Одна из них - Ромм Катерина

Старуха обошла ложе, покосилась на безжизненные серые кристаллы и задержала взгляд на Призраке. Та опустила искру и оценивающе разглядывала Лемери.

– Есть пистолет? – спросила она напрямую.

– Не знаю, что это, – отозвалась старуха.

Призрак вскинула брови и повернулась к Мари.

– Я оставлю вас на секунду. Держись! – и, протиснувшись между Лемери и расплывшейся стеной, Призрак выскользнула из комнаты.

Мари не успела возразить. Она надеялась, что Призрак побежала за помощью. Что ей делать, если старуха сейчас слетит с катушек и натворит что-нибудь? Схватит кристаллы? Нападёт на неё или, ещё хуже, на Кассандру?

Лемери припала мешковатой щекой к запястью Кассандры и принялась бормотать себе под нос.

– Что вы творите? – обомлела Мари.

Лемери оторвалась на мгновение и посмотрела ей в глаза.

– Жениса чувствую. Он тут. Все духи близко. И я хочу, но я не могу… Девочка – последняя кровь от Жениса. Её кровь остынет, на рассвете остынет, сгорит, и… не останется больше Жениса.

– Кто это – Женис? – спросила Мари, но старуха не потрудилась объяснить. Она была как в экстазе и вдруг – заплакала… – Ну-ну – пробормотала Мари.

– Я сумасшедшая, – со свистом выдохнула Лемери. Блестящие крупные слёзы капали на тело Кассандры. – Я не хотела жить, не хотела… И Ангел наказал меня… А потом… – она, кажется, не знала, как выразить мысль. Перешла на незнакомый Мари язык и продолжила бормотать быстро и неразборчиво.

Мари было жаль её в этот момент – неважно, кто она и откуда. Просто по-человечески было жаль старую отчаявшуюся женщину. Маленькое сгорбленное тело сотрясли рыдания. Мари подхватила старуху под локоть, и та, почувствовав опору, тут же ослабла и обмякла в руках Мари. И неожиданно Мари ощутила в себе силу – вот так, просто утешая кого-то, кому ещё хуже, чем ей.

– Давайте присядем, – пробормотала она, с трудом удерживая старуху. Она поискала глазами табурет, но он был слишком далеко. – Или приляжем, чего уж…

Бережно опустив Лемери на песчаный пол, Мари подложила ей под голову брошенные Призраком книги.

– Так лучше? – спросила она.

– Très bien, – пробормотала Лемери. – Enfant, j’avais un rêve… Enfin, la fin[7]

Теперь, когда старуха больше не прикасалась к Кассандре, у Мари отлегло от сердца. С минуту она разглядывала Лемери – та, казалось, заснула. Мари выдохнула, потёрла глаза и поняла, что её тоже клонит в сон. Призрак была права, ей нужно вздремнуть. Но ведь не сейчас же! Не сейчас…

Не сегодня.

Мари вздрогнула и с усилием разлепила веки. Они по-прежнему были одни: она, Кассандра и… Мари ахнула и в недоумении отшатнулась от Лемери, больно ударившись плечом о деревянное ложе. Куда подевалась древняя старуха?! Морщины разгладились, спина и плечи выпрямились, длинные, бронзового цвета волосы разметались по плечам и полу. Перед Мари лежала не старуха и даже не женщина, а худая девочка-подросток. И Мари была уверена, что девочка не дышит, что она мертва, но проверить это у неё не хватало духа. Это было безумие! Безумие! Мари закричала.

За спиной раздался ответный крик – полный боли и отчаяния возглас, разрывающий душу. Так кричат, вырываясь из кошмарного сна, – или думают, что кричат. Мари зажала уши. Наверное, это только у неё в голове… Наверное, она сошла с ума!

И всё-таки, даже не оборачиваясь, Мари знала, что это не так. Она затылком чувствовала обращённый на себя взгляд. Железной хваткой сомкнулась ледяная ладонь на её плече.

Оторвав трясущиеся руки от ушей, Мари положила их на ладонь Кассандры. Нужно скорее её согреть… Обнять и не отпускать. А потом они встретят рассвет – вместе.

Часть VI

Когда первые лучи августовского солнца коснулись острого шпиля собора Святого Горальта и ночь отступила, оставив клочья тьмы лишь в узких проулках да в кельях научных работников, у чёрной кладбищенской ограды остановился автомобиль Холланда.

– С божьей помощью, – кивнул Холланду выбежавший навстречу охранник. – Я отгоню машину, а вы идите. Предводитель уже ждёт.

Уильям Холланд мрачно вдохнул свежий ельнский воздух. Тут не помогут ни боги, ни танцы с бубном… Вот Эдгар Линчев мог бы, но… Холланд передёрнул плечами, отгоняя воспоминания.

Бросив машину, он прошёл через калитку. В полумраке белели надгробные колонны – «пеньки», как он их называл. Выточенные из светлого камня и украшенные узорами и текстами, пеньки были разной высоты, от нескольких сантиметров до, наверное, полутора метров – тем выше, чем дольше жил человек. Верхушка у пеньков была скошена: там гравировали имя и годы жизни и туда же ставились свечи, для которых делались специальные выемки. Быстро шагая мимо старых могил, Холланд подумал об умершей дочери Эстель. Наверное, они и для неё такой столп соорудят, с них станется. А где поставят? Неужели обратно во Флору полезут, на королевское кладбище? После разрушения башни и генератора там почти не осталось охраны, но они-то этого не знают.

Полукруглый вход в собор был отреставрирован, но двери в главный зал заколочены досками. Этот собор не стали сохранять для туристов – какие туристы в Ельне? Однако просторные подземелья решили переоборудовать в секретную лабораторию: подальше от чужих глаз и в то же время в одном из самых благонадёжных городов Федерации.

Холланд сбежал по широким ступеням к бронированной двери, ввёл код, приложил палец к сканеру и наконец был допущен в залитый искусственным светом стерильный коридор. Холланд чертовски опаздывал. Из-за бессмысленного визита в Ангору, на котором настояла Эстель, Роттер не смог дозвониться до него в Алилуте. Приказ срочно направляться в Ельну застиг Холланда на обратном пути в тюрьму. Пришлось переиграть: оставить Эстель с водителем, а самому немедленно отправиться в Ельну. Он ехал всю ночь и понимал, что теперь и Роттер будет недоволен, и Эстель – из-за того, что он даже не взглянул на труп Кассандры. А что ему было делать? Разве он в этом виноват?

Щуплый мужчина в нелепой рубашке в полоску выглянул из кабинета и окинул Холланда подозрительным взглядом.

– Майор Холланд, – доставая удостоверение в синей кожаной обложке из внутреннего кармана, устало вздохнул Уильям.

– Вас ожидают, – пробормотал сотрудник и повёл Холланда вперёд по коридору.

В просторной лаборатории в глаза прежде всего бросалось огромное электронное табло на стене, повешенное неровно, словно в спешке. Шесть цифр, разделённых двоеточиями: двадцать восемь, одиннадцать и тридцать три… тридцать четыре… тридцать пять. Холланд поспешно отвернулся от сменяющих друг друга секунд. Он не хотел видеть эти страшные цифры, которые означали, что Соединённая Федерация уже более суток отрезана от Земли.

Несмотря на ранний час, несколько учёных сидели на местах, уткнувшись в мониторы. По экранам ползли цифры, трёхмерные модели генератора вращались вокруг своей оси, многоярусные формулы выводились прямо на стены. Редкое зрелище для Соединённой Федерации, где почти не было со временной техники: «умные» устройства не вписывались в идеологию Роттера-Линчева. Впрочем, Холланд догадывался, что на самом деле технологический дауншифтинг и отказ от интернета и искусственного интеллекта были вынужденной мерой. Хорошей миной при плохой игре. Новый мир безнадёжно отстал от Земли, импорт готовых устройств и редких металлов стоил слишком дорого. Приходилось кичиться тем, что есть, и делать вид, что так и было задумано.

Оторвав взгляд от сосредоточенных сотрудников, Холланд наконец заметил в другом конце лаборатории предводителя. Отделённый от общего зала стеклянной перегородкой, Роттер, похоже, отчитывал мужчину в белом халате и очках. Из-под халата виднелся хороший серый костюм с галстуком. На мгновение остановившись перед прозрачной дверью и постучав – хоть его и было видно, приличия ради, – Холланд вошёл в кабинет и хлопнул себя по груди.