Красный кролик - Том Клэнси

— И не один! — подтвердил маршал Устинов. — Болгары только и делают что клянчат больше танков и больше МиГов!

— В таком случае, грузите танки на поезд и отправляйте их в Софию. Товарищи, предлагаю поставить вопрос на голосование, — сообщил собравшимся генеральный секретарь.

Одиннадцати членам Политбюро, имеющим право голоса, показалось, что их подталкивают к решению. Семь кандидатов в члены, не имеющих права голоса, лишь молча кивнули, ожидая результатов.

Как всегда, голосование было единодушным. Никто из членов Политбюро не подал свой голос против, хотя кое у кого и оставались сомнения, которые, однако, так и остались невысказанными вслух. В этой комнате крайне редко кто-нибудь осмеливался отойди слишком далеко от коллективного духа. Здесь, как и везде, власть была строго ограничена — обстоятельство, о котором присутствующие редко задумывались и от которого никогда не отступали.

— Очень хорошо. — Брежнев повернулся к Андропову. — Юрий Владимирович, Комитет государственной безопасности получил «добро» на проведение этой операции, и пусть господь бог смилостивится над душой этого поляка, — со свойственным ему крестьянским простодушием добавил он. — Итак, что у нас дальше?

— Товарищи, если можно… — начал Андропов. Брежнев кивнул, разрешая ему продолжать. — Наш товарищ и брат Михаил Андреевич Суслов вскоре покинет этот мир после долгой и преданной службы нашей дорогой партии. Из-за болезни его кресло пустует, и пора уже подумать о том, кто его займет. Предлагаю назначить секретарем Центрального комитета по идеологии Михаила Евгеньевича Александрова, избрав его при этом членом Политбюро с правом голоса.

Александрову даже удалось смущенно покраснеть. Подняв руку, он произнес с фальшивой искренностью:

— Товарищи, мой… наш друг еще жив. Я не могу занять его место.

— Миша, скромность тебе к лицу, — заметил генеральный секретарь. — Но Михаил Андреевич тяжело болен, и жить ему осталось недолго. Предлагаю обсудить предложение Юрия Владимировича. Разумеется, назначение должно быть утверждено на пленуме Центрального комитета.

Однако это явится лишь чистой формальностью, как было прекрасно известно всем присутствующим. По сути дела, Брежнев только что благословил Александрова на новую должность, и этого было достаточно.

— Благодарю вас, товарищ генеральный секретарь.

Отныне Александров мог занимать свободное место слева от Брежнева, зная, что через несколько недель оно уже официально станет принадлежать ему. Когда Суслов умрет, он будет плакать вместе с остальными, и его слезы будут такими же холодными. И даже сам Михаил Андреевич понял бы это. Сейчас он стоит на пороге смерти, величайшей из тайн жизни, гадая, что же находится по ту сторону. Когда-нибудь с этим придется столкнуться всем сидящим за этим столом, но для них эта встреча оставалась еще в слишком отдаленном будущем, чтобы можно было о ней не думать… пока. «В этом основное отличие, — подумал Юрий Владимирович, — между ним и папой римским, которому скоро предстоит принять смерть от рук этих людей.»

Заседание завершилось в четыре часа дня. Обменявшись рукопожатиями и сказав друг другу на прощание теплые слова, все стали расходиться. Андропов покидал зал заседаний одним из последних, с неотступно следовавшим за ним полковником Рождественским. Вскоре он будет выходить отсюда последним, что является прерогативой генерального секретаря.

— Товарищ председатель, если можно, я задержусь ненадолго, — сказал Рождественский, сворачивая в туалет.

Через полторы минуты он вышел в коридор с видом заметного облегчения.

— Ты отлично справился со своей задачей, Алексей, — похвалил его Андропов. Они направились к выходу, и на этот раз председатель решил не пользоваться лифтом и спуститься по лестнице. — Итак, каково твое мнение?

— Товарищ Брежнев выглядит гораздо хуже, чем я ожидал.

— Да, Леонид Ильич здорово сдал. Хоть он и бросил курить, это ему почти не помогло. — Андропов достал из кармана пачку «Мальборо» — на заседаниях Политбюро теперь никто не курил из уважения к генеральному секретарю, и председатель КГБ истосковался по сигарете. — Что-нибудь еще?

— Все прошло на удивление единодушно. Наверное, я ожидал увидеть больше споров, больше разногласий.

В доме номер 2 по площади Дзержинского обсуждения проходили гораздо более живо, особенно когда речь шла о планах операций.

— Все они очень осторожные игроки, Алексей. Такое можно сказать про всех власти предержащих — это неизбежно. Но очень часто они отказываются от действий, потому что опасаются чего-то нового и незнакомого.

Андропов понимал, что Советскому Союзу настоятельно требуется что-то новое, и гадал, с какими сложностями на этом пути столкнется он сам.

— Но, товарищ председатель, наша операция…

— Это совершенно другое дело, полковник. Почувствовав угрозу, эти люди способны предпринять самые решительные действия. Они боятся понтифика. И, по всей вероятности, не зря. А ты сам что думаешь?

— Товарищ полковник, я лишь простой полковник. Я выполняю приказы, а не отдаю их.

— Алексей, и не пытайся изменить подобный порядок вещей. Так значительно безопаснее.

Усевшись в машину, Андропов тотчас же погрузился в свои мысли.

Час спустя дежурство Зайцева подходило к концу. Олег Иванович уже начал подумывать о смене, когда в центре связи без предупреждения появился полковник Рождественский.

— Майор, мне нужно, чтобы вы немедленно отправили в Софию вот это. — Он помолчал. — Кроме вас кто-нибудь знакомился с содержанием этих сообщений?

— Никак нет, товарищ полковник. Идентификационный код указывает на то, что их переправляют лично мне. Так записано в книге приказов.

— Хорошо. Пусть так будет и дальше.

Рождественский протянул Зайцеву бланк.

— Будет исполнено, товарищ полковник.

Олег Иванович проводил Рождественского взглядом. У него едва хватит времени на то, чтобы справиться с этим до окончания смены.

Совершенно секретно

Срочно

Особая важность

София, резиденту полковнику Илье Федоровичу Бубовому

В ответ на: идентификационный код 15-8-82-666

Операция одобрена. Следующим шагом станет одобрение со стороны болгарского Политбюро. Будьте готовы получить «добро» в течение ближайших десяти дней. Продолжайте подготовку операции.

Председатель КГБ.

Отправив зашифрованное сообщение по телексу, Зайцев вручил копию курьеру, чтобы тот отнес ее на последний этаж. После чего покинул рабочее место и направился к выходу, идя чуть быстрее обычного. Оказавшись на улице, он выкурил сигарету «Дукат», а затем спустился по эскалатору на станцию метро. Оказавшись на платформе, Олег Иванович взглянул на часы над входом в тоннель. Увидев, что он пришел слишком рано, Зайцев пропустил поезд, неловко убирая пачку сигарет — в качестве оправдания для тех, кто, возможно, следил за ним. Впрочем, если сейчас он находится под наблюдением, его уже можно считать трупом. От одной этой мысли у Зайцева затряслись руки, но отступать уже было слишком поздно. Точно в определенное время из тоннеля появился следующий поезд, и Олег Иванович сел в нужный вагон, толкаясь среди нескольких десятков рабочих…

Вот он, американец. Читает газету, в расстегнутом плаще, держась правой рукой за хромированный поручень над головой.

Зайцев начал пробираться к нему. Зажимая в правой руке вторую записку, которую только что вытащил из пачки сигарет. Да, запоздало отметил Зайцев, на американце зеленый галстук с позолоченной заколкой. Коричневый костюм, свежая белая рубашка, судя по виду, дорогая. Лицо, полностью поглощенное газетой. Американец не оглядывался по сторонам. Зайцев медленно приближался к нему.

Одним из навыков, которому Эда Фоули обучили в центре подготовки ЦРУ, была тренировка периферийного зрения. С должной подготовкой и постоянной практикой, поле зрения становится значительно шире, чем может предположить нетренированный человек. В центре подготовки Фоули учился ходить по улице и читать номера домов, не поворачивая головы. Лучше всего было то, что это умение в чем-то напоминало езду на велосипеде: стоило освоить его один раз, и оно оказывалось под рукой в нужный момент, достаточно было лишь сосредоточиться. И вот сейчас Фоули заметил, как к нему кто-то медленно продвигается — белый мужчина, рост около пяти футов девяти дюймов, среднего телосложения, карие глаза, шатен, унылый серый костюм, давно не стриженный. Эд не смог рассмотреть лицо достаточно отчетливо для того, чтобы запомнить и выбрать на опознании. Обычная славянская внешность — только и всего. На лице никакого выражения, и лишь взгляд определенно сосредоточен на Фоули. Эд не позволил себе задышать чаще, хотя частота его сердцебиения, возможно, и увеличилась на несколько ударов в секунду.