Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

— Ты слишком строг к себе, — сказал архивариус. — А кто принес страницу из книги Ниссеса, которая помогла вернуть Камариса?

— Вы ведь исповедовали его, Стренгъярд? Разве это не стало для него проклятием? А теперь, по-видимому, он снова теряет разум. Мы должны были оставить его в покое.

Священник встал:

— Прости, но этот дым… — Он распахнул клапан палатки и принялся махать им. Порыв ледяного ветра швырнул большую часть дыма назад и, кроме того, заставил обоих снова затрястись от холода. — Извини, — горестно сказал он.

Тиамак жестом предложил ему сесть.

— Так лучше. Глаза меньше щиплет. — Он вздохнул. — А этот разговор о Пятом Доме — вы видели, какими расстроенными выглядели ситхи. Они, конечно, сказали, что понятия не имеют, что это может означать, но я-то уверен: им что-то известно. И это им не нравится. — Вранн пожал худыми плечами; он уже понял, общаясь с Адиту, что, если ситхи не хотят обсуждать что-то, настаивать бесполезно. Бессмертные всегда оставались вежливыми, но могли быть упрямо неуловимыми. — Я полагаю, это ничего не меняет. Осада начинается завтра утром, а Камарис и ситхи попытаются пройти в крепость по туннелям, и то, что должно случиться, по воле Тех, Кто Наблюдают И Творят, непременно случится.

Стренгъярд смотрел на него. Его незавязанный глаз покраснел и слезился.

— Похоже, что боги Вранна не очень-то тебя утешают, Тиамак.

— Они мои, — сказал болотный человек, — но я сомневаюсь, что ваш Бог помогает вам больше. — Он поднял глаза и был потрясен полным боли лицом архивариуса. — О, простите меня, Стренгъярд, я не хотел обидеть вас. Я просто сердит и испуган, как и вы.

Пожалуйста, не дайте мне потерять друзей! Тогда у меня совсем ничего не останется!

— Конечно, — сказал архивариус и вздохнул. — Я такой же, как ты. Я не могу избавиться от ощущения, что нечто важное лежит прямо передо мной. Какая-то простая вещь, как ты заметил. Я чувствую ее присутствие, но не могу ухватить. — Он посмотрел на свои стиснутые руки. — Это бесит меня. Есть какая-то элементарная ошибка, которую мы сделали или делаем, я уверен. Как будто я листаю хорошо знакомую книгу, разыскивая страницу, которую много раз читал, и не могу ее найти. — Он снова вздохнул. — Неудивительно, что мы оба не очень счастливы, мой друг.

Тиамаку стало немного теплее от слова «друг», но потом он почувствовал, как тревога возвращается.

— Кое-что еще беспокоит меня, — сказал он священнику.

— Что именно? — Стренгъярд наклонился, приоткрыл дверной клапан и снова закрыл его.

— Я понял, что должен пойти вниз, в глубины, с Камарисом и ситхи.

— Что? Благословенная Элисия, Тиамак, что ты говоришь? Ты не воин!

— Совершенно верно. Ни Камарис, ни ситхи не читали книги Моргенса, не изучали архивов Наглимунда, как вы, и не разделяли мудрость Ярнауги, Динивана и валады Джулой. Но кто-то, кто делал все это, должен пойти. Что будет, если те, кто пойдет в этом отряде, соберут Великие Мечи и не смогут угадать, как их использовать? Второго случая у нас не будет.

— О! Что ж, тогда… Боже мой! Я полагаю, что тоже должен пойти, потому что у меня было больше времени, чтобы изучить все это, чем у кого-либо другого.

— Да, Стренгъярд, мой дорогой друг-сухоземец, вы больше всех знаете о мечах. Но у вас всего один глаз, и тот не очень хорошо видит. Вы намного старше меня и не привыкли лазить по узким проходам. Если бы Бинабик из Йиканука был здесь, я позволил бы идти ему и пожелал бы ему удачи, поскольку он умеет делать все это лучше, чем я, и знает больше, чем я, и вероятность, что он застрянет в какой-нибудь дыре, совсем мала. — Тиамак печально покачал головой. — Но Бинабика нет, и мудрой Джулой нет, и все старые носители свитка умерли. Так что, я думаю, это следует сделать мне. Вы многому научили меня за это короткое время, Стренгъярд. — Он снова глубоко вздохнул. — Мне до сих пор снятся ужасные сны о гнезде гантов и о картинах, которые были у меня в голове, и о моем собственном голосе, щелкающем в темноте. Но я боюсь, что в туннелях под Хейхолтом нас ожидает нечто худшее.

После долгого молчания священник пошел и, порывшись в своих вещах, вернулся наконец с кожаным мешком.

— Вот. Это крепкое вино из ягод. Ярнауга привез его в Наглимунд: он сказал, что это щит против холода. — Стренгъярд нервно засмеялся. — А мы как раз с холодом и столкнулись, верно? Попробуй-ка. — Он передал Тиамаку мех.

Напиток был сладким и жег, как огонь. Тиамак проглотил немного, потом сделал еще глоток и передал мешок обратно Стренгъярду.

— Это вкусно, хотя и немного странно. Я привык к кислому папоротниковому пиву. Попробуйте.

— О, я думаю, это слишком крепко для меня, — сказал, заикаясь, священник. — Я хотел, чтобы вы…

— Оно согреет вас, а может быть, и поможет поймать вашу ускользающую мысль.

Стренгъярд помедлил, потом поднес мешок к губам. Он сделал крошечный глоток, посмаковал немного, потом проглотил и сделал новый глоток. Тиамак обрадовался, что его друг не поперхнулся.

— Он… горячий, — сказал священник с любопытством.

— Действительно так кажется, верно? — Вранн откинулся на одну из седельных сумок священника. — Выпейте еще, а потом, если можно, дайте мне. Мне понадобится больше, чем просто несколько глотков, прежде чем я наберусь мужества сказать Джошуа о своем решении.

Мех был почти пуст. Тиамак услышал, как снаружи сменяются часовые, и понял, что должно быть около полуночи. Он прислушивался к словам, произнося их, и гордился своей великолепной артикуляцией.

— Я должен идти. Потому что я должен сказать принцу Джошуа, что я должен сделать.

— Что ты должен сделать, да. — Стренгъярд держал бурдюк за веревочку и раскачивал его. — Это хорошо.

— Так что через несколько минут я встану, — заметил Тиамак.

— Я бы хотел, чтобы Джулой была здесь.

— Джулой? Здесь? — Тиамак нахмурился. — Чтобы пить риммерское вино?

— Нет. Да, я полагаю. — Стренгъярд еще раз подтолкнул бурдюк. — Здесь. Чтобы поговорить с нами. Она была мудрая. Немножко пугающая — тебя она не пугала? Эти глаза… — Он сморщил лоб, вспомнив тревожащий взгляд Джулой. — Но надежная.

— Конечно. Нам не хватает ее. — Вранн неуверенно встал на ноги. — Жуткое дело.

— Почему эти… твари сделали это? — спросил священник.

— Убили Джулой?

— Нет, Камариса. — Стренгъярд аккуратно поставил бурдюк на одеяло. — Почему они убили Камариса? Нет. — Он смущенно улыбнулся: — Я хочу сказать… почему они пытались убить Камариса? Только его? Не имеет смысла.

— Они хотели получить этот меч. Тёрн.

— А, — ответил Стренгъярд. — А… Мм’быть, и так.

Тиамак попытался выйти через дверной клапан. Холодный воздух ударил его, и вранн посмотрел на следовавшего за ним священника:

— Куда вы идете?

— С тобой, — сказал Стренгъярд, как будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся. — Сказать Джошуа, что я тоже иду. Вниз, в туннель.

— Нет, не идете. — Тиамак был тверд. — Это плохая идея. Я уже говорил вам.

— Я все равно пойду с тобой. Чтобы говорить с ним. — Священник уже стучал зубами. — Не могу позволить тебе идти одному в холод. — Пошатываясь, он остановился, глядя вверх, и насупился. — Посмотри на эту красную звезду. Безумная штуковина! Устраивает все эти несчастья. Звезды не должны трогать нас. — Он поднял кулак. — Мы не боимся! — закричал священник далекому пятнышку. — Не боимся!

— Вы слишком много выпили, — вздохнул вранн, взяв архивариуса под локоть.

Стренгъярд наклонил голову:

— Очень может быть.

Джошуа смотрел, как архивариус и вранн, шатаясь, выходят из палатки и удаляются в ночь, и повернулся к Изгримнуру:

— Никогда бы не поверил!

— Пьяный священник? — Герцог зевнул. Живот у него болел. — Ничего в этом нет странного. — Казалось, что кто-то давит изнутри на его глаза. Было уже далеко за полночь, а завтрашний день обещал быть страшно тяжелым. Герцогу необходим был сон.