Игры Предвечных - Александр Гарин

  Мертвый мир затягивал неспешно, но все упорнее. Затуманенный разум захлестывали видения, из прошлой, счастливой жизни. Седрик вспоминал девять неравнозначных лет, которые провел подле супруги, свои ошибки и достижения, тревоги и сладостный покой. Ошибок было совершено немало. Но, несмотря на все сложности жизни с женщиной, которая была рождена в день самого Лея, и быть может, даже носила в себе мужскую душу, единение с ней оставалось тем, чего Седрик долго искал, и, наконец, обрел в браке. Извечное, леденившее душу одиночество исчезло, когда их руки были соединены перед священным алтарем. И позже, уже обретаясь в своем непростом супружестве, Седрик ни единого мига не пожалел о сделанном выборе.

  Марика словно создавалась для него, а он - для Марики. Пусть даже со стороны жены он едва ли мог надеяться на взаимность для своих чувств.

  Седрик убрал тугой завиток со лба юной женщины и вновь вгляделся в ее черты. Смерть еще не успела оставить в них свой след. Марика была словно живая и это сводило с ума. Внезапно из неоткуда возникла мысль о том, что все ощущения о мнимой близости жены - лишь грезы желающего обманываться рассудка. И Седрик вдруг очень остро ощутил всю глубину и ужас своей потери.

  Он остался один - совсем один. Его насмешливая и бесконечно родная Марика ушла в небытие. И этого уже не исправить - никому и никогда...

  В глазах защипало вновь, и про-принц, который успел избавиться от доспеха, крепче прижал к себе жену, зарываясь лицом в густые, темные волосы, ощущая под одеждой каждый из изгибов ее тела. Эти изгибы, как и сама совершенная плоть прекрасной романки были знакомы ему - до последнего волоска. Когда-то он исследовал ее всю, пядь за пядью. Снова и снова закрепляя то, что сделалось ему открыто после брачного обряда...

  К сотрясавшемуся от беззвучных рыданий принцу одно за другим приходили воспоминания - тяжелых первых лет, когда ошибок с его стороны было сделано более всего. Молодой муж не мог не замечать гадливого омерзения на лице супруги, вынужденной делить с ним ложе. И это уязвляло его до непереносимости. Марика знала о проклятии Луны, и раздосадованному Седрику казалось, будто ее брезгливость вызвана тем, что когда-то супруг искал утешения в объятиях мужчин. Он не мог изменить прошлого, и презрение Марики жгло, словно раскаленное железо, чем дальше, тем все сильнее. Досада порождала гнев, а тот вспыхивал темной, животной яростью, которую теряющий голову Дагеддид и вымещал на своей беспомощной жене.

  Седрик застонал сквозь зубы, сильнее зарываясь в волосы Марики и едва помня себя от раскаяния и стыда. Он вспоминал, как мучил юную романку, сознательно выискивая наиболее унизительные способы соития и заставляя делать то, что вызывало у нее приступы больного, полубезумного отчаяния. Следуя клятве, Марика не отказывалась подчиняться. И супруг в своей глупой ярости не упускал случая воспользоваться вытребованным правом, мстя ей за собственное убожество. Он мучительно жаждал расположения жены, но не наученный обращаться с женщинами и подстегиваемый злобой, делал все только хуже. И едва не погубил ее, в большей степени, нежели прочее, сделавшись причиной смертельной болезни...

  Дагеддид поднял голову, обратив измятое лицо к небу. С вялым удивлением он обнаружил, что бывшее совсем недавно ясным, оно стремительно затягивалось грозовыми тучами. Начинавший накрапывать пока еще мелкий дождь как нельзя лучше подходил к его теперешнему настроению. Он моргнул, смахивая влагу. И, сбросив перчатку, едва касаясь пальцами, провел по тонкому женскому лицу...

  ... Когда милостью Лея ему удалось вернуть свою истерзанную супругу в разум, насмерть перепуганный и терзаемый горьким раскаянием Седрик поклялся больше никогда не допустить того, что он позволял себе в начале супружества. И на этот раз он твердо держал данное слово. Что оказывалось непросто - особенно поначалу. Марика почувствовала изменения в его отношении к ней почти сразу. И не замедлила воспользоваться ими, немедленно расширив границы дозволенного.

  Сперва Седрик, не вполне доверяя диковатой романской юнице, ограничивал ее во всем. Но постепенно Марика получала больше - сначала от роли в королевской семье, а потом - и в жизни целой страны. Ее супругу приходилось только удивляться, как целеустремленно и упорно юная жена бралась за мужские дела, участвуя в мужеской жизни.

  К изумлению принца, немалую роль в привлечении Марики к делам управления играл его отец, старый король Хэвейд. С самого начала он привечал младшую невестку куда больше, чем старшую. И потому, когда она не была занята с армией, Марика часами просиживала в кабинете короля, упрямо и добросовестно изучая государственные бумаги и вникая во все дела провинции. Зачинщиком таких встреч делался сам король. Он посылал за Марикой каждый день, и Седрик в конце концов смирился с тем, что отец предпочитает компанию его жены даже своим сыновьям. Тем более, что благодаря занятости с невесткой, король перестал вызывать к себе самого Седрика для наставлений. Принцесса что ни день, то все явственнее выказывала присущие ее народу ум, проницательность и деловитую рассудительность. А потому Седрик, не без внутренней борьбы, но с немалым облегчением изготовился к тому, чтобы в делах по будущему управлению Веллией значительную часть помощи получать и от романской супруги.

  Со временем Седрик окончательно привык к новой роли жены в жизни их семейства. К тому же, чем дальше, тем поведение Марики делалось все свободнее и раскованнее. Она уже давно носила при себе оружие, выбиралась на состязания или охоту с де-принцем Генрихом, и выезжала по делам армии. Седрик в равной степени привык как к охотничьим курткам или доспеху жены, так и к ее фигуре за собственным столом в окружении бумаг, свитков и книг. Марика проводила очень мало времени с детьми, в отличие от самого Седрика, который возился с ними днями напролет. В противоположность матери маленьких Дагеддидов, он не скупился на ласку и время. Хотя из-за частых отлучек Марики, любовь ее детей делалась лишь острее и крепче. Их глаза с восторгом взирали на прекрасную родительницу, и ловили каждое ее движение. В противоположность другим женщинам, Марика была строга, а иногда и сурова со своими детьми. Но никогда не бывала несправедлива. С мужем она вела себя ровно и подчеркнуто почтительно. И хотя глаза ее часто выдавали истинные чувства, разумное поведение Марики примиряло Седрика с ее ролью в семье. В конце концов он смирился даже с безумной затеей проложить дорогу через Прорву. Про-принц вовремя сумел догадаться, что согласиться на это самому будет куда менее болезненно для самолюбия, чем сделать то же самое - но в очередной раз уступив жене.