Гений - Джесси Келлерман

Лето сменяется осенью, наступает зима. Время от времени Фредди приносит газеты, и Виктор их читает. В Сан-Франциско убита женщина. Ханой разбомбили. У Фредди часто бывает странное настроение. Он уходит поздно вечером, гуляет всю ночь и возвращается с первыми лучами солнца. Виктор часто просыпается, когда Фредди уходит, а потом уже не может заснуть. Так и стоит у окна, пока не увидит, как Фредди тенью проскальзывает к входной двери. И только тогда Виктор ложится и закрывает глаза.

Ему хочется пойти вслед за Фредди, но он не решается. Представляет себе, что скажет Фредди, если заметит его. «Давай, вали обратно! Вали, придурок!» Когда у Фредди нет настроения, он часто ругается плохими словами и не замечает, как сердце Виктора разрывается от этого на части. Если Виктор грустит, Фредди злится еще больше. У Виктора не хватает слов, чтобы описать происходящее между ними. Но он знает точно: многое изменилось. Виктор очень скучает по тем далеким дням, когда они лежали в обнимку на полу и Фредди рассказывал ему о своих проделках, бывших и будущих. А теперь тело Виктора отвергает Фредди. Виктор больше не трогает его, и, если ночью Фредди раскидывается и занимает всю кровать, Виктор просто перебирается на пол.

«Вот дебил-то, прости господи! Идиот недорезанный! Никакого от тебя толку!»

Голос Фредди становится голосом Виктора. Виктор постоянно носит его с собой. Голос обзывает Виктора дураком и постоянно говорит ему, что он опять все сделал неправильно. Конечно, слушать такое неприятно, но все-таки лучше, чем оставаться в полной тишине.

Как-то вечером Фредди приводит мужчину. Коротышку с большими красными губами.

— Смотри, кого я откопал.

Фредди ржет как лошадь, а мужчина стаскивает с Фредди рубашку. Они целуются. Виктор сидит на краешке кровати. Ему жарко. Человек встает на колени и расстегивает Фредди ширинку. Фредди стонет, и Виктор отворачивается. Человек уходит, Фредди опять сердится.

— Да что ж такое? Может, я урод какой? Что опять не так? Ты, педрила недоделанный?

Он закатывает Виктору оплеуху и смеется. Падает на кровать, и Виктор подсовывает ему под голову подушку.

Через несколько недель Фредди приходит домой в отличном расположении духа. Нынче это большая редкость. В руках у него коробка с овсяными хлопьями.

— Помнишь, как мы это говно каждый день на завтрак жрали? Страшно подумать, сколько в нас ее влезло. Ну что, тряхнем стариной?

Виктор ненавидит овсянку, кажется, больше всего на свете. Но так же сильно он любит Фредди. Они варят на плитке кашу. И едят ее целую неделю. Потом Фредди вдруг говорит:

— Знаешь, не могу я это говно жрать.

Он выбрасывает коробку с остатками хлопьев, и больше они овсянку не едят.

Вскоре Фредди приносит домой еще одну газету. Показывает Виктору фотографию светловолосого мальчика с большим мясистым носом. Его зовут Александр Ендржевски. У Виктора голова болит от такого длинного имени.

Проходит время. Фредди появляется и исчезает. Виктор умирает и воскресает. Еще дважды Фредди показывает Виктору фотографии. Виктор все их хранит. Ему хочется спросить у Фредди, что они значат, но он понимает, что это — подарок. Наверное, Фредди готовит для него необыкновенный сюрприз, и спросить — значит, испортить праздник. Виктор завидует мальчикам, потому что Фредди очень часто о них говорит. О них и о погоде. Кто они? Виктору очень хочется это знать. Но он не спрашивает.

Однажды Фредди объявляет:

— Мне нужны бабки.

Виктор достает коробку, в которой он хранит деньги от Тони Векслера. Виктор тратил так мало, что у него скопилась пачка толщиной в кулак. Он отдает ее Фредди.

— Ни хрена себе!

Фредди уходит и больше не возвращается. Не возвращается месяц, два, полгода, год, два. Виктор молится, умоляет, исповедуется. Делает себе больно. Стонет, молится, торгуется. Если ты, то я. Проходит время. Одиночество оседает на Викторе, точно пыль. Ему так одиноко, что он тянется к телефону.

— Тони Векслер, слушаю вас.

Виктор молчит.

— Алло!

Виктор вешает трубку.

Наконец он решается заключить самую смелую сделку с Богом. Если ты, то я. Они с Богом пожимают друг другу руки, и Виктор несет все свои рисунки, коробку за коробкой, в подвал. И сует их в печь для мусора. Виктор плачет, но все равно сует в огонь пачку за пачкой. Все, что он нарисовал за пять лет, пожирает пламя. Ничего не осталось. Он поднимается на лифте обратно к себе в комнату и ждет, когда Бог выполнит свою часть сделки.

Но Фредди не приходит.

Виктор не знает, что теперь делать. Он не ест. Не выходит из квартиры. Ему плохо, он болен. Виктору снятся сны. В этих снах Фредди садится на автобус и уезжает. И не оглядывается. Виктор просыпается весь в поту. Один и тот же сон, три недели подряд. Наконец Виктор встает и принимает душ. Идет в ресторан. У него в кармане брюк осталось одиннадцать долларов, которые он забыл отдать Фредди. Виктор ест медленно, потому что болит живот. Потом он идет в магазин и на оставшиеся деньги накупает бумаги, фломастеров и карандашей. Несет всю кипу к себе в квартиру. Ему тяжело, ведь он очень ослабел после болезни. Но Виктор добирается до своих дверей, садится на пол и начинает рисовать новую карту.

Глава двадцать вторая

Ну что ж, если история моя детективная, в чем я, признаться, и сам уже не уверен, то сейчас самое время поставить все точки над i и заверить читателя, что справедливость обязательно восторжествует. Хотя те из вас, кто ждет от меня ослепительного по силе финала, боюсь, будут несколько разочарованы. Простите меня. Разумеется, вы терпеливо перелистывали страницу за страницей и теперь вправе ожидать сногсшибательной развязки. Хотелось бы мне, чтобы в этой, последней, главе вас поджидали захватывающие погони и взрывы или, на худой конец, хоть поножовщина какая-нибудь. Я даже собирался выдумать для вас что-нибудь этакое. Видите, мне очень хотелось доставить вам удовольствие. Я, конечно, не профессиональный писатель, но уж концовку-то закрутить я бы смог. Хотя, с другой стороны, вы ведь меня уже знаете. Разве можно представить меня делающим кувырок через голову в грязи и палящим из двух стволов сразу? Не верится как-то, правда?

А дело просто в том, что я пишу все это с одной лишь целью — рассказать скрытую доселе правду. Так что, может, я и упустил что-то ради красоты повествования, но уж точно ничего не выдумал.

Итак, поразмыслив над ходом сюжета (знали бы вы, как это трудно, рассказывать все обстоятельно и последовательно), мы остаемся один на один с несколькими важнейшими вопросами. Во-первых, непонятно, кто же меня отмутузил и украл коробку с рисунками. Если не Кристиана, то кто? Еще всем, конечно, интересно узнать, чем кончилась история про меня и Мэрилин, а также история про меня и Сэм. Что сталось с Фредериком Гудрейсом? И что же, в конце концов, сталось с Виктором Крейком? Ладно, приступим. Начнем с нашего убийцы.

У него был немаленький послужной список.

— Нападение, нападение, жестокое обращение с животными, бродяжничество, хулиганство, нападение в состоянии алкогольного опьянения, изнасилование, нападение. — Сэм повернулась ко мне: — И это только ранний период его творчества.

— До влияния Моне.

— Вот болтун! — Она нежно улыбнулась.

— И где он теперь?

— В последний раз его осудили в… — она полистала страницы, — в 1981 году. Изнасилование при отягчающих обстоятельствах. Он отсидел шесть лет из двенадцати. Ах ты господи, вот невезение! В наши дни образец ДНК берут в обязательном порядке. Ну, значит, он либо затих и последние двадцать лет вел себя смирно, либо поумнел и больше не попадался… Ничего, главное — подход. Сначала надо выяснить, жив ли он еще. Последний адрес, который есть в деле, — на Стейтен-Айленд. И тут же фамилия полицейского, который за ним следил на условно-досрочном.

На последнем снимке, который был в деле, Гудрейс улыбался с такой ослепительной яростью, что даже не знай я, кто это, все равно испугался бы. Он родился 11 мая 1938 года, а значит, на фотографии ему было около сорока. При этом кожа у него была гладкая, словно он в жизни своей никогда ни о чем не беспокоился. Скан мы послали Джарвису, и тот снова подтвердил, что на него напал именно Гудрейс.

Мы поговорили с инспекторшей, которая наблюдала за ним на условно-досрочном, и она тут же кинулась на его защиту. Клялась и божилась, что Фредди давно завязал и теперь жил себе тихо-мирно по указанному в деле адресу. Даже работа у него имелась. Нас ждал еще один сюрприз: Гудрейс обзавелся дочерью.

— Насколько я знаю, отношения у них не очень, — сказала инспекторша.

Я-то думал, что мы сразу кинемся вышибать ногой его входную дверь, как в фильмах про бандитов и полицейских, но Сэм решила проявить осторожность. Во-первых, воспользоваться показаниями Джарвиса мы не могли. Срок давности по изнасилованиями в штате Нью-Йорк в те времена был всего пять лет — самый короткий в стране. Феминистки прямо с ума сходили из-за такой несправедливости, и уже через год после нападения на Джарвиса в закон внесли поправки. Когда Сэм начала выяснять подробности, ей пришлось сообщить Джарвису, что возмездия за его изнасилование не будет, что его дело закрыто и похоронено. Я предположил, что мы можем пригласить его как свидетеля для характеристики личности Гудрейса. И характеристика будет исчерпывающей. Но Сэм возразила: его показания почти наверняка сочтут не относящимися к делу и не придадут им значения.