Пылающие небеса (ЛП) - Шерри Томас

Кашкари кивнул:

– С десяти лет.

– Тогда ты узнал, что тебя отправят учиться заграницу?

– Да, на свое десятилетие. Я помню этот день, потому что родственники все время рассказывали, как в ночь моего рождения произошел звездопад.

– Что?

– Я родился в разгар метеоритного ливня.

– В ноябре, – Иоланта все еще затруднялась в английском времяисчислении, – тысяча восемьсот шестьдесят шестого?

– Да, тогда. А потом они упомянули о еще более крупном метеоритном дожде в тридцать третьем.

– То есть, в тысяча восемьсот тридцать третьем?

– Самый грандиозный метеоритный ливень, согласно...

– О, смотри, Тюрбанчик и Милашка!

Через дорогу от них стояли и хихикали Трампер и Хогг.

– Кто-то должен их выпороть, – заметила Иоланта, и не думая понижать голос.

– А ты порешь своего принца каждую ночь? – спросил Хогг, непристойно поводя бедрами.

Другие ученики по обеим сторонам улицы останавливались понаблюдать за происходящим.

– Не обращай на них внимания, – спокойно сказал Кашкари.

– Убирайся домой, к своей семье, где молятся идолам и женятся на сестрах, – начал Трампер. – Нам здесь такие, как ты, не нужны.

Все, хватит. Покрепче сжав крикетную биту, Иоланта перешла через дорогу.

– Какую большую палку ты несешь! – фыркнул Хогг. – Принц любит охаживать тебя ею?

Иоланта улыбнулась:

– Нет, это мне нравится охаживать ею твоего друга.

Она взмахнула битой. Не слишком сильно, поскольку не хотела убивать, но все же встреча орудия с носом получилась весьма удовлетворительной.

Из ноздрей Трампера брызнула кровь.

– Мой нос! – взвыл он. – Он сломал мне нос!

– А тебя? – обратилась Иола к Хоггу. – Тоже приложить?

Он отступил на шаг:

– Я... Я должен ему помочь. Но ты еще пожалеешь!

Несколько мальчишек из близлежащих зданий повысовывались в окна.

– Что происходит? – спрашивали они. – Что за вопли?

– Ничего, – ответила Иоланта. – Какой-то идиот врезался в фонарный столб.

Трампер и Хогг убрались под взрывы смеха – похоже, их никто не любил.

Когда Иоланта вернулась к Кашкари, тот посмотрел на нее со смесью тревоги и обожания.

– Очень решительно с твоей стороны.

– Спасибо. Надеюсь, они теперь дважды подумают, прежде чем оскорблять моих друзей в моем присутствии. Так что ты говорил о метеоритном ливне в тысяча восемьсот тридцать третьем?

* * *

Тит вздрогнул, выбираясь из шлюпки, в которой провел последние три часа, гребя вверх и вниз по Темзе. На причале его ждала Фэрфакс.

– Что-то не так? – спросил он, стоило им отойти за пределы слышимости других гребцов. Обычно она не появлялась на пристани.

Фэрфакс в тревожном ритме постукивала по бедру крикетной битой.

– Разве за тридцать три года до моего рождения не было другого метеоритного ливня, еще более зрелищного? И пророчеств относительно великого мага стихий?

– Были. Провидцы вовсю предсказывали рождение величайшего стихийника всех времен.

– И?

– И он родился в маленьком королевстве в Аравийском море. В тринадцать лет он вызвал извержение подводного вулкана, который долгое время считался потухшим.

Огонь – это яркая сила, как и молния. Но способность двигать горы и поднимать из моря новые земли – мощь совсем другого масштаба.

Фэрфакс, явно под впечатлением, тихо присвистнула:

– Что с ним произошло?

– То королевство уже было под управлением Атлантиды. Отец и тетя мальчика погибли, участвуя в сопротивлении. Когда агенты Атлантиды прибыли, семья решила, что ни за что не позволит им забрать мальчика. Его убили.

На сей раз ее ответом стало долгое молчание.

– Каковы были последствия для его семьи? – наконец напряженным тоном спросила Фэрфакс.

– Насчет этой семьи не знаю. Но недовольство Лиходея оказалось очень велико, и все королевство пострадало от целого ряда карательных мер. Моя мать полагала, что неспособность Лиходея заполучить мальчика привела к потере его мощи, что, в свою очередь, вызвало ослабление власти над королевствами. Поначалу, несколько десятилетий кряду, маги этого не замечали. Но когда заметили, начались попытки выйти из-под контроля. Эпизоды неповиновения, которые превращались в бунты, а затем – в полномасштабные восстания.

– Январское восстание.

– Барон Уинтервейл собирался воспользоваться преимуществами массовых беспорядков повсюду. Юра к тому времени уже превратилась в кровавую баню с тяжелыми потерями с обеих сторон. У Атлантиды были проблемы и с Интер-Дакотой, и с королевствами второй половины континента. Ходили слухи и о недовольстве в самой Атлантиде. Лидеры Январского восстания думали, что станут последним ударом, который окончательно сломит ее господство.

– Но вместо этого оказались разбиты. Должно быть, Атлантида нашла способ обуздать новую энергию.

– Или старую. Моя мать полагала, что Лиходею пришлось опустошить собственную жизненную силу, которую он тщательно хранил на протяжении долгих веков своей жизни. Что объяснило бы, почему он так отчаянно стремится найти тебя.

Фэрфакс несколько раз крутанула крикетной битой. Движения становились все более твердыми и уверенными.

– Меня он не получит. И однажды может пожалеть, что вообще искал меня – нас, – а не убрался подобру-поздорову.

Лишь переодеваясь в своей комнате, Тит понял важность сказанного: она собиралась взять в свои руки свою судьбу. Их судьбу.

В груди возникло незнакомое чувство, теплое и невесомое.

Полного одиночества больше нет.

* * *

У двери принца Гая Тит стоял долго. Внутри ожидал убийца его матери, который спокойно умер в своей постели в преклонном возрасте.

Даже сейчас в душе бурлили гнев и ненависть. Но Оракул сказала, что нужно навестить того, кого видеть не хочется, а кроме инквизитора, Тит не представлял никого, чье присутствие было бы ему более отвратительно.

Он толкнул тяжелую дверь. Из комнаты полилась музыка: ноты сладкие и сочные, словно летние дыни. На низком белом диване в окружении пухлых синих подушек сидел симпатичный юноша, перебирая струны лютни.

– Где принц Гай? – спросил Тит.

– Это я, – ответил юноша.

«Но ты должен быть стариком».

Все остальные принцы и принцессы выглядели так, как в конце своей жизни. В частности, Гесперия, хоть блеск ее глаз и не потускнел, была сморщенной, как скорлупа грецкого ореха.

– Сколько вам лет?

– Девятнадцать.