Война: Журналист. Рота. Если кто меня слышит (сборник) - Борис Подопригора

Взять Анохина никак не удавалось, пока один из Жениных барабанов[97] не подсветил картинку – стукнул, что адресок, на котором скрывался Бальзамино, вроде бы известен мелкому фарцовщику с галеры Гостиного Двора Саше Бумбарашу. Бумбараш, доставленный в спецслужбу на Лиговку, 145, пошел в глухую отказку, его уже хотели кинуть в пресс-хату, но Кондрашов придумал более оригинальный ход. Душевно улыбаясь, он сказал фарцовщику:

– Не хочешь говорить – не надо. Посидишь трое суток в камере – и гуляй. Только сейчас тебя наш доктор осмотрит.

– Какой еще доктор? – насторожился Бумбараш.

– Понимаешь, у нас тут неувязочка недавно вышла – один задержанный в КПЗ взял и умер, ну и нам спустили инструкцию – без медосмотра в камеру людей не сажать. Да ты не бойся, это быстро… Ребята, позовите доктора! – крикнул в коридор Женя.

«Доктор» не замедлил явиться. Его играл чемпион «Динамо» по самбо в тяжелом весе Вася Путякин, которого для такого случая обрядили в специально позаимствованный в мясном магазине белый халат, густо заляпанный кровью. Увидев «доктора», из кармана халата которого торчали большие кусачки, Бумбараш сильно занервничал, однако Вася не обращал внимания на его мандраж, быстро померил ему давление, температуру, а потом попросил открыть рот.

– Ну что? – спросил Кондрашов.

– Все нормально, – добро ответил «доктор». – Только четыре передних зуба в ужасном состоянии. Надо удалять, а то, не дай бог, в камере прихватит – может и помереть от болевого шока. Только пусть его, пока я зубы удаляю, кто-нибудь подержит, а то опять кровью все вокруг забрызгаем, как в прошлый раз…

Два опера подскочили к Бумбарашу сзади и крепко взяли его за плечи и руки, а Вася вытащил кусачки и, разминаясь, звонко отхватил ими шляпку торчащего из стола гвоздя (гвоздь, естественно, был вбит заранее для более сильного психологического воздействия). Когда серьезный «доктор» в окровавленном халате и с кусачками в руках двинулся к Бумбарашу, тот забился и завопил как резаный, обращаясь к Жене:

– Не надо, не надо!!! Не надо доктора, пожалуйста!!! Может быть, можно все-таки что-то сделать?!

– Конечно, можно, – ответил Кондрашов, ласково улыбаясь, и подвинул к себе листок чистой бумаги…

Бальзамино они взяли в тот же день, всем операм метод с доктором очень понравился, а вот у начальства, правда, сложилось насчет этой истории особое мнение… Ну да что о грустном…

– Боюсь, что исправлять свои ошибки, гражданка Рябова, вам придется в другом месте и в сроки, определенные законом. Пока я вас задерживать не буду, а завтра с утра жду у себя в кабинете на Лиговском, 145. Запишите мой телефон.

Вера Тимофеевна начала торопливо рыться в своей сумочке, однако ни телефонной книжки, ни авторучки не нашла. Спросить ручку у Жени она не осмелилась и поэтому записала его телефон губной помадой на пачке сигарет «Мальборо», откуда предварительно нервно вытащила сигарету…

На следующий день утром Женя, как обычно, мчался вприпрыжку по Лиговскому проспекту, лавируя между прохожими, – ему почему-то никак не удавалось явиться на службу вовремя, он постоянно просыпал и выскакивал из дому не позавтракав. «Недосыпание для опера – это как для шахтера силикоз», – вспомнил Кондрашов недавно услышанную шуточку. Родил этот афоризм старший опер из УУРа[98] Никита Кудасов, выросший в заполярном горняцком поселке.

Женя ураганом ворвался в обшарпанное здание спецуры и, перепрыгивая через две ступеньки, помчался на четвертый этаж, где в кабинете у шефа уже пять минут как шел утренний сходняк. В коридоре к нему метнулся армейский подполковник с пушками в петлицах. «Рябов! – сразу догадался Женя. – Пришел все-таки! Это хорошо…» Подполковник искательно заглянул Жене в глаза и спросил:

– Простите, ваша фамилия случайно не Кондрашов?

– Случайно Кондрашов, – с деланым безразличием буркнул Женя, не сбавляя темпа по дороге в кабинет шефа.

– Моя фамилия Рябов, – засеменил с ним рядом подполковник. – Понимаете, какое дело, вчера моя жена…

– Я освобожусь через полчаса, – сухо сказал Женя. – Подождите, пожалуйста, в коридоре.

Шеф встретил Кондрашова привычным вздохом:

– Ну что, опять трамвай колесо проколол?

Женя виновато молчал, склонив голову и всем своим видом изображая самое искреннее раскаяние.

– Ладно, – махнул рукой шеф. – Садись. А что это за подполкан тебя с утра по коридору ищет? Надоел всем: где Кондрашов, где Кондрашов?

– Это один свидетель по тем арабам, помните, на прошлой неделе? – легко соврал Женя, совершенно не собиравшийся посвящать кого-либо из своих коллег в ту комбинацию, что он пытался провернуть с супругами Рябовыми. – Но он такой свидетель – тухлый, скорее всего…

Шеф не стал вникать, и оперативка пошла своим чередом. Когда она закончилась и оперативники гурьбой высыпали в коридор, Кондрашов, отмахиваясь от их подначек, направился к своему кабинету, у которого уже маялся подполковник. В принципе, в кабинете, кроме Жени, сидели еще два опера, но они сразу же после сходняка умотали в гостиницу «Спутник», где накануне тамбовские обули[99] на две тысячи долларов придурка туриста из Аргентины.

– Заходите, – кивнул Рябову Кондрашов, отпирая дверь кабинета. – Как я понимаю, вы муж Веры Тимофеевны?

– Да, я ее муж, – ответил Рябов, заходя в тесную комнату и нервно оглядываясь. Взгляд его сразу уперся в приколоченный над столом Жени почтовый ящик, на котором была прикреплена табличка «Для взяток», – у старшего лейтенанта было своеобразное чувство юмора…

Женя сел за свой стол и поднял взгляд на подполковника:

– Слушаю вас… Хотя у меня к вам, честно говоря, никаких особых вопросов нет. Я ожидал увидеть здесь вашу супругу… Вот с ней нам, судя по всему, предстоит долгий разговор.

Рябов кашлянул, одернул на себе китель под расстегнутой шинелью и нервно переплел пальцы:

– Понимаете… простите, не знаю вашего звания…

– Старший лейтенант милиции Кондрашов Евгений Владимирович, – представился Женя и закурил.

Рябов присел на стул у Жениного стола и отер со лба пот – топили в кабинете неплохо.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите мне поговорить с вами как мужчина с мужчиной, как офицер с офицером, так сказать…

– О чем? – удивился Кондрашов.

Рябов страдальчески сморщился и продолжил:

– Поймите, товарищ старший лейтенант, то, что вчера случилось с моей женой, это досадное, дикое недоразумение, просто стечение обстоятельств…

– Вы так полагаете? – заломил бровь Женя. – Недоразумение? А вот факты, к сожалению, говорят об обратном… Вы, товарищ подполковник, вообще-то в курсе, куда попали? Вернее, не вы, а ваша супруга?

– В милицию? – неуверенно пожал плечами Рябов.

– Мы не просто милиция, – строго сказал Женя. – Мы специальная служба уголовного розыска. Понимаете? Специальная служба… И пустяками не занимаемся.

От страшного словосочетания «специальная служба» подполковнику, не очень разбиравшемуся в тонкостях милицейских структур, стало явно не по себе – в советских людей вообще прочно вбили страх и трепет перед всем, что называлось «специальным» или «особым». Рябов дернул шеей и заговорил срывающимся голосом:

– Понимаете… Я, товарищ старший лейтенант, не буду с вами спорить – это и глупо, и бесполезно, я чувствую. Но… Мы с женой несколько месяцев назад вернулись из одной южной страны… Когда возвращаешься оттуда, то, поверьте, на многие вещи смотришь по-другому…

Окончивший востфак Кондрашов делал вид, что ему очень интересно, и участливо кивал, не перебивая Рябова, который продолжал с усилием выталкивать из себя слова:

– Мы с женой за границу попали не сразу. Сначала пришлось по всей нашей державе поколесить… Всякого хлебнули. И вот теперь, когда только-только что-то начало налаживаться, все может рухнуть. И из-за чего? Из-за нескольких бумажек, честно, кстати, заработанных при выполнении интернационального долга. Нет, конечно, я не снимаю ответственности со своей жены, она виновата, но… Вы же сами служите, должны понимать… Если вся эта история получит огласку – я уж не говорю о нашей семейной жизни, – вся моя карьера, все годы службы пойдут псу под хвост. В политотделе, в особом отделе – там разбираться не будут. Попалась жена, а виноватым все равно буду я – заставят и партбилет положить, и из армии попросят… Понимаете?

– Понимаю, – кивнул Женя (у него самого «висел» не снятый выговор от замполита за «неподнятые в цвете» конспекты по марксистско-ленинской подготовке). – Чего же тут не понять…

– Ну вот, – воодушевился Рябов. – Мы же оба с вами офицеры… Я совсем не хочу просить вас сделать что-то противозаконное… Но… Может быть, вы, как более опытный в таких делах, подскажете, как нам с супругой найти выход из тупика, в который попали из-за ее бабской глупости? Может быть, все-таки можно что-то сделать? – И подполковник непроизвольно покосился на висевший за Жениной спиной ящик с надписью: «Для взяток».