видел этот курган во II веке н. э. недалеко от холма Исменион, к югу от Кадмеи[931]. Однако, несмотря на все усилия археологов, это захоронение так и не нашли.

Теперь предстояло решить судьбу города и его жителей. По древнему обычаю все, что было захвачено на войне, принадлежало завоевателям, город мог быть разрушен, а население продано в рабство[932]. Но Александр понимал, что к нему обращены взгляды всей Греции, так что он передал право определить судьбу Фив своим греческим союзникам, присутствовавшим в его окружении. Фиванцы нарушили Всеобщий мир, и это уменьшенное представительство Коринфского союза должно было установить наказание, македонский царь председательствовал на собрании в роли гегемона. В собрании преобладали те, кто враждебно относился к Фивам, и они немедленно и весьма энергично высказались за уничтожение города. Ораторы обращали внимание слушателей на противоречивое прошлое Фив, упоминали жестокое обращение фиванцев с другими беотийскими общинами и их предательство во время греко-персидских войн. Это последнее обвинение было не лишено иронии: в те времена Македония тоже сражалась за Великого Царя. Юстин сообщает, что одному пленному фиванцу по имени Клеад позволили говорить от имени своего города[933]. Он сказал, что фиванцы восстали лишь потому, что услышали о смерти Александра, и если их и есть в чем обвинять, так это в легковерии, но не в измене. Более того, они уже заплатили высокую цену, потеряв своих молодых воинов. И наконец Клеад взмолился о невинной земле своей родины, которая была домом для юного Филиппа и породила не только людей, но и богов. Эти доводы звучали более проникновенно. Геракл и Дионис были очень важны для Александра и тесно связаны с историей города. Опочивальню Семелы, матери Диониса, все еще можно было найти среди руин дворца Кадма, а вокруг древних стен росли виноградные лозы. Сохранилось и место рождения Геракла, дом его родителей, Алкмены и Амфитриона, составлявший часть его святилища за воротами Электры. Каким запомнит Александра история, если он уничтожит один из великих центров греческой культуры?

И все же Фивы были стерты с лица земли, их земли поделили между союзниками, а население продали в рабство. Доходы от продаж собрали 440 талантов серебра, долгожданное пополнение средств на будущие войны[934]. Собрание приняло решение. Вряд ли можно сомневаться в том, что за этим стоял Александр, в котором идеализм боролся с прагматизмом, причем последний в итоге победил. Строгие меры, принятые Филиппом после Херонеи, оказались недостаточными, чтобы остановить возвращение Фивам их воинственности. Восстание вспыхнуло при одних только слухах о кончине Александра, подчеркнув хрупкость Всеобщего мира. Как и в случае с Олинфом, который его отец стер с карты в 348 году до н. э., самым безопасным вариантом было просто уничтожить город. Жестокое наказание должно стать суровым уроком для остальной Греции[935]. Все выжившие фиванцы были объявлены вне закона, и предоставление им любого убежища считалось преступлением, хотя некоторым удалось найти приют в Афинах и других полисах[936]. Наконец, македонский гарнизон должен остаться на Кадмее, чтобы контролировать окрестные земли. Александр, однако, нашел возможность проявить милосердие. Пощадили жрецов и жриц, бывших друзей Филиппа, в доме которых тот жил, а также тех, кто выражал несогласие с войной на фиванском собрании. Александр запретил разрушать дом Пиндара, установив рядом с ним табличку: «Не поджигайте крышу Пиндара, создателя песнопений»[937]. Потомкам Пиндара даровали свободу, не тронули и святилища города[938]. Но тем не менее осенью 335 года до н. э. Фивы прекратили свое существование. Оратор Демад позже сказал, что Греции как будто выбили один глаз[939].

Добычу захватили значительную, кое-что забрал себе и сам Александр. Среди его трофеев была картина Аристида с актуальным названием «Взятие города», позже выставленная во дворце Пеллы, и великолепный светильник, который путешествовал с ним в Азию и в итоге был подарен святилищу Аполлона в Кумах[940]. Античные авторы полагали, что позже Александр испытывал некоторые угрызения совести из-за слишком сурового наказания для города, но он никогда не отменял своих решений, они оставались в силе вплоть до его смерти[941]. Александр продолжил политику отца по поощрению тех городов и общин Беотии, которые долго страдали от фиванского владычества. Восстановление этих поселений было ускорено, и он поручил горному инженеру Кратесу починить дренажную систему бронзового века на озере Копаис, которая давно вышла из строя;