Индийский мечтатель - Евгений Штейнберг

Джон Хайд прочел формулу обвинения и спросил, признают ли подсудимые свою вину. Оба ответили отрицательно.

— Герасим Лебедев! — начал Джон Хайд. — Моя обязанность охранять закон и карать тех, кто его нарушает, но я не желаю вам зла и не хочу осудить невиновного… Расскажите чистосердечно все, что имеет отношение к данному делу, чтобы я мог вынести решение справедливое и беспристрастное…

— Вы как будто немного знаете меня, сэр, — начал Лебедев. — Я иностранец, русский артист. Никогда не занимался политическими делами и, признаться, мало в них понимаю. Когда-то я больше всего любил музыку, но с некоторых пор заинтересовался изучением азиатских языков и обычаев. В Индию меня привела не жажда обогащения, не поиски власти или славы, но исключительно любознательность. Я стремился увидеть эту удивительную и загадочную страну, а когда увидел, захотел изучить в совершенстве. Я мечтал о том, чтобы ознакомить европейцев, главным образом моих соотечественников, с жемчужинами индийской поэзии и искусства, с нравами здешних народов… Другое мое заветное желание — сблизить жителей Индии с европейскими нациями, которые, к сожалению, пока известны здесь только худшими своими сторонами… Вот к чему я стремлюсь, достопочтенный сэр! Преследуя эти цели, я написал труд по грамматике индийских языков, перевел на бенгали две английские пьесы, создал новый театр. Все это известно вам… Теперь чистосердечно скажу о том, что вас интересует. На юге Индии я встретил одного человека и почувствовал к нему симпатию. Мы стали друзьями. Наши взгляды во многом расходились, но я никогда не мог усомниться в его честности и благородстве.

— Этого человека звали Патриком Деффи? — спросил судья.

— Да, сэр! — ответил Лебедев после короткого раздумья.

— Это тот самый человек, с которым вы встретились здесь, в моем присутствии?

— Да, сэр. Нет смысла больше скрывать это.

— Значит, вы меня тогда обманули? — спросил удивленно Хайд.

— Да, я обманул вас, ибо так подсказывала мне совесть. Я солгал, чтобы спасти друга, которого считал и считаю благородным человеком… Думаю, что вы на моем месте поступили бы так же, сэр.

— Вы солгали судье! Это тяжкий проступок. Если бы вы предварительно принесли установленную присягу, то понесли бы тяжкую кару за клятвопреступление. Но, на ваше счастье, я не требовал от вас присяги.

— Тем не менее факт лжесвидетельства налицо! — вмешался капитан Ллойд.

— Герасим Лебедев не вызывался в суд в качестве свидетеля, а потому лжесвидетельства не мог совершить…

— Однако, сэр!.. — попытался возразить Ллойд.

— Вы, кажется, осмеливаетесь учить меня судопроизводству, капитан Ллойд? — произнес судья величественно.

— Прошу извинения, сэр! — смиренно сказал капитан.

— Знали вы о противозаконных действиях государственного преступника Деффи? — снова обратился судья к Лебедеву.

— Нет! — ответил Лебедев. — Я знал о его взглядах… В них я не находил ничего преступного, хотя, повторяю, во многом не был согласен с ним…

Капитан Ллойд снова не выдержал:

— Взгляды эти преступны!

— Я не могу знать, какие взгляды являются преступными по вашему мнению, капитан, — возразил Лебедев. — Мне они не казались таковыми.

Судья перешел к допросу по отдельным пунктам обвинения. Он спросил Ллойда, чем может тот подтвердить участие Лебедева и Сону в побеге Деффи… Ллойд сослался на показания сипая Канаи. Ввели Канаи… Он повторил, что видел, как Нанда передавал солдату Банкиму какие-то деньги.

— От кого же могли быть эти деньги, если не от мистера Лебедева? — пояснил капитан. — Он передал их через своего слугу…

«Плохо! — подумал Герасим Степанович. — Сейчас он спросит у меня о деньгах… и, кажется, я не смогу солгать…»

Но судья обратился к Канаи.

— Знаешь ты этого человека? — спросил он, указывая на Лебедева.

— Нет, сахиб! Я его никогда не видел.

— А этого? — судья указал на Сону.

Канаи отрицательно замотал головой.

— Фамилия сахиба Ле-бе-дев. Зовут его также Суон-сахиб. Может быть, ты слыхал одно из этих имен?

— Нет, сахиб, не слыхал.

— Как же вы можете утверждать, — обратился судья к капитану Ллойду, — будто Канаи знал, что солдат Банким был подкуплен Лебедевым через своего слугу?

— Однако кто-то помог бежать преступнику! — Ллойд был раздражен. — Кто же это был, если не Лебедев?

— Это ваша, а не моя обязанность, капитан, найти виновника. К сожалению, вы оказались не в состоянии с нею справиться, — холодно сказал судья.

Перейдя к следующему пункту, Джон Хайд спросил у Лебедева и Сону, что они знают о подстрекательстве крестьян к бунту.

— Это обвинение нелепо, — ответил Лебедев спокойно. — Никогда ничего подобного не было.

Судья приказал ввести новых свидетелей. Это были Джозеф Джекобс и слуга Чанд. Сону впился в Чанда горящим взглядом. Значит, этот змееныш обманул его! Но Чанд спокойно и даже весело посмотрел в глаза Сону… Казаться веселым ему было вовсе не легко. Со вчерашнего дня он томился взаперти в отдельной камере, откуда его вывели только теперь. Чанд ужасно страдал от голода! За все время ему дали только две миски жиденькой похлебки, а ведь он привык к обильной пище… Чанд не понимал, зачем его сюда привели, ничего не знал он и о смерти своего хозяина. Однако, когда увидел Джекобса, а затем Суон-сахиба и Сону под охраной двух сипаев, Чанд быстро смекнул, в чем дело.

Судья задал несколько вопросов Джекобсу. Тот ответил, что подсудимого Лебедева всегда считал человеком подозрительным, прибывшим сюда с недобрыми намерениями.

— Какими именно? — поинтересовался Хайд.

Джекобс пожал плечами:

— Все эти иностранцы только и думают, как бы насолить честным англичанам. А этот еще зловреднее других. По профессии музыкант, а занимается чорт знает чем…

— Что же вам известно о предосудительных занятиях подсудимого?

— Несколько лет назад он ездил в Майсур и там помогал злодею Типу в его кознях против англичан. Он составил для султана письмо французскому правительству, помогал Типу снарядить тайное посольство в Париж…

Со скамьи подсудимых послышался смех.

— Ваша честь, — вскипел капитан Ллойд, — подсудимый позволяет себе издеваться над судом!

— Что привело вас в столь веселое настроение, мистер Лебедев? — спросил Хайд.

— Прошу извинения, сэр! Мне трудно было сдержать смех, когда я услышал этот вздор… В Майсур я отправился со своим оркестром из Мадраса. Типу-султан вначале счел меня английским шпионом, но потом, поняв свою ошибку, отнесся ко мне весьма гостеприимно. Он действительно хотел просить у меня какой-то помощи и осведомлялся, знаю ли я французский язык, но когда я отклонил предложение перейти к нему на службу, он не пожелал даже объяснить, в чем должна была заключаться просьба.