Королевская постель - Маргарет Барнс

– Мой отец выбрал в качестве собственного девиза слова «Верность обязывает», и единственное, что остается мне, – жить в соответствии с этими словами, – ответил Дикон, потрясенный таким великодушием. – Что же касается мужества, мне никогда не приходилось участвовать в сражениях, и, кроме того, с тех пор, как я узнал правду о своем рождении, меня ни разу не узнавали, никто ни разу не признал во мне сына короля Ричарда.

– Бывает разное мужество, Брум. Ваша храбрость определяется девизом вашего отца – «Верность обязывает». Я представляю себе, как трудно вам было, когда пришлось выбирать между порядочностью и благополучием вашей семьи. И как художник, хотя, конечно, я всего лишь дилетант, я тоже могу понять, чем вы пожертвовали.

– У меня такая жена, которая могла бы составить счастье любого мужчины, – сказал Дикон, притягивая к себе и обнимая Танзи, чтобы она не подумала, что он винит ее в своих профессиональных неудачах. – Можете мне поверить, что, даже оставаясь в полной безвестности, я буду продолжать поступать так, как приказал мне мой отец.

– Прекрасно. Я рад, что он сказал вам именно это. Именно ему, одному из многих, было прекрасно известно, какие страдания несет и слава, и бесславие. Но все же давайте надеяться, что вам не грозит полная безвестность.

Мойл сел и выпил вино, которое Танзи поставила перед ним.

– Поскольку, к моей радости, вы сейчас не имеете другой работы, я хотел бы кое-что предложить вам. И поверьте мне, что мое предложение не имеет ничего общего ни с состраданием, ни с милостью – для этого я слишком высокого мнения о вашем мастерстве. Сядьте, пожалуйста, оба и послушайте. Ваше вино великолепно, миссис Брум, и если этот упрямец, ваш муж, согласится переехать в Кент, чтобы работать у меня, не исключено, что вы найдете себя в том, чтобы обеспечить им весь дом!

– Работать у вас в Кенте? – воскликнули они почти в один голос, и на их молодых лицах появилось выражение нетерпения.

– В Иствелле. Я собираюсь жениться. На родственнице моей покойной матери, которая происходит из старинной семьи Друри. И с разрешения отца я надеюсь снести большую часть старого дома и перестроить его заново. Возможно, мой отец долго не проживет, тогда оба дома – и там, в Кенте, и лондонский – будут принадлежать мне. Мне нужен дом, соответствующий моему положению при Дворе, но и я, и моя невеста – мы оба любим деревню и надеемся, что именно Иствелл станет нашим главным домом. Вам известны мои пристрастия в строительстве, Брум, и я хотел бы, чтобы вы взяли под свою опеку оба дома.

Дикон, преисполненный благодарности и чувства облегчения, почти не мог говорить.

– Я не могу не принять это предложение с радостью, – наконец, произнес он.

– Должны ли мы благодарить за это нашего доброго друга Тома Худа? – спросила Танзи.

– Отчасти, наверное, да. Мне очень понравилось, как вы сделали тот камин в нашем лондонском доме и фонтан. И, как я уже сказал вам, вопреки всему, что о вас говорят, мне импонирует то, что вы отказались работать с Робертом Вертье. К тому же я намерен превратить Иствелл в один из самых красивых домов в Англии и уверен, что именно вы можете помочь мне в этом.

Мойл подошел к открытой двери и крикнул Джоду, чтобы он принес ему сумку, которая приторочена к его седлу. Он вытащил чертежи, и вскоре оба – он и Дикон – с энтузиазмом рассматривали их, забыв обо всем. Они обсуждали все детали предстоящего строительства, а Танзи с котенком на руках молча наблюдала за Джоном Мойлом, странным человеком, полуправоведом, полухудожником, который взял в свои руки заботу о ее семье.

– После свадьбы мы уедем на несколько месяцев во Францию, по делам короля, и я хочу, чтобы перед нашим отъездом вы переехали в Кент и начали работать по собственному усмотрению.

– Коль скоро вы будете во Франции, сэр, не могли бы вы прислать баржу с канским камнем?

– Это будет очень дорого стоить, но я знаю, что именно этот камень покойный король использовал для часовни королевского колледжа и при восстановлении многих замков…

– Можем ли мы взять с собой наших лошадей и старика Джода?

– Разумеется. Вам обязательно нужна будет лошадь; я хочу, чтобы вы присматривали и за лондонским домом, и вам придется поездить по окрестностям, чтобы собрать лучших местных мастеров. Они смогут начать с того, что снесут западное крыло. Если вы и ваша жена готовы отправиться со мной на будущей неделе, мои люди помогут вам переехать.

А потом наступил момент, который Танзи восприняла и вовсе как настоящее чудо.

– Здесь, среди фруктовых деревьев, – сказал господин Мойл, указывая пальцем на какой-то кружок на пергаменте, – вы можете построить дом для себя, пока я буду отсутствовать. И найдите себе помощников. Начните именно с этого и постройте большой дом, чтобы там было достаточно места для всех, потому что мне кажется, Ричард Брум, что вы останетесь с нами до конца ваших дней!

Поскольку господин Мойл начал складывать все свои бесценные чертежи, Дикон наконец осмелился взглянуть на жену и, встретив ее восторженный взгляд, понял, что все его прежние поступки были правильными, и они не пропали даром.

– Мне кажется, что, будучи таким великодушным хозяином, вы вообще не сможете освободиться от нас! – смеясь, сказал он. – Но не кажется ли вам, что, почти не зная меня, вы слишком доверяете?

– Я уверен, что, зная ваши принципы, которые вы так блестяще подтвердили, ничем не рискую, а, напротив, окажусь в выигрыше. И не забудьте, что я много слышал о вас обоих от Тома, которого именно вы прислали к моему отцу и который не может не думать о том, как бы стать моим свояком.

– И вам кажется, что он когда-нибудь им станет? – Танзи не удержалась от вопроса. – Госпожа Эми будет очень несчастна, если ей придется выйти замуж за кого-нибудь другого.

Господин Мойл улыбнулся.

– Для женщины такого маленького роста она исключительно настойчива, и отец еще ни разу ни в чем не смог одержать над ней верх.

– Я знаю Тома всю жизнь, и мне прекрасно известно, что его нельзя не любить, – сказала Танзи.

– Том ничего не знает о моем происхождении, – поспешил сказать Дикон.

– Пусть наши обязательства будут взаимными. Конечно, я ничего не скажу ни ему, ни моей сестре-болтушке. И, конечно, – если это то, чего вы боитесь, – я никогда ничего не скажу королю Генриху.

– Любой ярый сторонник Ланкастерского дома, узнавший правду, может захотеть избавиться от Дикона.

– Не исключено, что вы правы, госпожа Брум, – согласился Мойл, складывая бумаги и собираясь уходить, – поэтому залог его безопасности и вашего счастья – анонимность. Это я могу обещать вам. Хотя не могу обещать такой известности и такого признания, которых заслуживают его талант и мастерство.