Севастопольская страда - Евгений Александрович Белогорский

К огромному горю, Алексей не мог забрать с собой тело погибшего товарища. Шел бой, и медлить было нельзя. Привлеченные взрывом и стрельбой, на шоссе остановился грузовик с солдатами, которые быстро высыпались из него и, выстроившись в цепь, намеривались идти к леску.

Промедление для Алексея было смерти подобно и, прикрыв боцману глаза, накинув на тело плащ-палатку, он бросился догонять ушедших вперед товарищей.

Только к вечеру Ножин смог допросить взятых «языков». Штабс-ефрейтор Рошке, получивший удар по голове, находился не в лучшей форме для допроса. Стремясь лучше нейтрализовать противника, Филиппов несколько переусердствовал, и генеральский водитель получил небольшое сотрясение мозга.

От долгой тряски, перекладывания и волочения, у него появились сильные головные боли и пленного пару раз вырвало. Поэтому он во время допроса в основном громко стонал, крутил головой и отвечал с заметной задержкой, односложно.

Иное дело было с барышнями легкого поведения. Они четко выполняли все приказы, не пытались сбежать и пару раз волокли под руки, связанного и плохо идущего Рошке.

Также, от них, командир отряда узнал очень важные вещи. Не зная планы и намерения немецкого командования, число солдат и расположение осадных орудий, девушки точно указали разведчикам, где находится штаб 11-й армии, в котором каждый вечер заседает Манштейн.

Для своего удобства, педантичные немцы, расположили комнаты для свиданий с противоположным полом невдалеке от штаба, ловко сочетая приятные отношения с тяготами службы. Рекрутировать немецких женщин из вспомогательных подразделений, господа офицеры не рискнули, долго и хлопотно, а вот фрау Марта, поставляла хороший, проверенный товар.

Раскрепощаясь после трудовых будней, господа офицеры иногда распускали языки и потому, кроме местонахождения штаба армии, Ножину стало известно о существовании «Орлиного гнезда», откуда командующий вел регулярное наблюдение за положением на севастопольских фронтах. Под воздействием винных паров и женского тепла, майор Гримм пообещал одной из девушек показать вид пылающего Севастополя, хорошо видный в стереотрубу с «Орлиного гнезда».

Где конкретно находилось это «гнездо» девушка не знала, но сказала, что это должен знать Рошке. Он постоянно возил офицеров штаба на передовую и обратно, о чем неоднократно говорил Лидии и Марине.

После этих слов, шофер был взят в серьезный оборот и после вдумчивой и убедительной беседы, штабс-ефрейтор согласился быть откровенным с взявшими его в плен разведчиками. Сразу выяснилось, что он мобилизованный, никогда не голосовал на выборах за нацистов и в тайне симпатизировал левым взглядам.

Столь ценный бриллиант требовал скорейшей всесторонней обработки. Поэтому вечером того же дня был передан в отряд Сапрыкина, откуда самолетом был доставлен в Керчь, где подвергся шлифовке и огранке мастерами из ведомства старшего майора Зиньковича.

Пропажа шофера заместителя начальника штаба 11-й армии встревожило гестапо, но нисколько самого генерала. Положение на фронтах борьбы с большевиками в Крыму резко осложнилось, и ему было некогда горевать о пропаже шофера.

Вынужденное отвлечение Манштейна на наступление русских под Керчью, фатально сказалось на судьбе блокированных немецких солдат в форте «ГПУ». Временно отрезанные от основных сил, они готовы были по сигналу Манштейна нанести удар с внутренней стороны котла и совместными усилиями, сначала прорвать окружение, а затем продолжить наступление к «Белому утесу» и «Северному укреплению».

Оптимизм в отношении этих планов добавлял тот факт, что под Севастополь были доставлены снаряды, для временно замолчавших осадных орудий. По расчету Манштейна. их возвращение должно было помочь немецким войскам окончательно перемолоть оборону противника в порошок и прорваться к Северной бухте. Если это случилось бы, то он смог бы взять Севастополь, даже при утрате корпуса Рихтгофена после 27 июня.

Хорошо отлаженный механизм военной машины стремительно завертелся, исполняя приказ командующего, но противник опередил Манштейна, ровно на одну ночь.

Воспользовавшись прекращением наступательных действий в районе 4 сектора, генерал Рокоссовский сам приступил к активному уничтожению окруженного противника.

Для взлома вражеской обороны он решил применить гвардейские минометы. Соединив в один единый кулак одиннадцать установок, что к этому времени были в Севастополе, он обрушил их огневую мощь на засевших в районе форта «ГПУ» немцев.

Расположенные в районе Сухановой балки, они разорвали в клочья ночную тьму ярким огнем своих реактивных залпов, устремившихся в сторону ничего не подозревавшего врага.

Урчащий свист, рев, а затем страшный грохот расколол ночное небо и всколыхнул землю. Разбросанные по разным точкам, чтобы минимизировать возможность «дружественного огня» и уберечь от ответного удара немецкой артиллерии, реактивные установки били точно в цель.

Столбы огня и дыма ещё не успели погаснуть и опасть, как в атаку на врага устремилась советская пехота. В одном стремительном рывке солдаты преодолели расстояние, отделявшее их от противника, и ударили в штыки по оглохшим и ослепленным немцам.

Конечно, один удар гвардейских минометов не мог привести к массовой гибели солдат противника, но возможность ошеломить их, застать врасплох и навязать им столь нелюбимую рукопашную схватку, это удалось блестяще.

Упустив возможность отразить атаку, немцы были вынуждены вступить в бой на невыгодных для себя условиях, которые с каждой минутой стремительно ухудшались. Ударные отряды советской пехоты стали теснить противника, а обещанной помощи с той стороны кольца так и не было.

Только через двадцать семь минуты после начала советской атаки, немцы смогли ответить контрдействиями. Не имея возможность применения авиации, Манштейн сделал ставку на артиллерию, но и она в условиях ночного боя могла использоваться с серьезными ограничениями. Артиллерийский огонь немцев обрушился только на переднюю линию траншей советской обороны. Топчась на нем, как опоздавший на торжество гость на коврике в прихожей, канониры фюрера не смели сделать даже робкий шаг вперед, опасаясь задеть, пытавшихся вырваться из окружения солдат.

В аналогичном положении были и советские артиллеристы. Картина боя постоянно менялась и, не имея точных координат расположение противника, они сосредоточили свои усилия на создание прочного огневого заслона, перед передним краеи своей обороны.

В разыгравшемся под покровом ночи бою не было единого фронта. Особенности местного рельефа не позволяли создать единую непрерывную линию окоп и траншей, в результате чего была возможность просачивания отдельных групп солдат противника через линию обороны.

При свете дня, подобные попытки врага можно было пресекать, но в условиях ночи — это было