Женщина из Пятого округа - Дуглас Кеннеди

Вернувшись в отель, я пересчитал наличность. После оплаты билетов в Штаты оставалось около тысячи восьмисот долларов.

Не думай об этом. Прими все как есть. Что еще ты можешь сделать?

Я остался в номере, пытался читать, пытался заставить себя думать о чем угодно, только не о Меган. Наконец, часов в десять вечера, я лег в постель. Спустя три часа меня разбудил телефонный звонок.

—      Вам звонят, monsieur, — сообщил ночной портье и переключил звонок на мой номер. Это была Сьюзан. И первые слова, что я услышал, были:

—      Она открыла глаза.

21

Меган не только открыла глаза, но и заговорила. На следующий день она уже ела с ложечки. Через двое суток моя дочь настояла на том, чтобы встать с постели и воспользоваться туалетом. Ее левая рука и нога были в гипсе, но с помощью костылей ей удалось доковылять до ванной. Вскоре полиция задержала виновницу наезда. История оказалась «с душком» — как выяснил за рулем была недавно разведенная женщина сорока лет, юрист крупной фирмы в Кливленде, с «алкогольной зависимостью». Утром того дня, когда был совершен наезд, она «выпила за завтраком в своем номере в мотеле». Выпила — мягко сказано. Она была изрядно пьяна, когда сбила Меган через пять минут после того как покинула мотель. В панике она рванула с места преступления, но через какое-то время зарегистрировалась в мотеле на границе со штатом Кентукки, где ее и арестовали копы. Адвокат, защищавший интересы Меган, грозился предать дело широкой огласке, если виновница наезда не выплатит пострадавшей крупную сумму.

—      Переговоры прошли быстро, — сообщила мне Сьюзан в очередном телефонном разговоре. — Наш адвокат оказался ушлым парнем и блестяще провернул дело. На Меган выписан чек на полмиллиона долларов. Этого хватит на ее обучение в колледже и еще останется нам на жизнь, пока я не найду работу.

Я сказал:

—      Главное, обошлось без последствий для здоровья нашей девочки. С другой стороны, шрамы…

—      …будут напоминать ей о том дерьме, которое вывалили на нее родители… и прежде всего — шлюха-мать, спавшая с педофилом, чтобы получить штатную должность в колледже.

—      Думаю, тебе не стоит винить себя в этом…

—      Но я все равно считаю себя виноватой.

—      И я себя тоже.

—      Ты снова великодушен, Гарри… и от этого мне тошно вдвойне.

—      Ты полагаешь, я хочу причинить тебе боль? Мне… мне просто жаль тебя…

Я слышал ее слезы в телефонной трубке.

—      Прости меня, прости… — прошептала Сюзан. — Я столько всего наворотила. Я…

—      Наша дочь жива, и ее дела идут на поправку. Это единственное, что сейчас имеет значение. И я очень хочу снова пообщаться с ней.

—      Я сказала ей, что ты бросился на помощь сразу, как только узнал… Кажется, Меган была счастлива слышать это, но так и не поняла, почему тебе так быстро пришлось вернуться в Париж.

Потому что мертвая женщина, поставившая Меган на пути той машины, требует встреч дважды в неделю. Порви я с ней, наша дочь до сих пор оставалась бы в коме.

—      Как я уже пытался объяснить тебе… у меня было собеседование насчет работы…

—      Ты мог бы сказать им, что твоя дочь серьезно пострадала, — прервала меня Сьюзан.

—      Я говорил… Они сказали, что хорошо понимают ситуацию, но должность нужно занять срочно. Денег у меня нет. У тебя тоже. Поэтому я не мог просить, чтобы подождали…

—      Все верно — ты опять не преминул уколоть меня тем, что я безработная. Чтобы усилить чувство вины…

—      Сьюзан… прекрати.

—      Если я прекращу, тебе не придется выслушать правду. А правда состоит в том, что…

—      Правда в том… — перебил я ее, — что в ближайшие полгода я не могу тронуться с места.

—      Что? — Ее голос зазвенел от ярости.

Пришлось объяснить, что я пострадал при пожаре здания, где работал ночным сторожем (Сьюзан, конечно, коробило от известия о том, что ее бывший муж был простым ночным сторожем), и что лечащий врач советовал мне воздержаться от полетов.

—      Ты ждешь от меня восхищения твоим подвигом. Как же, ведь ты с риском для жизни полетел к больной дочери!

—      Сьюзан, честно говоря, мне плевать, что ты там вообразила. Могу только сказать, что по возвращении в Париж я харкал кровью. Пульмонолог запретил мне до Рождества воздушные перелеты. Это, конечно, меня бесит, потому что я всей душой рвусь к Меган. Но, бог с тобой, думай обо мне что хочешь. Я всегда был для тебя полным дерьмом. Таким и останусь.

На этом я повесил трубку.

Спустя несколько часов, когда я лежал в постели с Маргит, она сказала;

—      Мне понравилось, как ты сегодня поставил Сьюзан на место. Ты был куда более решителен, чем прежде.

—      Откуда ты знаешь, каким я был прежде?

—      Я все про тебя знаю. Как знала и то, что ты поступишь честно и придешь ко мне сегодня.

—      Ты считаешь, что принуждение может быть честным? Я здесь только потому, что…

—      Если ты хочешь и дальше предаваться иллюзии, будто тебя насильно втянули в это, — что ж, пожалуйста. Но тогда тебе до конца дней придется исходить злостью от того, что я поработила тебя. Будь ты чуточку хитрее, Гарри, ты бы увидел всю выгоду нашего союза. И, поскольку через две недели деньги у тебя кончатся, нам все-таки необходимо устроить тебя на работу.

Спустя три дня, за традиционным распитием виски после соития, Маргит сказала:

—      В это воскресенье тебе нужно сходить в салон Лоррен Л’Эрбер.

—      Это невозможно.

—      Почему?

—      Потому что, как только мадам или ее мажордом услышат, что я звоню, они немедленно бросят трубку.

—      Бедный, бедный Гарри, вечно думает, что кому-то до него есть дело… Ты вовсе не вывел мадам Л’Эрбер из себя, когда накинулся на нее, требуя сказать, была ли я у нее. Подобно всем самовлюбленным людям, она плевать хотела на других… если только не видит в них личной выгоды. Так что ваша короткая перебранка на пороге ее квартиры задержалась в памяти мадам секунд на пятьдесят. Не бойся — Лоррен и ее помощника интересует исключительно взнос в двадцать евро. Завтра же позвони им, а в воскресенье посети салон. Там постарайся, чтобы тебя представили джентльмену по имени Лоренс Курсен. Он возглавляет Американский институт в Париже. Мне известно, что на протяжении многих лет он посещает вечеринки мадам Л’Эрбер, где знакомится с дамочкам… Он женат на очень и очень богатой ведьме, которая весит килограммов сто пятьдесят и, если не спит, изводит его скандалами. Я знаю, что он ищет специалиста для преподавания истории кинематографии в своем  институте. Просто постарайся попасться ему на глаза и очаровать его…

—      Легко сказать…

—      Но, Гарри, ты действительно умеешь очаровывать…

Впервые за время нашего знакомства Маргит сделала мне комплимент.

Я сделал все, как она сказала. Позвонил Генри Монтгомери, «ассистенту мадам Л’Эрбер». Когда я назвал свое имя, он отнесся к этому совершенно спокойно. Просто сообщил код дверного замка и напомнил о необходимости иметь при себе двадцать пять евро в конверте («Цена немного возросла»). На этот раз добираться до дома мадам было одно удовольствие — от моего отеля на улице дю Драгон до Пантеона ходьбы было минут двадцать.

К моменту моего появления вечеринка была в разгаре. Генри Монтгомери, похоже, не узнал меня. Разумеется, он не забыл взять конверт, проверив, написано ли мое имя (как положено по инструкции), после чего подвел меня к Лоррен. Как и прежде, она стояла под одним из своих портретов, окруженная толпой восхищенных почитателей. Монтгомери что-то шепнул а ухо. Она тут же изобразила неимоверную радость.

—      Гарри, какое счастье снова видеть тебя! Это было… сколько же мы не виделись?

—      Несколько месяцев.

—      И ты все еще здесь… Значит, Париж все-таки захватил тебя в плен?

—      Да уж, — сказал я.

—      Ты ведь рисуешь, да?

—      Я преподаю. Историю кинематографии. А Ларри Курсен, случайно, не здесь сегодня?

—      В поисках работы, я угадала?

—      Да, верно.

—      Американская прямолинейность. Обожаю. Ларри! Ларри!

К нам подошел мужчина средних лет в грязно-белом пиджаке, который был в носке лет двадцать, не меньше, и настоятельно требовал глажки.

—      Ларри, ты должен познакомиться с Гарри. Он блестящий педагог. Преподает… как это называется, напомни?

—      Историю кино.

—      В самом деле? — подхватил Ларри. — И где вы преподаете?

—      Ну, я раньше преподавал в…

Беседа завязалась. Л’Эрбер, довольная, отплыла в сторону. Мы проболтали не менее получаса — в основном о фильмах (Курсен был серьезным фанатом кино), но и об институте, который он возглавлял.