Работаю актером - Михаил Ульянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Народное мнение — справедливое, нелицеприятное. Известно, что и в минуты для Георгия Жукова победные, звёздные и в минуты тяжёлые народ его не забывал, народ его не предавал, народ ему не изменял. Когда после большого перерыва Жуков появился в Большом театре, раздался гром аплодисментов и весь зал встал. Разве это не выражение любви не погасшей, не прошедшей?
Поэтому моё положение как актёра в этом смысле было очень серьёзным и очень ответственным. С народом шутки плохи. Обидеть его чувства, оскорбить их или, скажем, принять на свой счёт любовь, которая ко мне никакого отношения не имеет, а вся направлена на великого полководца, я не смею ни на йоту. Повторяю: характер Жукова во всей его полноте и всю его биографию мне не дано сыграть. По всей вероятности, это удастся кому-то ещё потом, в будущем.
Думается, наиболее точно, наиболее многомерно облик Георгия Константиновича воссоздан в картине «Маршал Жуков. Страницы биографии». В этой документальной ленте, в которой я принимаю участие уже просто как актёр Ульянов — веду это повествование, довольно явственно, доказательно и мотивированно показано, в чём, собственно, секрет обаяния, в чём секрет воздействия, в чём магнетизм этого человека. Тому, кто посмотрел эту картину, не может не стать совершенно очевидно, что у Жукова огромный воинский талант сочетался с трезвым русским умом, смекалкой и уверенностью в своих силах. Уверенностью, а не самоуверенностью. Это глубоко разные вещи.
Сейчас, когда я пишу эти строки, я закончил сниматься в картине «Битва за Москву». В этом событии, как известно, роль Георгия Жукова была исключительно серьёзной. Доминирующей. Недаром он сам считал, что наиболее памятная битва для него — битва за Москву, когда решалась её судьба, так как наша столица была в какой-то период в буквальном смысле этого слова открыта. Он так говорит об этом: «Была ли у немцев возможность войти в Москву? Да, такая возможность в период 16, 17, 18 октября была».
И вот в этой картине образ маршала проявляется во всём его волевом начале. Ведь именно он взял на себя всю полноту ответственности за оборону Москвы, которая была поначалу организована слабо. Только вовремя переброшенные сибирские дивизии стабилизировали положение, что и дало возможность начать 6 декабря 1941 года контрнаступление, которое закончилось разгромом немцев под Москвой. Но я думаю только одно: что образ Георгия Жукова ещё будет создан во всей многомерности и драматизме его судьбы. Не в наше, может быть, время, но будет картина, уже художественная картина, и, может быть, не односерийная, — «Маршал Жуков» или «Генерал Жуков». Есть же произведения, в центре которых образы Кутузова, Суворова. Я считаю, в той идеологической борьбе, которую мы ведём, необычайно важно чаще вспоминать наших героев, самых достойных сынов России.
Как-то, будучи в Польше, я попал с трудом на американскую картину «Двенадцать проклятых» или «Двенадцать паршивых» — что-то в этом роде. История двенадцати американских солдат, выполняющих смертельно опасное задание. Весьма средняя картина, а зал полный, потому что ловко завёрнута не такая уж свежая конфетка в очень яркую бумажку. Смотрят и удивляются — какие бравые парни эти солдаты.
А несколько лет назад я видел в Париже тоже американскую картину «Генерал Паттон». Опять всё лихо, складно и победно: характер острый, сюжет закрученный. И как-то мне стало обидно: а где же русский-то солдат, который проявлял чудеса, немыслимые чудеса храбрости, лихости и мужества?
Где же художественные фильмы о генерале Жукове, о Рокоссовском, о Черняховском, о Коневе? Почему мало вот таких наших картин на мировом экране?
Не сомневаюсь, что картина «Генерал Жуков» шла бы с не менее захватывающим интересом в Париже, Лондоне, Вене, чем «Генерал Паттон». Я своими глазами видел, с каким жадным интересом смотрели «Освобождение» в Индии, Непале, Йемене, Австрии — везде, где мне пришлось побывать с этой лентой.
Слов нет, в последнее время появилось несколько первоклассных документальных картин о войне — «Великая Отечественная…», «Зима и весна 45-го», «Всего дороже» и другие. Но нужны и художественные фильмы о войне, сделанные с такой же мерой правды и достоверности.
Однажды в Вене меня больно ударила одна встреча. Я был там на премьере «Освобождения» в те дни, когда отмечался праздник Победы. К памятнику советскому солдату представители посольства возлагали венки, вокруг стояли полицейские. Идёт группа семнадцати-восемнадцатилетних ребят.
— Что здесь? — спрашивают они полицейских.
— Сегодня день освобождения Вены.
— От кого?
— От немцев. Война была у русских с немцами.
— Первый раз слышу, — пожал мальчик плечами и ушёл.
Не мы виноваты в этом. Но мы должны делать такие картины о войне, чтобы их видели во всём мире.
Борьба — а идёт борьба идей — требует всё новых и новых бойцов на экране. Мы частенько не очень серьёзно относимся, по разным причинам, к этому участку борьбы. Не должен мир спасённый забывать, что самую кровавую долю войны с Гитлером нёс на себе советский солдат. Ради справедливости, ради памяти тех тысяч, что лежат по погостам Европы, мы должны быть расторопнее в этом вопросе.
Присущие Георгию Константиновичу работоспособность, трезвость суждений, и уверенность в огромном потенциале нашей армии, и некичливое желание учиться, и у врага в том числе, — это лучшие черты русского народа. Потому-то народ так полюбил Жукова — высшее проявление своих лучших свойств, потому-то ему безраздельно отдана любовь народа. «Тебя, как первую любовь, России сердце не забудет». И эта любовь, вероятно, будет выражена через художественные произведения не один, и не два, и не три раза.
Мои попытки сыграть маршала Жукова — первые, но, уверен, не последние. Ещё много раз, обращаясь к лихолетью войны, будут рассказывать о великом русском полководце Георгии Константиновиче Жукове.
Ковалев, Булычов, Кустов и другие
Работа над спектаклем или фильмом похожа на плавание корабля, который долго идёт к намеченным, нафантазированным берегам.
В пути бывают штили, когда работа стоит на месте, и бури, когда кажется, корабль не дойдёт, погибнет. Но вот наконец-то мы причаливаем — и как часто берег оказывается скалист, холоден и совсем не похож на тот, который представлялся нам, о котором мечталось. Неуютно здесь. Но, бывает, берег оказывается ярким, зелёным и приветливым, и это награждает тебя за все труды и тяготы пути, и ты счастлив, достигнув своей цели. Но актёр, как неугомонный путешественник, долго не может сидеть даже на тёплом и добром берегу. Его тянет дальше в дорогу. И опять предстоит ему путь к новым неизвестным землям, которые всегда загадочны, всегда неожиданны. Я ходил матросом на многих «кораблях» — спектаклях и фильмах. О некоторых я рассказал, о некоторых не сумел. Но все их помню, и все они по-своему дороги.
Неожиданный для меня генерал Чарнота из кинофильма «Бег» — эта роскошнейшая фантасмагорическая роль, какую только актёр может представить себе. Долго ходили режиссёры вокруг меня, пока решились доверить эту работу. Колоритнейшая фигура белого генерала, который бродит по Парижу в одних кальсонах, а потом выигрывает целое состояние, требовала совсем нового подхода и новых актёрских приспособлений.
На съёмках кинофильма «Бег» в Париже.
Слева направо: А. Алов, В. Наумов, А. Баталов. М. Ульянов
Как соединить в одной роли трагедию человека, дошедшего на чужбине до нищеты и потери человеческого достоинства, с гротесковыми и почти буффонными поступками неуёмного картёжного игрока и гусарского кутилы? Для меня этот персонаж, которого проще всего назвать отрицательным, небезразличен, как небезразлична любая человеческая трагедия. Как передать фантастический реализм М. А. Булгакова, где свободно и логично соединяются, казалось бы, несоединимые сцены — тараканьи бега в Стамбуле и трагедия чуть не погибшей на панели женщины? Всё сдвинулось в этом призрачном мире потерявших родную землю людей. Всё возможно в этом тараканьем бредовом мире. Но играть-то нужно живых, реальных людей, а не призраки и символы.
В том-то и поразительное своеобразие уникального таланта Булгакова, что он своих персонажей ставит в удивительные, фантастические условия, сохраняя при этом полнейшую «земность» и жизненность их. Вот и герои его «Бега» — живые, земные, житейски горькие и фантастически неожиданные люди. И среди них одна из самых грешных и трагических фигур — Григорий Лукьянович Чарнота — «запорожец» по происхождению.
И не поднять бы мне эту пышно-необъятную роль, не работай я под началом у таких талантливых, тонких и умеющих создать актёру чувство свободы и раскованности режиссёров, как Александр Александрович Алов и Владимир Наумович Наумов, и не имей таких партнёров, как Евгений Евстигнеев, Алексей Баталов.