Дочь кардинала - Филиппа Грегори

Джордж вторгается на встречу, которую Эдуард проводит с советниками в Вестминстерском дворце, протестуя против произвола, настаивая на невиновности казненных. Он приносит с собой их письма, написанные еще в темнице, послания людей, готовящихся к встрече со своим Создателем и перед лицом вечности утверждающих о своей невиновности.

– Это объявление войны, – коротко говорит Ричард. Мы вместе, бок о бок, едем по улицам Лондона, направляясь во дворец. Королева снова собирается в предродовое уединение, чтобы там дать жизнь еще одному ребенку. Ужин, на который мы приглашены, как раз и будет посвящен этому грядущему событию. Она покидает двор, все еще гудящий от сплетен о волшебстве, колдунах и ядах. Должно быть, ей сейчас кажется, что весь этот покой и благость, над созданием которых она так долго трудилась, сейчас исчезает на глазах. Должно быть, она ощущает себя так, словно ее разоблачили, что ее истинная суть, полурыбы-полуженщины, проступает уродливым рисунком сквозь ее кожу.

Стоял жаркий майский день, и на мне было роскошное платье из красных шелков, и лошадь была оседлана красным кожаным седлом и красной уздечкой. На Ричарде новая куртка из черного бархата, из-под которой виднеется белая вышитая рубаха. Мы приглашены на застолье, но я уже поела. Теперь я никогда не ем того, что готовится на кухне королевы, но когда она бросает на меня за столом взгляд, я всегда сижу с вилкой в руках, либо отламываю кусочек хлеба, либо наливаю ложкой соус, но затем неизменно отставляю тарелку в сторону. Я делаю вид, что ем то, что приготовлено на ее кухне, а она делает вид, что не замечает моего обмана. Мы обе знаем, что я подозреваю ее в том, что она попытается меня отравить при первой возможности. Мы обе знаем, что я не похожа на Джорджа или мою сестру, что у меня не хватает смелости бросить ей вызов на публике. Мой муж полон решимости остаться ее другом. Я – легкая добыча для ее злой воли.

– Объявление войны? – переспрашиваю я. – Почему?

– Джордж заявляет в открытую, что Эдуард – не сын нашего отца, а следовательно, не наследник. Он всем говорит о том, что брак Эдуарда был заключен с помощью колдовства, что делает его детей бастардами. Он утверждает, что это Эдуард помешал ему жениться на Марии Бургундской, потому что знает, что он предъявит свои права на трон, заручившись поддержкой ее армии. Он говорит, что много людей готово подняться в его поддержку, что его любят больше, чем короля. Теперь он открыто повторяет все то, что раньше говорил шепотом. Это равносильно открытому провозглашению войны. Эдуарду придется заставить его замолчать.

Мы въезжаем во двор перед Вестминстерским дворцом, и герольд объявляет наши титулы. Следом раздается приветственный звук труб. Знаменосцы качают остриями флагов, чтобы отдать честь прибывшим герцогу и герцогине королевской крови. Моя лошадь стоит неподвижно, пока двое слуг в ливреях помогают мне спуститься. Я присоединяюсь к Ричарду, который уже ждет меня у дверей.

– А как сможет король заставить замолчать собственного брата? – спрашиваю я. – Теперь половина Лондона говорит то же самое. Как сможет Эдуард заставить их всех замолчать?

Ричард кладет мою ладонь к себе под руку и улыбается людям, которые прогуливаются по галерее, которая тянется от дворца к конюшне, и ведет меня вперед.

– Эдуард может сомкнуть уста Джорджу. Во всяком случае, он будет вынужден это сделать. Он сделает ему последнее предупреждение, а потом просто предъявит обвинение в измене.

Наказанием за измену всегда была смерть. Король Эдуард собирается убить собственного брата. От неожиданности я останавливаюсь и чувствую, как у меня закружилась голова. Ричард берет меня за руку. Какое-то время мы так и стоим, рука в руке, словно стараясь удержаться друг за друга в этом сумасшедшем в своей жестокости мире. Мы не обращаем внимания на проходящих мимо слуг и придворных. Ричард смотрит мне в глаза, и я снова узнаю в нас обоих детей, которыми мы некогда были. Сейчас мы просто вершили свои судьбы в мире, которого так и не могли понять.

– Королева сказала, что не будет чувствовать себя в безопасности в своем уединении, если Джордж будет продолжать пользоваться своими привилегиями. Она потребовала его ареста ради ее безопасности. Эдуарду придется удовлетворить ее просьбу, потому что она положила жизнь своего будущего ребенка на одну чашу весов, а брата короля – на вторую.

– Это произвол! – восклицаю я, и в кои-то веки Ричард не бросается на защиту брата. Его лицо потемнело от волнения.

– Одному Богу известно, что с нами будет. И только Он один знает, куда влечет нас наша королева. Мы – три сына дома Йорков, и Эдуард видел нас как три солнца на небосклоне. Как же так вышло, что нас смогла разлучить простая женщина?

Мы снова поворачиваемся и продолжаем двигаться в сторону дворца. Ричард поднимает руку, отвечая на чье-то приветствие и поклоны людей, собравшихся в галерее, чтобы посмотреть, как будет приезжать знать.

– Ты ешь за столом? – тихо спрашивает он.

В ответ я качаю головой.

– Я больше не ем поданного с кухонь королевы, – шепчу я. – С тех самых пор, как меня об этом предупредил Джордж.

– Я тоже, – со вздохом сказал он и добавил: – Больше не ем.

Когда мы покидаем Лондон, судьба Джорджа еще неясна. Мы уезжаем так, что я могла бы назвать этот отъезд почти бегством. Мы с Ричардом едем верхом на север, прочь от города, отравленного слухами и подозрениями, чтобы попасть домой, где воздух чист, где люди говорят то, что думают, и не кривят душой, и где высокое небо опирается на покрытые зеленью горы, и где мы можем жить в покое, вдали от придворной суеты, вдали от семейства Вудвилл и прислужников Риверсов, от смертельно опасной тайны, которую таит в себе королева Англии.

Наш сын Эдуард приветствует нас с великой радостью и с гордостью четырехлетнего мальчугана хвастается своими достижениями. Он научился ездить на пони и тренировался метать копье в мишень. Его пони, спокойное невысокое животное, идет ровной рысью именно под тем углом к столбу, который необходим, чтобы копье маленького Эдуарда попало в цель. Его наставник смеется и хвалит его, поглядывая на то, как мое лицо светится счастливой гордостью за сына. Он продвигается и в других своих занятиях, понемногу начиная читать на латыни и греческом.

– Какие сложные задания! – возражаю я его наставнику.

– Чем раньше он начнет, тем легче ему будет даваться учеба, – уверяет он меня. – Он уже молится сам и повторяет мессу на латыни. Мы просто закрепляем полученные знания.

Его учитель дает ему и свободные дни, чтобы мы с ним могли вместе кататься верхом. Я покупаю ему маленького кречета, чтобы он мог ездить с нами на охоту со своей собственной птицей. Он – дворянин в миниатюре, ровно сидит в седле своего крепкого пони, держа красавца кречета на согнутой руке, ездит верхом целый день и не признается в усталости, хоть и дважды засыпает по дороге домой. Ричард, верхом на своем крупном охотничьем коне, берет его на руки, а я веду пони под уздцы.

По вечерам он ужинает с нами в общем зале, глядя из-за нашего высокого стола на красивую комнату, где за столами сидят наши солдаты, охранники и слуги. Из городка Миддлема в замок приходят люди, чтобы посмотреть на наши ужины и унести с собой остатки наших трапез. До меня долетают обрывки слов о том, как мой маленький Эдуард уже ведет себя с достоинством лорда. После ужина, когда Ричард удаляется в свои частные покои, чтобы почитать перед камином, я иду с Эдуардом в детскую башню и наблюдаю за тем, как его раздевают и укладывают спать. И тогда, когда он умыт и пахнет свежестью и лицо его бело, как его льняная наволочка, я целую его и в глубине души понимаю, что значит любить кого-то сильнее собственной жизни.

Он молится перед сном короткими молитвами на латыни, которым научила его няня. Едва ли он понимает их смысл. Однако к молитвам, в которых он упоминает имена своих матери и отца, он относится со всем рвением. Когда он ложится в кровать и его темные ресницы на закрытых глазах бросают тени на детские щеки, я встаю на колени рядом с его кроватью и молю Всевышнего о том, чтобы мой сын вырос сильным и здоровым и чтобы нам удалось защитить его от зла. Нет и не было мальчика мне милее и дороже во всем Йоркшире, да и во всем мире.

Каждый день лета я провожу со своим маленьким сыном, слушая, как он читает в залитой солнцем детской, в конных прогулках до болот, ловя рыбу в реке и играя в мяч на внутреннем дворике, до тех пор, пока он не устает настолько, что засыпает у меня на коленях, пока я читаю ему сказку на ночь. Эти дни для меня легки и приятны, я хорошо ем и крепко сплю в кровати с балдахином, в объятиях Ричарда, словно мы были молодоженами во время медового месяца. Каждое утро я просыпаюсь под крики чибиса на болотах и нескончаемый гомон ласточек и стрижей, устроивших свои гнезда под каждым выступом стен.