Том 1. Ленька Пантелеев - Л. Пантелеев

— Мне есть надо, — хмуро ответил Ленька.

Хозяин отвернулся, достал бумажник, послюнил пальцы, подумал и протянул Леньке две бумажки по десять миллионов рублей. По тогдашнему курсу на эти деньги можно было купить десять-двенадцать коробков спичек. Ленька хотел сказать «мало», но хозяин опередил его.

— Мало? — сказал он, заметив недовольное выражение на Ленькином лице. — Советую тебе помнить, голубчик, что в мое время мальчики первые два года вообще работали без вознаграждения. Заслужи, братец, поработай, тогда будешь получать больше.

Немного утешало Леньку то, что не он один находился в таком положении. По копейке (или, вернее, по миллиону), вытягивали от хозяина зарплату и остальные работники заведения. За спиной у хозяина роптали, называли его последними именами, но дальше ропота и разговоров дело не шло.

— Живоглот проклятый, — ворчал Захар Иванович. — Всю жисть на них хребет ломал, и вот опять черти навалились…

Однажды, когда хозяин стребовал с него четыре миллиона за разбитую бутылку пива, старик, сверкая глазами, сказал Леньке:

— Я ему когда-нибудь ноги переломаю, племяннику чертову!..

— Зачем же ноги ломать? — сказал, оглянувшись, Ленька. — Лучше заявить в союз или еще куда-нибудь. Его за такие штучки — знаете? — быстго к ногтю пгижмут.

— Да… заяви, — пробурчал старик. — Его прижмут, а он через неделю лавочку закроет, и, пожалуйста, Захар Иванович, иди, мети пол на Биржу…

Старик тяжело вздохнул, потянулся, похрустел костями.

— О господи… мирликийский, — забормотал он, закидывая голову и почесывая под жилеткой спину.

Ленька уже подумывал об уходе из «Экспресса», уже подыскивал исподволь другое место, но тут два события одно за другим ворвались в его жизнь, и ему пришлось не уходить, а убегать сломя голову из этого заведения.

Глава XI

Однажды после обеда они отправились с Захаром Ивановичем в очередной рейс. Хозяин поручил им отвезти два ящика лимонада к Детскосельскому вокзалу*, четыре ящика пива на ипподром, а один ящик нужно было забросить по пути в небольшой трактир на Горсткиной улице. Оставив Леньку с тележкой на улице, старик потащил ящик во второй этаж. Ленька стоял смирно, как настоящая рабочая лошадка, равнодушно поглядывая по сторонам и придерживая в равновесии поручень тележки. Вдруг он заметил, что на него пристально смотрит какой-то мальчик. У мальчика было красивое, хотя и не очень чистое, слегка шелудивое лицо. Недобрые тонкие губы мусолили дорогую длинную папиросу. Из-под блестящего лакированного козырька фуражки-мичманки падал на бледный лоб замысловато закрученный чубик. Полосатая матросская тельняшка, широченный клеш, куцый люстриновый пиджачок… Таких мальчиков на рынке вертелось немало. Уже по одним глазам — настороженным, блудливым, воровато бегающим — Ленька легко определял, что это за мальчики и что они делают в рыночной толпе. Но этот мальчик не вертелся, а стоял в десяти шагах от тележки и, засунув руки в карманы клеша, прищурившись смотрел на Леньку.

Ленька испытывал неловкость. Он сразу понял, что где-то и когда-то видел этого мальчика. Но где, когда? Может быть, здесь же на рынке, может быть, давно, еще на юге, во время скитаний.

— Ты что смотришь? — спросил он наконец, не выдержав.

Мальчик с усмешкой шагнул вперед.

— Не узнаёшь? — сказал он, вынимая изо рта папиросу.

— Нет.

— А ну, припомни.

— Не помню, — сказал Ленька.

— В реальном училище до революции учился?

— Волков! — закричал Ленька. И тут случилось ужасное. Руки его вздрогнули, он выпустил поручень, тележка качнулась вниз, и тяжелые ящики с грохотом и звоном посыпались на камни мостовой.

Ленька оцепенел. Наверно, целую минуту он стоял, поглядывая то на Волкова, то на поручень тележки, вздыбившийся над его головой, то на двери трактира, откуда с минуты на минуту должен был выйти Захар Иванович. Только после того, как тележку стала окружать толпа любопытных, он очухался и кинулся к ящикам. Он думал, что можно еще что-нибудь спасти. Но, увидев огромную разноцветную лужу и крошево из пробок и зеленого бутылочного стекла, он понял, что спасать нечего.

Волков тоже подошел к ящикам и стоял, заложив руки в карманы, усмехаясь и покачивая головой.

— Господи… что же делать? — пробормотал Ленька, вытаскивая из ящика заткнутую пробкой бутылочную головку.

— А что делать, — сказал, оглянувшись, Волков. — Смывайся — и все. Это чье пиво?

— Хозяйское.

— Ну вот. Что ж тут раздумывать?

Он толкнул Леньку локтем.

— Давай сматывайся!..

Ленька еще раз посмотрел на двери трактира и юркнул вслед за Волковым в толпу.

Сзади кто-то кричал:

— Эй, ты, курносый! Куда? Набедокурил, а сам удочки сматывать?!

— Давай, давай, не останавливайся! — подгонял Леньку Волков.

Работая локтями, он выбрался из толпы, свернул в какие-то ворота, провел Леньку через какие-то проходные дворы, мимо каких-то лабазов и овощных складов и вывел его на Международный*. Тут оба мальчика остановились и перевели дух. Волков рассмеялся.

— Вот так встреча! А? — сказал он.

— Ужасно, — пробормотал Ленька, вытирая вспотевший лоб.

— Ничего… Говорят, знаешь, — посуду бить к счастью. Ты с какой это стати, дурак, лошадкой заделался?

— Так уж вышло, — объяснил Ленька. — Другой габоты не было.

— «Габоты»! — передразнил его Волков. — Рано ты, братец, работать начал.

Он достал из кармана голубую нарядную коробку «Зефир № 6», подцепил грязным ногтем толстую с золотыми буквами на мундштуке папиросу, важно, как взрослый, постучал мундштуком по коробке, подул зачем-то в мундштук и, сунув папиросу в маленькие белые зубы, с фасоном раскурил ее. Потом, спохватившись, снова вытащил пачку, протянул Леньке:

— Куришь?

Ленька поблагодарил и неловко взял папиросу. Прикуривая, он исподлобья смотрел на Волкова и чувствовал, как в нем просыпается старое, детское отношение к этому мальчику: Волков ему и нравился и отталкивал от себя. Как и раньше, в присутствии Волкова Ленька робел и ругал себя за эту робость.

— Что ж мы стоим? — сказал Волков. Они остановились у витрины, на треснувшем и продырявленном пулями стекле которой белыми буквами было написано:

КАФЭ

«УЮТНЫЙ УГОЛОК»

— Пиво пьешь? — спросил Волков.

— Нет, — смутился Ленька. — А ты?

— Иногда позволяю себе такое баловство. А вообще не люблю. Горькое…

— Я тоже не люблю, — сказал Ленька, хотя до сих пор ему приходилось пить только слабенькое безалкогольное пиво «Экспресс».

— Ну, все равно, зайдем, какао возьмем или еще чего-нибудь.

Ленька замялся.

— У меня, понимаешь, денег нет, — сказал он, краснея.

— Не беспокойся, дружок…

Волков с усмешкой похлопал себя по нагрудному карману.

…Они вошли в кафе, уселись в углу за маленьким круглым столиком. Подошла барышня в клетчатом переднике.

— Что вы хотите, мальчики?

— Дайте меню, — важно сказал Волков.

Он долго, с видом знатока, изучал карточку, наконец заказал бутылку пива, стакан какао, пару пирожных и бутерброд с сыром.

— Ну, вот, — сказал он, потирая руки, когда официантка пошла выполнять заказ. — Я рад, ты знаешь, что тебя встретил.

— Я тоже, — из вежливости сказал Ленька.

— Ты что — все время в Петрограде жил?

— Нет, мы уезжали…

Почему-то Леньке не захотелось рассказывать Волкову обо всем, что с ним случилось за эти годы.

— А ты? — поспешил спросить он.

— О милый мой! Знал бы ты… Мне столько пришлось перенести за это время, что никакому Майн Риду и Жюль Верну и во сне не снилось.

— Папа и мама твои живы?

— Мама жива, а папа…

Волков помрачнел. Тонкие брови его сдвинулись к переносице.

— Не знаю, — сказал он, оглянувшись. — Может быть, и жив еще… Во всяком случае, мама панихид по нем еще не служит.

Левушка принесла на подносе пиво, пирожные, дымящееся какао.

Волков с фасоном опрокинул над стопкой бутылку, отхлебнул пену.

— Угощайся, пожалуйста, — сказал он, покосившись на стакан с какао.

Ленька глотнул горячего сладкого напитка и опьянел, почувствовал, как по всему его телу разлилась приятная истомная теплота.

— Пирожное бери, — сказал Волков.

— Спасибо, — сказал Ленька, нацеливаясь на кремовую трубочку. — И ты тоже бери.

— Ладно. Успеется. Я сначала бутерброд съем.

— Не ладно, а хорошо, — поправил Ленька.

Оба засмеялись.

— Ты учишься? — спросил Ленька.

— Да как тебе сказать? В прошлом году учился. А в этом… скорее, что нет.

— Что значит: скорее?

— Дела, милый мой, не всегда позволяют посещать уроки.