Трибунал для Героев - Вячеслав Звягинцев

И он действительно сделал это. И по праву занял в историческом формуляре советских разведывательных служб совершенно особое место, числясь в нем за № 1.

О Николае Ивановиче Кузнецове сегодня знает вся страна. О нем написаны сотни статей, десятки книг, создано несколько документальных и художественных кинолент. Одна из самых серьезных и достоверных книг о Кузнецове названа ее автором Т. Гладковым «Легенда советской разведки». Кузнецов, он же П. Зиберт, Р. Шмидт, Н. Грачев, Кулик, Ученый, Колонист, Пух, — действительно легенда. Поэтому неудивительно, что и сегодня, несмотря на обилие публикаций, биография разведчика № 1 полна загадок и противоречий, а вокруг его имени немало разного рода слухов и домыслов.

Утверждается, например, что Кузнецов вырос в немецкой колонии и поэтому еще в детстве в совершенстве овладел немецким языком; что он закончил Уральский политехнический институт[288] и диплом защищал на немецком языке; что в 1939–1940 гг. участвовал в войне с белофинами и успел тогда же по заданию НКВД объехать всю предвоенную Европу; что был он офицером — летчиком. И даже, — что в 1944 году Кузнецов не погиб.

Эти и другие подобного рода утверждения не соответствуют истине. Правда же заключается в том, что Кузнецов действительно в 1939–1940 гг. блестяще провел ряд контрразведывательных операций, благодаря которым работа немецких дипломатов и разведчиков проходила под постоянным контролем чекистов. А в годы Великой Отечественной войны он, пожалуй, стал единственным из советских разведчиков, столь долгое время успешно работавшим за линией фронта под видом немецкого офицера. Но при этом он никогда не состоял в штате контрразведывательного управления НКВД, не имел воинских званий и даже не заканчивал высших учебных заведений. У него не было даже диплома о среднем образовании. Не состоял он и в рядах партии, хотя все энциклопедии и справочники числят Н. Кузнецова коммунистом. Все это выяснилось уже в 90-е годы прошлого столетия. Но тогда же, к сожалению, прежде всего в Западной Украине, появилось немало публикаций, направленных на то, что опорочить героическую деятельность легендарного разведчика. В них голословно утверждалось, что он был заброшен в Ровно для борьбы с ОУН-УПА, а не с гитлеровцами, что сам сдался в плен бойцам УПА и что был Кузнецов не героем, а обычным «киллером Великой Отечественной» (утверждение О. Суханова). Но это уже подтасовки и фальсификация совсем иного рода. В большинстве же случаев, слухи и домыслы стали закономерным результатом потребности людей узнать о Кузнецове как можно больше. А при остром дефиците достоверной информации всегда появляются мифы и легенды. К тому же, сам Кузнецов породил некоторые из них, когда, работая под прикрытием, писал в письмах или рассказывал о себе то, что считал нужным.

Самые, пожалуй, закрытые страницы его биографии, связаны с неоднократными арестами Героя и обстоятельствами его гибели.

Лишь недавно мы узнали о том, что органы, «стоящими на страже социалистической законности» и другие инстанции не раз подозревали Кузнецова, необоснованно обвиняли его в совершении преступлений, пытались дискредитировать и очернить. Впервые он столкнулся с несправедливостью в 1929 г., когда неожиданно был исключен из комсомола и отчислен из техникума. Все обвинения, — кулацкое происхождение, дружба с сомнительными элементами, служба отца в белой армии, — оказались надуманными и беспочвенными. Ника пытался доказать их абсурдность. Собирал оправдательные документы. Но ничего не помогло.

Наветы и необоснованные обвинения ожесточили его. Но не сломили. Он знал из прочитанных книг, что за правое дело нужно бороться. Идти до конца. И в итоге победил. 19 ноября 1931 г. президиум Уральской областной конфликтной комиссии ВЛКСМ восстановил его в комсомоле. К тому времени Н. Кузнецов вынужден был уехать из родных мест на заработки в г. Кудымкар. Устроился на работу таксатором 2-й лесоустроительной партии. Женился. С увлечением изучал коми-пермяцкий язык. А 4 июня 1932 г. был арестован и взят под стражу. Оказалось, что его непосредственный начальник и еще несколько работников лесоустроительной партии составляли подложные ведомости и присваивали деньги и продукты. Кузнецов к хищениям не имел никакого отношения. Более того, узнав об этом, сообщил в милицию. Судебный процесс проходил в Кудымкаре 17 ноября 1932 г. Начальник его получил 8 лет, остальные преступники — по 4 года лишения свободы. Кузнецова же суд признал виновным в халатности и приговорил к 1 году исправительных работ по месту службы.[289]

Почему суд был необъективен[290] — можно лишь предполагать. Во всяком случае буквально через несколько дней после ареста он стал сотрудником негласного штата ОГПУ. Получил псевдоним «Кулик». А арест ему заменили на подписку о невыезде. Было ли это добровольное волеизъявление? Думаю, нет. Хотя, столь серьезный поворот в своей жизни Кузнецов, безусловно, обдумал. Выбор у него был. И он сам решил, что, сотрудничая с чекистами, сможет принести немало пользы своей Родине и в полной мере реализовать свои детские мечты. С этого времени Кузнецов до самого своего смертного часа жил двойной жизнью. Подписку о сотрудничестве и неразглашении Кузнецову продиктовали:

«Я, нижеподписавшийся гр-н Кузнецов Николай Иванович, даю настоящую подписку Коми-Пермяцкому окр. Отд. ОГПУ в том, что я добровольно обязуюсь сообщать о всех замеченных мной ненормальных случаях как политического и также экономического характера. Явно направленных действий к подрыву устоев сов. власти от кого бы они не исходили…10 июня 1932 года».[291]

Одно из первых «особых заданий по обеспечению государственной безопасности», которых в послужном списке Н. Кузнецова немало, было связано с выяснением в 1934 году настроений у жителей «неблагополучного» по меркам ОГПУ жителей Юрлинского района. Об этой работе, проделанной под видом «кулака в бегах» или учителя-эсера Кузнецов доложил в рапорте: «В беседе со случайными собеседниками я вел себя как лицо агитирующее крестьянство на вооруженную борьбу с Сов. властью…».[292]

Вал репрессий во второй половине 30-х годов накрыл многих чекистов. Был арестован и Н. Кузнецов. На этот раз его обвинили уже не в уголовном, а контрреволюционном преступлении — антисоветской агитации и пропаганде, предусмотренной ст. 58–10 УК РСФСР. Впрочем, за какие конкретно высказывания и с какой целью агент Кузнецов был помещен в подвал внутренней тюрьмы Свердловского управления НКВД, точно не установлено. Сведения настолько скупы и противоречивы,[293] что даже год его ареста вызывает сомнение. Во всяком случае не так давно начальник управления ФСБ России по Свердловской области генерал-лейтенант Г. Воронов писал соратнику Кузнецова по разведывательной работе в Ровно Н. Струтинскому: «В архиве нашего Управления мы нашли тоненькое контрольное дело (5–6 листов), где указано, что «Кузнецов Н. И., до ареста работавший в редакции Уралмашевской газеты, освобожден из-под стражи 7 октября 1936 года. Само уголовное дело в 1962 г. было выслано в Ровно. Эти документы — единственное, что найдено в архиве УФСБ. В деле «Колониста» на Лубянке материалов по свердловскому периоду нет: вероятно, они были уничтожены».[294]