Выстрел издалека - Стивен Лезер

Джокер продолжал держать бинокль у глаз, лихорадочно соображая. У окна его автомобиля появился второй человек, который, протянув руку, вытащил ключи из замка зажигания.

– Опусти бинокль, – сказал первый, – и положи руки на руль.

Джокер повиновался.

– А в чем дело? – спросил он.

– Ты англичанин? – задал вопрос тот, что взял ключи.

Джокер почувствовал, что есть какой-то шанс.

– Я турист и я заблудился, – ответил он.

Ствол крепко ткнул его в шею.

– Это с биноклем-то? – сказал тот, что справа. – Ты нам тут мозги не крути.

Насколько сумел разглядеть Джокер, у них был лишь один автомат, тот, что упирался ему в шею. Будь Джокер снаружи, вывернуться ему было бы довольно просто, и человек оказался бы достаточно близко, чтобы его можно было вырубить метким ударом, но в салоне места для движения было маловато, поэтому Джокеру оставалось только сидеть и ждать.

– О'кей, – произнес тот, что справа. – Держи руки на руле, пока я открываю дверцу. Одно движение, и ты покойник.

– Эй, я ведь и не делаю ничего, я просто сижу, – сказал Джокер.

Он продолжал жевать резинку и делать вид, что спокоен.

Дверца машины щелкнула замком и приоткрылась. Автомат все еще упирался в шею, и Джокер прикинул: если сейчас толкнуть дверцу, хлопнув ей по второму, и вырвать пушку, у него появится шанс, но решил пока ничего не делать. Он почувствовал, как дуло убралось, потому что человек отошел, чтобы открыть другую дверцу. Пистолет Джокера лежал под пассажирским сиденьем, но он понимал, что достать его у него нет ни малейшей возможности. Свой ход он сделает как только выйдет из машины. Двое мужиков, но только один автомат. Бывали расклады и похуже, но и из них он выходил победителем.

Тот, что справа, открыл пассажирскую дверцу. Он нагнулся, и Джокер повернулся в его сторону посмотреть, что он будет делать. И хотя, едва шевельнувшись, понял свою ошибку, но было уже поздно: приклад автомата стукнул Джокера по затылку, и мир в его глазах стал красным, а затем черным.

Чем дальше набирал обороты рабочий день, тем большее впечатление производила на Коула Элен. Новенькие столы и архивные шкафчики принесли к десяти часам, а чуть позже подоспели одетые с ног до головы в белое техники, чтобы подключить телефоны в количестве, достаточном для небольшой армии, и установить цифровой коммутатор на столе у Элен. Звонки могли проходить как через селектор, так и напрямую к рабочему месту. Из вашингтонской штаб-квартиры прибыли с полдюжины агентов ФБР, которые после короткого инструктажа О'Доннелла засели за телефоны, связываясь с отделами ФБР по всей стране и пересылая им фотографии террористов.

На коммутаторе Элен загорелся индикатор, и она ответила на звонок, в то время как Говард и Эд Малхолланд, стоя перед белой доской, чертили расписание президентских разъездов, помечая пункты разным цветом в зависимости от степени риска: черным – встречи в помещении, где снайперы не могли его достать, зеленым – где он двигался и представлял собой неудобную мишень, и красным – потенциально уязвимые места, где встречи происходили на открытом, незащищенном пространстве.

– Эд, вам звонят, – донесся голос Элен.

– Я возьму трубку здесь, Элен, – отозвался он, указывая на ближайший телефон.

Аппарат тотчас зазвонил, и Малхолланд снял трубку. Он молча выслушал что-то, улыбнулся, произнес пару слов и, положив трубку, повернулся к Говарду. Каменное лицо, прорезанное морщинами, словно осветилось изнутри.

– Сообщение из отделения в Балтиморе. Мэри Хеннесси останавливалась в отеле два дня назад. Ее опознали, и теперь у нас будут все данные о ее кредитной карточке.

Говард тряхнул крепко сжатым кулаком.

– Есть! – вырвался у него резкий возглас.

– Мы на верном пути, Коул, сомнений нет, – соглашаясь, произнес Малхолланд. – И теперь мы ближе к цели.

Сознание возвращалось к Джокеру словно волны, накатывающие на пляж, но каждый раз, когда голова начинала проясняться, какая-то темная сила увлекала его обратно, возвращая к кошмарам, где стреляли ружья, сверкали ножи, а люди умирали с ужасными криками. Боль присутствовала независимо от того, был он в сознании или нет, тупая, ноющая боль за правым ухом и обжигающе саднящая боль в запястьях, словно ладони отпилили тупой ножовкой.

Когда Джокер приходил в сознание, его веки, слабо трепеща, приоткрывались, и ему были видны носки надетых на нем туфель, едва касающиеся пола и безвольно обвисшие, словно у мертвеца. Находился он в каком-то темном и жарком месте, где над головой тянулись металлические трубы, а на стенах были деревянные панели. Боль в запястьях стала еще острее, как будто меж костями вогнали раскаленные иглы. Плечи ныли, и он чувствовал, что руки вывихнуты в суставах. Затем вновь наступало забытье, и он видел черную зловеще хохотавшую женщину, полосующую его длинным острым кинжалом. Чуть позже его глаза опять приоткрылись, и он наяву увидел ее лицо с демонической улыбкой в нескольких дюймах от своего, но расслышать, что она говорит, не мог из-за звона в ушах. Он вновь провалился, а когда очнулся в следующий раз, ее уже не было. Джокер остался один со своей болью.

Руки превратились в два кровоточащих обрубка. Он приподнял голову, отчего к горлу подкатила волна тошноты, и попытался рассмотреть свои руки, вытянутые над головой. Ладони были скованы блестящей стальной цепью, заляпанной кровью и обмотанной вокруг трубы под потолком. Цепь держала весь его вес и глубоко врезалась в запястья. Джокер попытался оттолкнуться ногами от пола, но едва сумел достать до него. Для него, находящегося еще в состоянии грогги, эта попытка оказалась не по силам, и он повис всем весом своего тела на цепях, зарычав от боли.

Время словно остановилось. Мозг пульсировал в такт биению сердца, казалось, что цепь прорезала запястья до самых костей и вот-вот разорвутся плечевые суставы. Во рту пересохло, а глотка распухла так, что каждый вздох давался с трудом. Скосив глаза, Джокер оглядел запястья и заметил, что цепь на них замкнута лишь маленьким висячим латунным замком. Другим, более массивным висячим замком цепь была накрепко прикована к трубе. Он знал, как открывать такие замки, но руки его были в столь ужасном состоянии, что он осознавал всю безнадежность своего положения.

Джокер вновь попытался балансировать на цыпочках, чтобы хоть немного снять напряжение с рук, но ноги не слушались, и он вновь повис на цепях, причем на этот раз боль в запястьях стала во сто крат сильнее. У него не было возможности определить время, но в комнату откуда-то сзади пробивался дневной свет, поэтому он понял, что вечер еще не наступил.

Справа виднелась лестница, уходящая наверх к дверям. У ее основания стоял слесарный верстак, на котором валялись различные инструменты: напильник, набор отверток, пила, садовые ножницы и пара мощных кусачек. Там же стояла солонка и деревянный ящик, из которого торчали черные пластиковые ручки кухонного набора ножей. При виде ножей и соли Джокером овладело плохое предчувствие.

Его рубашка пропотела насквозь, и он чувствовал, как струйки пота стекают по ногам. Дверь вверху отворилась, и в прямоугольнике света показалась чья-то фигура. Рука поискала выключатель, и вскоре под потолком вспыхнули лампы дневного света, заполняя подвал белым свечением.

Джокер скосил глаза и попытался сфокусировать их на фигуре на лестнице. По ступеням застучали каблуки, а в дверном проеме появились еще две фигуры. Джокер услышал мужские голоса и грубый, смех, затем первая фигура очутилась перед ним. Мэри Хеннесси. Волосы ее были выкрашены в белый цвет и слегка завиты, но, несмотря на это, она мало изменилась с тех пор, как он видел ее в последний раз лицом к лицу.

– Я тебя знаю, – тихо сказала она.

Джокер попытался что-то произнести, но горло его так пересохло и саднило, что невозможно было вымолвить ни слова. Он кашлянул и ощутил во рту вкус крови.

Мэри Хеннесси повернулась к двум мужчинам, стоявшим сзади.

– Джентльмены, разрешите представить вам Майка Креймера из САС. Наемный убийца по заказам британского правительства.

Джокер покачал головой, но движение это вызвало приступ головокружения, и все перед его глазами задрожало, как мираж. Он застонал и попытался облизнуть пересохшие губы. Один из мужчин с лысеющей головой и широкими черными усами заговорил:

– Ты уверена? – спросил он Хеннесси с ближневосточным акцентом.

– О да, – отозвалась Хеннесси. – Совершенно уверена. – Она опять повернулась к Джокеру, взялась за полу его рубашки и, дернув, распахнула, обнажая грудь и живот, влажно поблескивавшие при люминесцентном свете. Отошла в сторону, чтобы двое мужчин могли полюбоваться толстым бугристым шрамом, тянущимся от грудины через живот, к самому паху. Медленно, почти чувственно она провела указательным пальцем вдоль всего шрама до того места, где он скрывался в джинсах. Джокер ощутил, как мышцы живота конвульсивно напряглись. – Вижу, сержант Креймер тоже помнит, – мягко сказала она.