Бегемот - Скотт Вестерфельд

Алек сильнее сжал в кулаке папский свиток. Германские броненосцы были самым крепким орешком. Однако сообщение Дилана о плывущем сюда монстре в корне меняло ситуацию.

— Как раз то, что надо! Дилан, мы обязаны рассказать об этом комитету!

— Ни в коем случае, — категорично возразил тот. — Завену и его семье я доверяю, но в комитете сотни людей. А вдруг один из них — шпион жестянщиков? Если германцы узнают, что «Левиафан» держит сюда курс, «Гебен» сможет подкараулить его и атаковать своей пушкой Теслы!

— А, ну да. — Алека передернуло, стоило вспомнить, как его самого ударило электрическим разрядом. — Ну а как насчет плана Завена? Он готов повести шагоходы с перечными бомбометами. Клопп говорит, это дурость.

— Дурость и есть, — согласился Дилан. — Только не говори этого Завену! Если они ударят в ночь новолуния, «Гебен» пойдет ко дну прежде, чем они до него доберутся!

Алек неспешно кивнул, обдумывая сказанное. В сражении за город султан бросит свои шагоходы на улицы, надеясь, что его дворец защитят германские боевые корабли. Но если броненосцы окажутся уничтожены, революцию удастся успешно осуществить буквально за одну ночь. Сколько это жизней сбережет — тысячи!

Конечно, для атаки под покровом ночи надо будет обучить людей комитета водить шагоходы в темноте. Он уже изложил эти аргументы Лилит, и та довольно быстро с ним согласилась. В случае чего это даст повстанцам дополнительное преимущество.

— Надо, чтобы Клопп признал, что перечная бомбардировка «Гебена» — дело не совсем безнадежное. Он поворчит немного, но сделает, как я ему скажу. Только вот как заставить комитет назначить выступление именно на нужную нам ночь?

— А пусть Клопп скажет, что на броненосцы лучше всего нападать в темное время суток, — пожав плечами, сказал Дилан. — И заодно намекнем, что девятнадцатого сентября как раз новолуние, а там пусть сами решают.

Алек задорно улыбнулся.

— А уж своим-то могучим обаянием ты сумеешь добиться от Лилит, чтобы она провела перед отцом нашу линию!

Дилан, страдальчески закатив глаза, опять зарделся, как юная девушка.

— Кстати, о секретах: надеюсь, ты не разболтаешь Лилит о другой части нашего разговора? Это может здорово все усложнить.

Эх, Дилан, Дилан. Говорят, дарвинисты все, что касается биологии, называют своими именами, без обиняков, вплоть до самых интимных вещей. А этот, гляди-ка, краснеет — не солдат, а чисто школьник. Смех, да и только.

— Я же сказал: у меня как в сейфе.

— Вот и хорошо. — Дилан застенчиво посмотрел на него. — А… ты точно уверен, что ей нравлюсь я, а не ты?

Алек даже рассмеялся.

— Абсолютно. И еще: даже если б мы друг другу приглянулись, мне пришлось бы держаться от нее подальше.

— То есть как?

— Неужто не понимаешь? Лилит — из простых, не сравнить даже с моей матерью. — Алек поднял футляр со свитком. — Я рос, даже не представляя, что подобное может когда-нибудь случиться, и знать не знал, что все так обернется. И всегда думал, как бы всем было легче, если б я вообще не рождался на свет. Своим детям я такой судьбы не желаю.

Дилан печально поглядел на футляр с папским письмом.

— Да, непросто, наверное, быть принцем.

— Теперь уже проще — благодаря вот кому. — Алек снова сжал плечо своему единственному настоящему другу, который знал теперь его последний секрет. — А сейчас давай шевелиться. У нас революция на носу, а мы тут сидим.

Лилит открыла дверь с довольно мрачным видом.

— Что вы так долго? Я уже думала, с вами что-то случилось.

— Да мы там подискутировали немного, — Алек подмигнул Дилану и показал футляр свитка, — но зато нашли это.

Лилит странно посмотрела на них; под ее взглядом Дилан смущенно отвернулся и первым двинулся к черному ходу. Алек, с учтивым жестом пропустив перед собой Лилит, пошел замыкающим.

На лестнице чувствовалось, как вокруг постепенно пробуждается отель: с шипением пускали пар машины лифтов, нагнетая давление под утреннюю нагрузку; снизу уже доносилось деловитое позвякивание посуды.

Дилан, остановившись, предостерегающе поднял руку.

— Повара на кухне. Туда нам уже нельзя.

— Тогда вперед, через вестибюль, — на ходу сориентировалась Лилит. — Если твое письмо никто не нашел, значит, и германских шпиков там быть не должно.

— Ну да, — сказал Дилан. — Только кое-кого из нас вдобавок разыскивают за угон такси.

— Да все будет в порядке, — успокоил ее Алек. — Никто и глазом моргнуть не успеет, как мы окажемся на улице.

— Просто идем, как ни в чем не бывало, — решила Лилит, непринужденно открывая дверь в столовую.

Она первая двинулась меж пустующих столиков, держась так независимо, будто была как минимум хозяйкой этого отеля. На них неодобрительно покосился драящий ножи с вилками паренек в феске, но ничего при этом не сказал. Мимо него они прошли в вестибюль, где не было никого, кроме одного неухоженного туриста, видимо дожидавшегося номера подешевле.

Неожиданно турист выглянул из-за газеты и с улыбкой помахал рукой.

— Алё, принц Алек, — окликнул он. — Я так и думал, что вы где-нибудь в этих краях.

Алек машинально занес ногу — да так и замер.

Это был Эдди Мэлоун.

•ГЛАВА 36•

— Понятное дело, угонщиком такси я вас никогда не считал, — говорил Мэлоун, помешивая кофе ложечкой. — Но затем я услышал название отеля.

Алек молча сидел, уставясь в свою чашку. Маслянистая поверхность напитка поблескивала, смутно отражая пляшущие силуэты на экране за спиной. Репортер отвел всю троицу в кофейню, подальше от пытливых глаз отельной обслуги. Каждый столик здесь был оборудован машинкой театра теней; затемненное помещение пустовало, если не считать нескольких завсегдатаев, которые прилипли к своим экранам. Но у Алека было такое ощущение, что сами стены здесь вкрадчиво слушают, — быть может, из-за светящихся буркал лягушки, пялящейся на него через столик.

— Ах да, конечно, — произнес он тихо. — Имя моей матери.

Мэлоун кивнул.

— Со времени моего визита на «Левиафан» я глядел на гостиничные вывески и прикидывал: может, «Дора»? «СантаПера»? «Отель Анжелика»? — Он усмехнулся. — И вот сижу я и вдруг слышу разговор насчет каких-то немцев-постояльцев «Хагии Софии», которые угнали таксомотор. И эта самая «София» буквально резанула мне по ушам. София, Софи…

— А с чего вы вдруг решили, что я непременно принц? — спросил Алек. — Я ведь не единственный австриец, у которого мать зовут Софи.

— Я так и думал, пока не вспомнил о графе Фольгере. Они же с вашим отцом были старинные друзья, не так ли?