Абель — Фишер - Николай Долгополов

…Так бесследно исчезли из квартиры на 71-й Ист-стрит Лона и Моррис Коэн. Отец Морриса через некоторое время со вздохом сообщил знакомым, что сын с женой покинули Штаты, чтобы попытать счастья в иных краях, и закрыли свой банковский счет. По-нью-йоркски сие обозначает уплыть с концами…

— Хорошо, вы добрались до СССР. Что было дальше? Вам и Хелен предложили продолжить сотрудничество?

— Это вопрос чисто профессиональный. Я оставляю его без ответа.

Придется ответить мне, отдав дань уважения человеку, и в 84 года не забывшему принцип: не рассказывать, чего нельзя. Немного отдохнув, Коэны три с лишним года штудировали с советскими преподавателями то, чему 12 лет обучались на курсах самоподготовки в США, а именно — работу разведчиков-нелегалов. Иногда куда-то на короткое время выезжали…

Как бы то ни было, под Рождество 1954 года в доме 18 по Пендерри-райз в Кетфорде, что на юго-востоке Лондона, обосновалась милая семейная пара: Питер и Хелен Крогер приехали в Великобританию из Новой Зеландии. Глава семьи приобрел небольшой букинистический магазинчик поблизости. Дело у него поначалу двигалось вяловато. Порой путался, но не в книгах — здесь-то он был как раз силен, а в финансах. Соседи и те поняли, что интеллигентный, мягкий Питер — букинист из начинающих. Резидент-нелегал Конон Молодый, он же бизнесмен Гордон Лонсдейл, отлично знакомый Коэнам — Крогерам по совместной деятельности в США под псевдонимом Бен, использовал своих радистов вовсю. За шесть лет в Лондоне трио успело многое.

Они стали профессионалами еще в США. Официальный статус разведчиков получили в Москве, в 1961 году их арестовали в Англии. Но что было до этого? Почему приходят в разведку? Что — или кто — подталкивает к трудному жизненному решению?

В годы могучей веры в великое пришествие коммунистического завтра задача по привлечению новых кадров была несколько упрощена. Фашизм еще резче подтолкнул многих, даже от марксизма-ленинизма далеких, в объятия Страны Советов. «Пятерка» из Кембриджа, Шандор Радо, руководивший до и во время войны нашей разведывательной сетью в Западной Европе, Рихард Зорге… работали со страхом, с совестью и с парадоксальным по нынешним временам бескорыстием.

Им «платили» идеологией, которую они разделяли. Эта волшебная штука была для них поважнее банкнот. Интербригады гражданской войны в Испании объединили и спаяли тысячи антифашистов, невольно превратив их в огромный подготовительно-отборочный класс советской разведшколы. Оттуда, из Испании, в ряды бойцов-невидимок шагнули десятки наипреданнейших. Вопрос-то стоял просто: фашизм или демократия? Ее можно было сохранить, лишь вступив в союз с Советами. И многие предпочитали неизбежное присутствие красного флага — хотя бы потому, что коричневый фашизм был отвратительнее.

Коэн прошел по всем ступенькам, ведущим в друзья СССР. Член Лиги молодых коммунистов, еще в детстве слышавший на нью-йоркской Таймс-сквер Джона Рида — писателя, одного из организаторов компартии США («Это лучший оратор в моей жизни»). Студент-агитатор, расклеивающий ночью листовки в студенческом кампусе. Распространитель компечати и штатный парторганизатор.

Он получил диплом преподавателя истории, но курс исторических истин осваивал в Испании, куда отправился сражаться под именем Израэля Ольтманна. Ему везло и не везло, он стрелял и убивал, а в сражении при Фуэнтес д’Эбро был ранен в обе ноги. Положили в госпиталь и четыре месяца лечили в Барселоне. Потом он уже сам выхаживал лежачих, проклинавших Франко, который одерживал победу за победой. Вот тут-то в 1938 году 50–60 человек выздоравливающих отправили прямо на грузовике в двухэтажный особняк, картинку которого Моррис демонстрировал мне в прихожей. Особнячок и довел Коэна до Москвы. Он оказался третьим из американцев, которых вызывали «на интервью»: «Сомневаюсь, чтобы все, с кем говорили, пошли в Службу. Я — пошел».

Считается, будто с ним беседовал резидент НКВД Александр Орлов и что Моррис — его последняя вербовка, после чего Александр Михайлович пропал… Однако Коэн версию о том, что его завербовал Орлов, высмеял. Были другой человек и другая беседа в том самом особнячке с четырьмя колоннами. Но результат получился тот же: в 1939 году, когда развернулась в Нью-Йорке международная выставка, в кафе от нее неподалеку к нему подсел приехавший из Москвы студент. Затем приятный паренек как-то заглянул в его скромное нью-йоркское жилище и протянул сломанную расческу.

— Вещественный пароль, — едва ли не в один голос вырвалось по-русски у сидящих с нами за столом офицеров СВР.

— Моя половинка расчески, захваченная из Барселоны, пришлась точь-в-точь к половинке расчески моего юного друга. Он был первым из русских, с кем я стал работать.

Связник по имени Твен (Семенов) в донесениях, отсылаемых в Центр, называл Морриса его кодовым именем Луис. Вскоре Луис с разрешения Центра привлек в свою группу собственную жену Леонтину, трудившуюся на военном заводе.

Как-то они на пару вывезли с предприятия новейший пулемет в сборе. Но это так, к слову, один из эпизодов их разведдеятельности. Моррису он запомнился лишь потому, что ствол был тяжелый, длинный и никак не помешался в багажник машины с дипломатическим номером.

Так кто же на самом деле Коэны? В некоторых зарубежных изданиях его, хоть и с долей сомнения, называют американцем — ее же зачислили в русские разведчицы. Мол, заброшенная в Штаты Леонтина якобы фиктивно вышла замуж за Морриса. Ерунда! Леонтина Тереза Петке родилась в Массачусетсе. Родители эмигрировали в США из Польши, и в жилах ее действительно течет славянская кровь. Член компартии США, профсоюзная активистка, она познакомилась с будущим супругом там, где и должна была по логике познакомиться — на антифашистском митинге. Догадывалась о связях мужа с русскими, а затем работала с ними из тех же побуждений. Незадолго до ее кончины СВР помогла осуществить одной из ценнейших своих агенток предсмертную мечту — в Москву из Штатов приезжала родная сестра Леонтины. Собиралась приехать еще… Формально въезд в родную страну не закрыт был и для Лесли. Повторюсь, что ни против нее, ни против мужа никаких официальных обвинений в США не выдвигалось.

Отец Морриса родом из-под Киева, мать родилась в Вильно, а жили в Нью-Йорке в районе Ист-Сайда. Коэна американцы признают своим: раскопали, что в колледже он был отличным игроком в американский футбол и даже получал спортивную стипендию. Моррис подтвердил, что играл: «Может, поэтому у меня до сих пор так болит и ноет по ночам разбитая на игре в Миссисипи коленка?» Остались ли у него в Штатах родственники, он не знает. Возможно.