Жесткая посадка - Михаил Кречмар

Михаил Кречмар

Жесткая посадка

Полыхает кремлёвское золото,

Дует с Волги степной суховей,

Вячеслав наш Михайлович Молотов

Принимает берлинских друзей.

Карта мира верстается наново,

Челядь пышный готовит банкет,

Риббентроп преподносит Улановой

Хризантем необъятный букет.

…Смотрят гости на Кобу с опаскою,

За стеною гуляет народ,

Вождь великий сухое шампанское

За немецкого фюрера пьёт.

– Вы золота самородок найти? – жадно спросил немец.

– Ну нет, – отвечал я. – Всем я занимался в жизни, кроме кладоискательства. Любой дурости бывает предел.

Пролог. 1942 год

Наступил жаркий по северным меркам день – 20 июня 1942 года. У норы, выкопанной под обширным кустом кедрового стланика, похожим на растущие из земли сосновые ветви, сидел старый сизый лисовин и, приоткрыв пасть, глядел на своих щенков, играющих на куче песка и мелких камешков. Щенки были страшненькие, неуклюжие, какого-то непонятного оливкового цвета, носики их были тёмненькие, а глаза узкие, и они очень смешно играли, повизгивая и покусывая друг друга. Лисовин глядел на них, распластавшись брюхом по нагретому камню. Он радовался выводку куропатки, который передавил сегодня поутру, когда глупые птицы ещё дремали в зарослях карликовой берёзки, одурманенные туманом и сумерками. Одного из этих птенцов он принёс лисятам, и они вдоволь успели наиграться, прежде чем задавили его насмерть. Старый лисовин был доволен собой, куропатками, камнем, который грел его брюхо, лисятами, и он ничего не знал о странных железных машинах, которые катили по выжженной солнцем степи в пяти тысячах километров от него.

А если бы и знал, то про себя бы усмехнулся по-лисьи, потому что никаким железным машинам не переехать четыре великие реки, не подняться по одиннадцати горным хребтам, не преодолеть хребет Джугджур и не выйти к побережью Охотского моря, где располагалось его, сизого лисовина, логово.

И тут его размышления и тихую животную радость прервало странное жужжание, приближавшееся с той стороны, куда всегда исчезало солнце.

Лисовин поднял уши (жужжание превратилось в отвратительный рёв), вскочил, закидал в нору ничего не понимающих лисят и, уже сам скрываясь в логове, увидал мелькнувшую над землёй тень. После чего земля вздрогнула, пахнуло чем-то чужим и страшным, и три входа в нору засыпало камнями и песком.

Старый лисовин рискнул вылезти из норы только в сумерках. Он был опытный лесной житель, и его обиталище имело восемь, а то и десять выходов. Лисовин сидел, прислушиваясь к странному, совершенно нездешнему звуку. Он раздавался время от времени, раз в три–пять минут.

На склоне сопки, там, где за камни ещё вчера зацепились несколько кустов стланика, громоздилось огромное сооружение, испускавшее чуждый острый запах и издававшее ритмичные звенящие звуки. Но сооружение не шевелилось, и лисовин направился туда небыстрой трусцой, готовый в любой момент скрыться в норе. Звуки не были живыми – по своей ритмичности они были похожи на морской прибой или скрип дерева о дерево во время ветра.

Неожиданно лисовин остановился – перед его лапами растеклась лужа остро пахнущей жидкости, такой же вонючей, как его, лисья, моча. Ему захотелось, высоко подпрыгнув, умчаться отсюда прочь, даже не в нору, слишком близко от которой расположилась эта страшная вещь, а на самую дальнюю марь в этих местах. Но любопытство пересилило, и лисовин двинулся дальше, оглядывая неведомое.

За несколько дней лисья семья привыкла к огромному сооружению, нависающему прямо над их гнездом, и лисята вновь принялись беспрепятственно шалить на песчаной куче под надзором старого лиса. Но вот однажды нос отца уловил в букете самых разнообразных запахов, издаваемых сооружением, один, уже очень знакомый с детства, – так пахло гниющее мясо.

Лис подошёл к исковерканной груде металла и приблизился к месту, которое напоминало ему лисий лаз, – запахом тянуло оттуда. Края этого отверстия были изломаны и страшны, в середине лета они блестели, как ледяные склоны гор в середине марта, и были так же холодны на ощупь. Но лисовина манила пища, и он втянул своё тело внутрь.

Он оказался внутри огромной пещеры, своды которой поддерживались рёбрами, изогнутыми, как стволы берёз, придавленных снегопадом. Потолок пещеры терялся для лисовина во мраке, и он, преисполнившись ужаса, опрометью выскочил наружу. Но сладкий запах тления тянул его внутрь, и лис, чуть поколебавшись, вновь исчез в рваной дыре. На этот раз он уже решительно побежал вперёд – по блестящему холодному полу, странно напоминавшему лёд, только покрытому ребристой насечкой, к освещённому пятну в конце этой странной ледяной трубы.

Там, под прозрачной скорлупой, отгораживавшей пещеру от неба, на изогнутых конструкциях, похожих на искорёженные ветром лиственницы, лежали два огромных, пахнущих мясом, кулька. Кульки эти были покрыты чем-то, что напоминало лисовину то ли листья, то ли мох, но едва лисовин решительно потянул за край шкуры одного из них, рядом с ним свесилась белая, безжизненная лапа – такая же, как у суслика, с пятью пальцами, только без волос, и когти у неё были плоские. Лисовина это ничуть не испугало – он понял, что видит перед собой мёртвые существа из мяса и кожи, и эти существа можно и нужно есть.

1967 год. Димка

21 ноября 1967 года двое рабочих на тракторе С-100 пытались разыскать главную базу Орхоянской геодезической экспедиции. К трактору были прицеплены сани, нагруженные несколькими бочками с соляркой, ящиками с продуктами, строительными материалами для изготовления триангуляционных пунктов, палаткой, спальными мешками, рюкзаками с личным снаряжением – словом, абсолютно всеми вещами геодезистов, потому что в кабину трактора, кроме двух человек, всунуть можно было разве что только карандаш. Проблема заключалась в том, что в начале пути начала заметать позёмка, которая постепенно превратилась в буран, и в этом буране трактор потерял свою протоптанную колею и теперь, как огромный неуклюжий зверь, подслеповато высвечивал фарами молоко горизонтально летящего снега.

– Давай-ка, погляди пальцы, Димка, – крикнул тракторист своему молодому напарнику, и тот, распахнув дверь, вывалился в сугроб и начал командовать: «Вперёд!», «Назад!», «Стой!». Все команды подавались руками, потому что сквозь стук дизеля и вой пурги ничего не было слышно.

Почти.

Димка углядел торчащие из сочленений гусеницы штыри, забил их несколькими ловкими ударами кувалды и вдруг сделал руками знак, который тракторист не понял.

– Чего? – попытался докричаться водитель сквозь пургу.

– Тише сделай!

Тракторист не понял, но повиновался. Теперь трактор стучал как бы через раз: бу-тук – бу-тук – бу-тук!

Напарник запрыгнул в кабину и ткнул пальцем в белую мглу.

– Туда! Нам знак подают! По железу стучат!

– А что по железу стучат, а не ракету дают?

– Да как ты ракету увидишь в таком буране? Да и отнесёт её незнамо куда… А так – по бочке, видимо, барабанят.

Трактор, постукивая своим стосильным дизелем, бодро двинулся вперёд, но метров через семьдесят осветил фарами почти вертикальный горный склон.

– Ну что? Куда теперь-то? Это ведь трактор, а не самолёт…

– Погодь!

Напарник вновь выскочил из кабины, а тракторист сбросил до минимума обороты двигателя. Откуда-то сверху шёл постоянный металлический звон – будто где-то в пурге время от времени гудел колокол.

Димка, чуть подумав, двинулся вверх по склону.

Звон становился всё слышнее и слышнее. Свет тракторных фар за спиной начал меркнуть, и молодой парень неожиданно оказался словно в круглом зале, где стены, пол и потолок составлял снег. Диаметром зала и было расстояние, на которое он что-либо мог видеть в пурге.

– Десять шагов вперёд – и обратно, – сказал сам себе Димка, борясь с настоящим страхом, – в такую пургу можно в метре от трактора потеряться, а я на сто отошёл. Раз… Два… Три… Четыре…

И из пурги, чёрными рваными кляксами медленно проступая сквозь стену снежного зала, на Димку надвинулся остов разбитого самолёта, куски обшивки которого хлопали на ветру…

Виктор. 2003 год

Рабочий день шёл к концу, но народу в салоне совершенно не убавлялось. Меня это не могло не радовать – покупали хорошо, особенно сейчас, в конце года, когда во многих компаниях выплатили рождественские премии и люди стремились их потратить, в том числе на подарки. Я мельком взглянул на кассу, и на душе ещё более потеплело – там стояла молодая дама в меховой шубке и просила оформить ей продажу «вот этого вот компьютера, ну, вы видите, где такое вот бегает… Ну вот, оно уже разлетелось…» Компьютер этот был корпоративным сервером, для демонстрации на котором крутилась «квака» [1], и я с большой теплотой подумал о том, что вот именно эта дама – «наш» клиент. Меня даже перестал раздражать слепленный кем-то из сотрудников идиотский лозунг «В новый год – с новым компьютером!», но подумал, что было бы неплохо сделать какую-нибудь конфигурацию и назвать её – «Для жён молодых бизнесменов». Или – «Для молодых жён бизнесменов». Чёрт его знает.