Раздражающие успехи еретиков - Дэвид Вебер

— Если это окажется так, я намерен отрезать и уничтожить все его силы. С этой целью приказываю вам подготовить достаточное количество кавалерии, чтобы зайти ему в тыл и перерезать шоссе позади него после того, как он выйдет из леса. Однако я не желаю, чтобы вы вступали в бой с его пехотой, если только он не попытается прорваться мимо вас, чтобы спастись от моих собственных сил.

— Учитывая важность держать его в неведении о наших собственных позициях, намерениях и силе, я не хочу, чтобы вы двигались до рассвета. Вы должны держать шоссе под наблюдением, если это вообще возможно, и заходить ему в тыл только после того, как он полностью выйдет из леса, если я не прикажу иначе. С этой целью я желаю, чтобы такие силы, которые вы сочтете достаточными для целей этого приказа, были готовы к передвижению за час до рассвета, но оставались на позициях до тех пор, пока не будут выполнены условия, предусмотренные в вышеуказанных пунктах.

Он сделал паузу, раздумывая, стоит ли добавить что-нибудь еще, затем мысленно пожал плечами.

— Перечитайте это, — приказал он и внимательно выслушал, когда клерк подчинился. Затем он кивнул. — Очень хорошо. Напишите точную копию для моей подписи. Я хочу, чтобы приказ доставили в течение часа, если это вообще возможно. И мне нужна квитанция от штаба графа, подтверждающая его доставку.

— Мы видели, как несколько кавалеристов бродили там, сэр, — сказал сержант полковнику Жоэлу Жэнстину. Он говорил тихо, как будто боялся, что враг может его подслушать, что делало его лохэйрский диалект еще более трудным для ушей Жэнстина, родившегося в Теллесберге. Предосторожность, вероятно, тоже была излишней, но в данных обстоятельствах Жэнстин не собирался критиковать это.

— Как думаете, они знают, что вы их видели? — спросил он.

— Трудно сказать, сэр, если честно, — признался сержант, — Мы скрывались, как могли, как вы и сказали. И я не выбирал никаких городских парней, прошу прощения. Мы не производили много шума, и человека на лошади не разглядеть, как и пешего, но, возможно, они нас заметили. И если бы они были умны и выставили перед собой кого-нибудь пешего, чтобы мы увидели конных и не заметили других, я не могу поклясться, что мы бы их не пропустили, и это факт, полковник.

— Понял, сержант, — кивнул Жэнстин. Как бы простовато ни звучал унтер-офицер, с его мозгами все было в порядке, и Жэнстин сделал мысленную пометку похвалить его в своем собственном отчете. Стремительно растущая в численности чарисийская морская пехота отчаянно нуждалась в компетентных офицерах, и сержант мог бы стать одним из них. С другой стороны, они нуждались в опытных, способных и умных сержантах так же остро, как и любой достойный офицер. И подразделения «разведчиков-снайперов», организованные бригадным генералом Клариком, нуждались в них больше, чем многие другие.

— Вы хорошо поработали, сержант Уистан, — сказал он затем. — Очень хорошо. Спасибо.

— Да, сэр. Спасибо, сэр.

Жэнстин не мог хорошо видеть Уистана в темноте, но он мог угадать довольную улыбку сержанта от слов заслуженной похвалы. Полковник тоже слегка улыбнулся, затем нахмурился, обдумывая сообщение Уистана.

Это хорошо согласуется со всеми другими донесениями, которые он получил до сих пор. У корисандцев были кавалерийские пикеты, разбросанные по дуге с вогнутой стороной в направлении батальона Жэнстина, которая простиралась примерно на три тысячи или три тысячи пятьсот ярдов от того места, где шоссе пересекало лес. Это давало ему некоторое пространство для маневра, но недостаточно для выполнения его приказов.

Он обдумывал это еще несколько минут, затем пожал плечами. Он мог бы отправить гонца обратно к бригадному генералу с донесением, в котором кратко излагалась ситуация и запрашивались новые инструкции. Но морская традиция всегда заключалась в том, что, как только намерения старшего офицера были поняты, младший офицер должен был проявить определенную степень инициативы в реализации этих намерений. Он знал, чего хотел бригадный генерал Кларик; оставалось только проследить, чтобы это произошло.

И есть способ, — размышлял он, его задумчивый хмурый взгляд превратился в холодную, тонкую улыбку. — Боюсь, сержанту Уистану сегодня вечером не удастся как следует отдохнуть.

— Что это было?

— Что было что? — раздраженно спросил капрал, командовавший кавалерийским пикетом из трех человек.

— Я что-то слышал, — сказал рядовой, который заговорил.

— Например, что?

Капрал, отметил рядовой, не становился менее раздражительным.

— Я не знаю что, — сказал солдат, немного защищаясь, — Звук. Может быть, сломалась ветка.

Капрал закатил глаза. Учитывая сильный ветер, вздыхающий в высокой пшенице вокруг них, вероятность того, что другой человек действительно мог что-то услышать, была, мягко говоря, невелика. Он собрался оторвать полоску от задницы несчастного рядового, затем остановил себя: Может, этот человек и идиот, но лучше идиот, который сообщил о воображаемом звуке, который, как ему показалось, он слышал, чем идиот, который не сообщит о том, что он действительно слышал, из страха быть разоблаченным.

— Послушайте, — начал он так терпеливо, как только мог, — уже темно, мы все устали, мы знаем, что ублюдки где-то там, — он махнул рукой по дуге на юг, — и мы все слушаем изо всех сил. Но здесь достаточно ветра, который развевает эту чушь, чтобы заставить человека думать, что он слышит что угодно. Так что…

Терпеливый капрал так и не закончил свою последнюю фразу. Рука, которая обвилась вокруг него сзади, обхватила его подбородок и дернула его голову назад, чтобы нож в другой руке проследил за этим.

Кровь лидера пикета фонтаном хлынула из его перерезанного горла, забрызгав ближайшего из двух других солдат. Этот несчастный отскочил назад, открыв рот, чтобы что-то крикнуть, но инстинктивный прыжок от умирающего капрала привел его прямо в объятия второго чарисийского морского пехотинца, и второй боевой нож с бульканьем вошел в цель.

Бдительный солдат, которому показалось, что он что-то услышал, был сообразительным