Пылающие небеса (ЛП) - Шерри Томас

Они вошли в Горнило, сидя на кровати на почтительном расстоянии друг от друга. Однако, открыв глаза, Тит обнаружил голову Фэрфакс на своем плече, а ее руку в своей на обложке книги.

Он не сразу отпустил ее ладонь. Надо было, но Тит почему-то не шелохнулся. Его дыхание стало поверхностным, почти прерывистым. Челюсть щекотали волосы Фэрфакс, словно она наклонилась, чтобы посмотреть на Тита.

В его венах пульсировало горячее желание. Одна секунда. Две. Три. Если он досчитает до пяти, и она не двинется…

Четыре секунды. Пять се…

Ее пальцы стиснули его руку. А в следующее мгновение Фэрфакс встала и отошла. У противоположной стены развернулась и беззаботно скрестила ноги в лодыжках, будто ничего не произошло. Ничего и не произошло, но около пяти ужасно долгих секунд Тит колебался на краю.

Он собрался:

– Что сказала Оракул о твоем опекуне?

– Что он недолго останется в Инквизитории.

– Как он сбежит?

– А оракулы отвечают на такие вопросы?

Послышался громкий стук в дверь, но не к Титу, а в комнату Фэрфакс.

– Ты там, Фэрфакс? – спросил Купер. – Я бы не отказался от помощи с сочинением-критической статьей.

– Мое стадо блеет. Пора их пасти. – Она распахнула дверь. – Купер, старик. Ты скучал по мне?

Тит по ней уже скучал.

Едва она вышла, он открыл Горнило на иллюстрации к «Оракулу Тихих вод». Лицо Иоланты смотрело на него с поверхности бассейна. Как он и надеялся, способность водоема ухватывать черты всякого, кто в него заглянул, не была подвержена чарам неповторимости.

Тит Пятый придумал этот фокус, потому как хотел, чтобы все великие и ужасные маги, оставшиеся внутри Горнила, походили на него. Тит Седьмой совсем не любил смотреть на собственное лицо даже в зеркале, но испытывал огромную благодарность к предку за то, что тот был столь глуп.

Теперь Тит мог вставить Фэрфакс в любую сказку по своему выбору.

Теперь он мог ради нее сразиться с драконами.

И теперь он мог вновь ее поцеловать.

Сложно предсказать, насколько сильным вырастет стихийник-ребенок. Малыш, в гневе способный сдвинуть фундамент дома, став взрослым, может оказаться в силах поднять лишь камень в четверть тонны.

Иногда верно и обратное. Маг стихий, что при нормальных обстоятельствах может сдвинуть лишь камень в четверть тонны, вполне способен поднять вес в двадцать раз тяжелее, когда от этого зависит его или ее жизнь.

Из книги «Жизнь и деяния великих магов стихий»

Глава 19

Образование мальчиков в Британии отчасти состояло из зазубривания наизусть. На уроках повторения ученики декламировали порядка сорока строк на латыни, которые им задавали.

Тит редко рассматривал мир через ту же призму, что и его одноклассники. Но в отношении сего отупляющего упражнения полностью их поддерживал – это колоссальная потеря времени. Хуже того: хотя, произнеся свои строки, мальчик и мог покинуть класс, вылетев оттуда словно щенок, слишком долго удерживаемый на привязи, нельзя было отвечать, пока тебя не вызовут. И Фрамптон неизменно заставлял Тита ждать, пока почти все не уйдут.

Однако в день, когда Тит впервые вернулся в класс после недели болезни, учитель вызвал его вторым, сразу после Купера, всегда декламировавшего безупречно, дабы установить планку для всего класса.

Тит, который рассчитывал, как обычно, запомнить строки во время их многократного прослушивания, запинался на каждом слове.

Фрамптон неодобрительно цыкнул:

– Ваше высочество, вы скоро примете бразды правления великолепным древним королевством. Эта мысль, верно, должна заставлять вас больше стараться.

Что-то новенькое. Он, конечно, не без наслаждения заставлял принца просиживать штаны, но никогда прежде не вступал в открытое противостояние.

– Успех моего правления не зависит от способности повторить никому не нужные латинские вирши, – холодно заметил Тит.

Фрамптона отповедь нисколько не смутила.

– Я говорю не о запоминании и чтении данных строк, а о понимании своих обязанностей. По моим наблюдениям, молодой человек, вы обладаете слабым представлением о долге и ответственности.

Сидящая рядом Фэрфакс задержала дыхание. И не она одна. Замер весь класс.

Тит напоказ рассматривал запонки на своих манжетах.

– Не имеет значение, что подобный вам лакей думает о моем характере.

– О, но времена меняются. В наши дни принцы из тысячелетних династий вполне могут остаться без трона, – мягко произнес Фрамптон. – Следующий Сазерленд. Будем надеяться, что вы подготовились лучше.

Тит, не теряя времени, вышел. Едва оказавшись в своей комнате в пансионе, он положил лист бумаги под пишущий шар. Новых донесений не было. Совсем не удивительно – всего три часа назад Далберт сообщил, что состояние инквизитора мало изменилось.

Но если она остается без сознания, почему Фрамптон проявил агрессивность? Просто хотел напомнить, что Тит стал персоной нон-грата в атлантийских кругах, лишив трудоспособности одного из самых талантливых помощников Лиходея?

Тит нервничал. Прошло уже больше недели после допроса, но он по-прежнему не представлял, как интерпретировать видение в прореху: небо, полное виверн и изрыгающих огонь бронированных колесниц. Продвижение Фэрфакс к величию застопорилось после прорыва с воздухом. Единственный явный прогресс в их делах – сумка для чрезвычайных ситуаций, которую они приготовили и спрятали в заброшенном амбаре.

Продолжать так, отдавшись на милость неподвластных им событий, невозможно. Необходимо найти способ нейтрализовать инквизитора, исследовать видение и ускорить полное овладение Фэрфакс стихиями.

Тит обратился к дневнику матери, надеясь на подсказку. Если от допроса инквизитора и была какая-то польза, так в его полностью восстановленной вере в мать. Нити судьбы сплетались загадочно, но Тит убедился, что принцесса Ариадна, пусть и ненадолго, приложила руку к ткацкому станку.

Он медленно переворачивал страницы одну за другой, ощущая своеобразное тревожное покалывание в животе. И вскоре добрался до новой записи.

«26 апреля, 1020 державный год».

Ровно за год до ее смерти.

«Странное видение. Не знаю, что с ним делать.

Тит, похоже, пребывающий в том же возрасте, что и во время наблюдения с балкона за отдаленным феноменом, но в странных – немагических? – одеждах высовывается из окна маленькой комнаты. Она не из тех комнат, которые я видела в замке, в Цитадели или в монастыре, непримечательная, за исключением странного флага на стене – черного с серебром, с изображениями дракона, феникса, грифона и единорога».