Земля Злого Духа - Андрей Посняков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да сыщется. Зипун свой отдам – на Настену налезет. Там вон, в ельнике, у нас шалашик, костер…
– Людоедов, значит, не боитесь.
– Говорю же – не сунутся! Ох, атамане, – вспомнив вдруг, с некоторым смущением доложил послушник, – а ватажники-то нового вожака выбрали. Прям на кругу десятника Олисейку Мокеева и избрали. А он уж, спаси, Господи, загордился – фу-ты, ну-ты!
– Лучше бы Яросева Василия избрали, коли уж на то пошло. – Еремеев вновь потрогал шрам.
– Или – отца Амвросия, – сверкнул глазами Афоня.
– Отца Амвросия нельзя – он лицо духовное.
– Тогда Ганса!
– Так тот и вообще – немец.
Атаман ухмыльнулся, глядя на переодевшуюся в мужское платье невесту, и, покусав губу, молвил:
– Догоним вначале своих, а уж потом разберемся, что там да как.
– Ой, господине, – тряхнула челкою подошедшая Устинья. – Мыслю – разбиратися долго придется. Нехороший Мокеев человек, недобрый и до власти жадный вельми. Так же, как дева его, Оленка.
Иван с удивлением вскинул глаза:
– Так они поженились, что ли?
– Ага, поженились, как же! В грехе живут, блуд блудом. Отец Амвросий уж сколько им говорил, указывал, чтоб не на людях, без вызова… А все будто о стенку горох!
Махнув рукой, Устинья поплотней запахнула накинутую поверх рубахи жилетку, кожушок из оленьей шкуры с меховой выпушкой. Красивый такой кожушок, с узорами… Где-то атаман уже его видел… Ну да! Видел. Маюни в таком щеголял, правда, на голое тело. А теперь вот – Устинье отдал… или подарил… ишь ты!
– Маюни, друже, – обернувшись, подозвал Иван. – Тебе от нас благодарность глубокая. Не научил бы ты Настену речи ненэй-ненэць, нипочем бы мы от колдунов не выбрались, в болотине б утонули… или хуже еще.
– Господи, со святыми упаси! – сверкнув глазами, перекрестился Афоня. – Так вы у колдунов были?!
– У них, – спокойно кивнул Еремеев. – В узилище. Насилу выбрались.
– Так это…
– После расскажу, друже! Ну… или по пути. Где, говоришь, у вас костерок-то?
Они нагнали ватагу дня через три, именно столько дней казаки, отправив разведку, стояли лагерем на краю большого болота, протянувшегося неизвестно на сколько верст. Челноки еще издали заметил караульный – Ондрейко Усов, завидев атамана, обрадовался, аж в ладоши хлопнул:
– Вот ведь, Господи, радость-то какая, ага! Ну-у-у… теперя пир закатим!
Иван улыбнулся:
– Закатим, а чего ж?
Махнув рукой караульщику, вся честная компания поплыла дальше, к стоявшим у низкого берега стругам, к шатрам…
– Господи, глазам своим не верю! – подбежав, распахнул объятия отец Амвросий. – Атаман! Атамане! Нашелся! Пришел… Вот ведь радость-то! Эй, гляньте-ка, кто пожаловал!
Казаки и девы, радостно гомоня, обступили вернувшихся:
– Ох, атамане! А мы уж и не чаяли.
Часть ватажников, впрочем, никакой радости не испытывала, правда, таковых было немного… а многих верных друзей Еремеев что-то не видел. Ни Якима, ни немца Штраубе, ни Михейки Ослопа, ни…
– Ну, здрав будь, Иване, – с кислой улыбкою на толстощеком лице подошел к Еремееву Олисей Мокеев. – Меня вот тут, пока ты где-то бегал, казачки на кругу атаманом выкрикнули. Не знаю уж, любо то тебе али нет. Теперь уж сложу с себя властушку, раз уж ты есть…
Сказав так, Мокеев сдержанно поклонился, стоявшая же за ним Олена и не скрывала злобы, шептала себе под нос с ненавистью:
– Явился, ишь… ждали тебя тут, ага…
– Цыц! – отведя деву в сторонку, прикрикнул Олисей. – Молчи, дура, да кланяйся.
Олена сверкнула глазищами:
– Чего это я дура-то? Это ты дурень! Тебя ведь все казачки, на кругу, выбрали…
– Вот то-то и оно – выбрали, – невесело ухмыльнулся Мокеев. – А Иванку Строгановы назначили! И припасы, и струги, все здесь – строгановские. Потому их слово – указ.
– Да где эти Строгановы-то…
– Говорю ж! Молчи, дурища.
Десятник замахнулся было на глупую жонку, да, наткнувшись на злобный взгляд, опустил руку, глянул по сторонам да куда более тише промолвил:
– Там поглядим, Олена, как еще все сложится. Там поглядим…
К вечеру вернулись разведчики – Чугрей с Якимом, Василий Яросев, Силантий Андреев, Михейко Ослоп, немец… Увидели атамана… То-то было радости! То-то песен у костра попели, посмеялися. А утром Еремеев собрал круг. Вышел, плечи расправив, поклонился ватажникам:
– Знаю, вы вместо меня Олисея избрали. Что ж, казак он добрый и, раз выбрали, знать, люб вам.
– Не хотим Олисея! – выкрикнул Михейко, тут же поддержанный многими казаками.
– Не хотим! Не хотим! Ты – наш атаман, Иван свет Егорович, и иного не надобно!
Снова поклонился Еремеев, за доверие казачков поблагодарил, насчет же Мокеева так молвил: пущай, мол, молодшим атаманом будет, а так – десятком своим командует.
С тем все ратники согласились, Мокеев тоже поклонился в пояс – и кругу, и истинному атаману, даже руку к сердцу приложил… а глаза-то недобро бегали.
После подтверждения своей власти Иван внимательно выслушал доклады разведчиков. По их словам выходило, что преградившее путь стругам болото тянется неизвестно на сколько, конца краю ему не видно, не обойти пешему, суда не перетянуть.
– Трясина, господине, жуткая! Ни островков, ни лесков не видать аж до самого колдовского солнца! – почесав бороду, сообщил Василий Яросев.
Ганс Штраубе покивал:
– Думаю, герр капитан, обратно к морю идти надо. Болотину эту морем только и обойти.
– Что ж, – выслушал Иван, – морем так морем.
– Обратно, атамане, возвращаться придется – тут к морю ни реки, ни протоки нет.
Казаки выглядели разочарованными: еще бы, сколько шли, струги тащили – и все зря… Ни золота пока не добыли, ни капищ богомерзких не разрушили – о последнем больше всего сетовал отец Амвросий.
– Капищ, говорите, не разрушили? – прищурился атаман. – Золота не добыли? Погодите – будет вам все, и уже очень скоро. Историю свою вам сейчас поведаю – для всех, чтоб знали, на что идете. Есть у волхвов здешних злато, есть и капища, все это очень даже недалече есть.
Ватажники при таких словах воодушевились, шапки в воздух бросили, загомонили радостно – наконец-то начнется то, ради чего сюда и тащились! Золото… капища…
– Веди нас, атамане! Веди!
– Порушим вежи колдовские!
– Капища поганые пожжем!
– Злато да дев себе добудем, в шелках будем ходить, в бархате!
Дождавшись, когда не на шутку разошедшиеся казаки угомонятся, Еремеев тут же созвал малый совет – для решения конкретных вопросов по нападению на селенье сир-тя.
Все собралися у озера, на дальнем мысу: десятники, святой отец, Михейко…
Иван, как в прежние времена, вновь рисовал прутиком на песочке:
– Вот болотина, вот хижины их, домишки их, это вот – молодых воинов, а это – капище. Тут вот – река, за ней – еще одна деревня. Там засаду выставим.
Мокеев ухмыльнулся:
– А сами через болото пойдем?
– Частью… – погладил шрам атаман. – Да не сомневайтесь, кое-что придумаем.
…Ближе к обеду казачьи струги пустились в обратный путь, на поиски во всех подробностях описанных Еремеевым колдовских селений. Иване примерно помнил дорогу, да и Настя помогла – вспоминала, показывала:
– Вон, вон, в ту проку, да! А там – влево.
Так и плыли до самой темноты, а, когда встали на ночлег, атаман костры жечь не разрешил, всех предупредил строго:
– Хорониться надо. Спугнем! И вот еще… сейчас, перед сном, всем говорить о дороге к морю. Мол, к большой воде идем, наконец-то.
Конечно, вряд ли на таком расстоянии колдуны могли подслушать мысли, но тем не менее Иван все же лишний раз перестраховывался – не знаешь ведь, что от этих чертовых волхвов ждать.
Еремеев вспомнил вдруг безобразно нагую старуху мать Хоргой-ервя, Верховного колдуна в зловещей маске-черепе, переветника Карасева… Вспомнил. Покачал головой. Да, заглянув в девичий шатер, позвал Настю, вдругорядь весь путь уточнил, а потом влюбленные еще долго шептались… и целовались даже, а чего ж?
А утром атаман, самолично отправившись на разведку вместе с верными казаками, всем остальным велел плести из краснотала и бредины гати.
– Господи. – Прощаясь с милым до вечера, Настя покусала губы. – Гати эти…
– Болото-то неширокое – пройдем! – засмеялся Еремеев.
Девушка озабоченно нахмурила брови:
– Болото-то неширокое, спору нет… А ты не забыл ли, кто в болотине той живет?
– Не забыл, не забыл. – Хохотнув, атаман чмокнул суженую в щеку. – Жалко, конечно, тварюшек… ну да что уж.
И вот наконец настал тот день, который так ждали все казаки, на который уповали, лелеяли в самых сокровенных своих мечтах! Стояло хмурое раннее утро, накрапывал дождик, за плотными серыми тучами огненным желтым шариком разгоралось колдовское солнце, другое же – хорошее, доброе солнышко – еще и не встало, еще алело, золотилось зарею за брединою, за вербами, за высокими папоротниками.
Для начала Иван переговорил с отцом Амвросием, а затем – тайно – с Маюни. И того и другого просил об одном и том же, оба и покивали – и священник, и юный шаман: сделаем, мол, а как же!
