Повелитель императоров - Гай Кей

Комендант гарнизона в Керакеке не знал — никак не мог знать, — о тех предложениях, которые были сделаны в отношении младшей жены и ее дочери. Если бы знал, то, возможно, поступил бы иначе.

Но он принял решение. Собственно говоря, он изменил решение. Быстро и круто, как подобает человеку его ранга. Он сделал выбор, который любому постороннему наблюдателю мог бы показаться совершенным безумием. Когда он сообщил о нем, обе женщины заплакали. А мальчик нет. Мальчик вышел из комнаты. Потом они услышали, как он ходит по кабинету и приемной отца.

— Да хранит нас Перун. Он собирает вещи, — сказала младшая мать, все еще плача.

Безумное решение Винажа, сына Винажа, привело к тому, что в конце той же недели две женщины, двое детей, комендант гарнизона (в конце концов, именно в этом было все дело, а его заместителю пригодится опыт, полученный во время исполнения обязанностей коменданта) и три отобранных им солдата по пыльной, продуваемой ветром дороге, ведущей к границе Амории, отправились в Сарантий.

Собственно говоря, лекарь Рустем, не подозревающий, как все путешественники, о событиях у них за спиной, все еще находился в Сарнике в тот день, когда его семья отправилась его искать. Он покупал рукописи, читал лекции и не собирался покидать этот город еще целую неделю. Фактически они не так уж сильно от него отстали.

План состоял в том, что четверо солдат проводят женщин и детей и будут вести тайные наблюдения по дороге на северо-запад через Аморию. Лекарю придется самому решать, что делать с семьей, когда они до него доберутся. Это будет его задачей — доставить их всех в Кабадх, когда придет время. И женщинам предстоит объяснить ему свое внезапное появление. Наверное, забавно будет увидеть их первую встречу, думал Винаж, когда ехал на запад по дороге. Любопытно, что он чувствовал себя гораздо лучше с того момента, как принял решение покинуть Керакек. Женщины лекаря, ребенок, эта просьба — все это было в каком-то смысле подарком судьбы, решил он.

Они с тремя солдатами просто поедут на север с этой маленькой компанией и повернут обратно, но путешествовать, даже зимой, гораздо лучше, чем сидеть в песках, на ветру, среди пустоты. Мужчине необходимо что-то делать, когда рано темнеет, и за окном, и в мыслях.

Он пошлет письменный отчет в Кабадх, когда они вернутся, изложит свои наблюдения. Это путешествие можно описать и представить как нечто рутинное. Почти. Он после решит, упоминать ли о мальчике. Не стоит с этим спешить. Во-первых, тот факт, что такие люди существуют, не означает, что этот ребенок, Шагир, сын Рустема, является одним из них. Винажу еще надо в этом убедиться. Конечно, если ребенок не тот, за которого его принимает его мать, тогда все они предприняли абсурдное зимнее путешествие просто потому, что маленький мальчик соскучился по отцу и из-за этого видел плохие сны. Лучше пока об этом не думать, решил Винаж.

Это оказалось довольно просто. Энергия, необходимая для путешествия, для дороги, пробудила спящие чувства в командире. Некоторые боятся открытых пространств, тягот путешествия. Он не из таких людей. Отправившись в дорогу в день, такой теплый, что казалось, Перун и Богиня благословили их путь, Винаж был счастлив. Шаски тоже был очень счастлив.

Только когда они приближались к Сарантию, некоторое время спустя, его настроение изменилось. Он никогда не был болтливым ребенком, но имел привычку иногда напевать себе под нос в дороге или успокаивать свою маленькую сестричку по ночам. Пение прекратилось примерно за неделю до их прибытия в Сарнику. А вскоре после этого мальчик совсем замолчал, стал бледным и болезненным на вид, хотя ни на что не жаловался. Через несколько дней они наконец прибыли в Деаполис на южном берегу знаменитого пролива, увидели черный дым на противоположной стороне и огонь.

В Кабадхе, в великолепном дворце над садами, которые каким-то чудом свешиваются со склона горы до самого речного русла, где искусственные водопады струятся среди цветов, а деревья растут верх корнями, Ширван Великий, Царь Царей, Брат солнца и лун, ложился в ту зиму спать с одной из своих жен или любимых наложниц, но сон его был тревожен и некрепок, несмотря на напитки и порошки, которые готовили для него лекари, и молитвы жрецов, которые пели у изголовья и в ногах его постели, перед тем как он ложился почивать.

Это продолжалось уже долго.

Собственно говоря, каждую ночь после его возвращения с юга, где он чуть не погиб. Ходили тайные разговоры — хотя об этом никогда не упоминали в присутствии самого великого царя, — что темные сны перед рассветом часто приходят к тому, кто пережил великую опасность и кто постоянно сознает близкое присутствие Врага Азала, чувствует прикосновение его черных крыльев.

Тем не менее однажды утром Ширван проснулся и сел на постели, по пояс обнаженный, с красным рубцом от раны на ключице. Глаза его уставились на нечто невидимое в воздухе, и он произнес вслух пару фраз. Молодая жена, лежавшая рядом с ним, вскочила с постели и, дрожа, опустилась на колени, на пушистый ковер, нагая, какой пришла в мир вечного противоборства Перуна с Азалом.

Два человека, которые были удостоены чести находиться ночью в спальне царя, даже когда он спал с женщиной, тоже упали на колени, отводя глаза от прекрасных форм обнаженной девушки на ковре. Они научились не обращать внимания на подобные сцены и помалкивать о том, что еще видели и слышали. Или о большей части того, что видели и слышали.

Глаза Царя Царей в то утро напоминали холодное железо, позже с восхищением рассказывал один из них: жестокие и смертельно опасные, как меч правосудия. Его голос был голосом судьи, который взвешивает жизни людей после их смерти. Об этом рассказывать считалось дозволенным.

Слова, которые произнес Ширван и повторил снова, когда поспешно вызванные советники встретились с ним в прилегающей комнате, звучали так:

— Этого нельзя допустить. Мы будем воевать.

Часто случается так, что решение, которого стараются избежать, с которым борются, которое вызывает сильную тревогу и не дает спать по ночам, представляется очевидным, после того как оно уже принято. Человек с изумлением и испугом оглядывается на свои долгие колебания, удивляясь, что могло удерживать его от такого ясного, такого очевидного решения.

Так было и с Царем Царей в то утро, хотя его советникам, не разделявшим с ним его зимних снов, пришлось изложить все словами, чтобы они поняли. Конечно, можно было просто сказать им, что надо делать, ничего не объясняя, но Ширван правил уже давно и знал, что большинство людей действуют более эффективно, восприняв определенные идеи.