Несудьба - Эллин Ти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сережа…
– Ну приехали! – звучит голос отца, и мы отлипаем друг от друга за мгновение. Ну все. Сереже конец… – Мы еще не все обсудили, кто разрешал трогать мою дочь?
– Простите, – говорит Сережа, – но очень скучал, не сдержался. Это буквально автоматически происходит, магнитом тянет.
– Магнитом его тянет, – ворчит папа, возвращаясь на свое место. – А тебя тянет? – снова обращается ко мне.
Киваю. Тянет, конечно, врать я, что ли, буду?
– И любишь его? – Снова кивок. И в подтверждение слов тяну руку Сереже, переплетая пальцы с его. Он бы не сделал это на нашей территории, опасно, а мне можно. Я надеюсь. – И что мне с вами делать?
А вопрос-то хорош. Я и сама не слишком понимаю что. Он приехал, а дальше? Тут жить, с родителями? Я не готова прятаться для каждого невинного чмока.
– Отпустить, если Алена не против, – говорит Сережа.
Отпустить? Куда?
И, видимо, на моем лице такое недоумение отражается, что папа тут же спешит мне все объяснить:
– Твой благоверный, Аленушка, приехал, чтобы тебя забрать. Говорит, что любит, и квартира у него есть, жить там с тобой собрался. Клянется, что никогда не обидит, будет ценить и беречь, готов даже жениться, если без брака я тебя не отпущу. Твое согласие просит. Согласна?
А… что?
«Что» – слово дня какое-то у меня сегодня, но я повторюсь! Что?
В смысле – приехал меня забрать? Серьезно? Это тоже не шутки?
Моргаю быстро-быстро и перевожу взгляд на Сережу. Смотрит на меня с таким ожиданием, что я понимаю: не шутки…
А согласна ли я уехать-то с ним?
Опускаю взгляд. Думаю. А потом поднимаю, а там все те же глаза. Мои. Которые даже за два года и его сумасшедшую трансформацию не изменились и остались самыми родными и надежными в мире.
Согласна ли я?
– Конечно.
Я же люблю его.
Глава 39
Сережа, Алена
Когда учился в школе, мы каждый год писали сочинение на тему «Мой самый счастливый день», и каждый год этот день у всех детей, естественно, менялся. То собаку купили, то братик родился, то Дед Мороз в гости заходил, то еще что-то, и еще, и еще… Ценности и само понимание счастья менялось каждый год, и у меня в том числе.
Но если бы меня попросили сейчас написать сочинение на эту тему, я бы без раздумий написал о том, как Аленка согласилась уехать со мной, а ее родители почти без препятствий нас отпустили, хотя никто из нас в такой исход не верил.
Папа Аленку правда отпустил. Люблю, говорит, свою дочь и хочу для нее счастья, а без тебя она счастлива не будет. И отпустил. Конечно, предупредив, сколько всего мне переломает, если я посмею Аленку обидеть.
Но я не посмею.
Мы столько всего с ней пережили, что я готов ее на руках каждый день носить. Я знаю, каково это – быть с ней. Быть без нее. Ссориться, мириться, целоваться, слушать ее стоны, стирать слезы со щек, сходить с ума и грустить вместе. Я был с ней разной, я с ней был разным, но все эти моменты жизни только сблизили еще сильнее.
Я заказал билеты на поезд сразу, как только родители дали добро. Скоростных ближайших не было, но ночевать в доме ее родителей, знать, что она рядом, но не касаться – идея так себе. Поэтому катиться нам с ней часа четыре в ночь, но зато вместе и уже домой. К нам домой!
Кстати, ее родители еще и ключи от их квартиры вручили нам, сказали: «Живите там, если хотите». Нам не надо, конечно, просто будем присматривать за жильем, но неожиданно приятно было. Я вообще, когда в дверях увидел папу Аленки, надеялся на что угодно, но не на то, что было в итоге. Представлял уже, как лечу с лестницы, а в итоге стою на платформе вокзала с чемоданами их дочери.
Они долго обнимаются, мама стирает с глаз слезы, а папа дает наставления на взрослую жизнь, ну и мне напоминает, конечно, что обижать ее нельзя и все прочее.
– Не плачь, мам, я буду приезжать, мне же доучиться надо! – говорит Аленка. Да, у нее хоть и не очная форма обучения, но в универе появляться нужно. Ну, значит, будем приезжать, как раз родители сильно скучать и волноваться не будут.
– Вот именно, доучиться, – говорит ее папа внезапно строго, – поэтому не торопитесь пока с расширением семейства.
– Папа! – рычит Аленка. Я так и вижу в ее глазах желание сказать ему что-то еще, но она тактично молчит, просто обнимая его еще раз.
Наш поезд уже стоит перед нами, проводница просит пройти всех в вагон, и мы наконец отрываемся от семейства Малышкиных и входим в наше купе.
– Какие наши полки? – спрашивает, опускаясь на нижнюю, когда я закрываю за нами дверь.
– Все, – улыбаюсь.
– Ты выкупил все купе? – округляет глаза и подскакивает на ноги. – Зачем?
– Карамелька, – усмехаюсь и притягиваю ее за руку к себе, обнимаю, – я слишком по тебе скучал, чтобы ехать назад с какой-нибудь болтливой бабулей и наслаждаться запахом курицы и яиц. Или ты хотела бы? Могу попросить проводницу подсадить к нам кого-то, раз моей девушке скучно.
Аленка хихикает и качает головой, поднимается на носочки и целует в уголок губ, не переставая улыбаться.
– Нет, так действительно будет комфортнее. Спасибо тебе.
Мы убираем чемоданы, принимаем постельное белье и наконец-то садимся и позволяем себе утонуть в объятиях друг друга.
Нам так много нужно сказать… Лично мне безумно много хочется спросить, но пока мы оба молчим, просто наслаждаясь стуком колес, темнотой и объятиями друг друга.
Так проходит около получаса. Но меня изнутри разрывает на кусочки от той истории с Максом. Я очень виню себя за то, что меня не было рядом и я позволил этому случиться. Я всей душой ненавижу этого урода, и мне безумно жаль, что Алене пришлось это все пережить.
– Ты как? – спрашиваю негромко, обнимая ее со спины. Мы сидим так на нижней полке и смотрим в окно, ловя редкий свет фонарей и очертания природы.
Она сразу понимает, о чем я, не знаю, каким образом, но понимает. Чуть напрягается и шумно выдыхает:
– В порядке. Правда. Все обошлось.
– Расскажи мне… Ты писала, что были синяки. Все прошло? Тебя беспокоит что-то?
– Нет, ничего, все прошло, правда. – Она встает на колени и поворачивается ко мне лицом, кладет