Быль о полях бранных - Станислав Пономарев

— Пошел вон, помесь гюрзы и шакала, грязный предатель Султанов Али-ан-Насира и Араб-Шаха! — звонко ответил ему Сагадей-нойон, когда еще никто из руссов и рта раскрыть не успел. — Уходи к своему полоумному ублюдку Мамаю и лижи его грязные пятки, покамест я не пропорол твое брюхо карающей стрелой, «стремительный» трус! — Мурза схватился за лук.

— Погоди! — остановил его Олег Иванович и крикнул Кудеяр-бею: — Сюда иди! Не пристало нам ругаться, да еще через реку!

Уязвленный Сагадей-нойоном молодой военачальник приказал что-то своим и с размаху погнал коня в воду...

Вскоре он стоял лицом к лицу с князем и говорил пренебрежительно и властно:

— Я требую выдачи разбойника Сагадей-нойона и всех этих недостойных и вредных подданных Султана Мухаммед-Буляка Гияс-ад-Ди-на! — Кудеяр-бей небрежно кивнул на воинов погибшего Араб-Шаха.

— Они теперь мои подданные, — спокойно возразил Олег Иванович. — А Русь своих не выдает.

— Ха! Твои подданные? Значит, это твои подданные сражались против твоего господина — Великого Султана Дешт-и Кыпчака. Так, что ли, коназ Олег? Знаешь ли ты, дерзновенный, что теперь тебе за это будет?

— На поле брани они не были моими подданными, — равнодушно отпарировал властитель земли Рязанской. — Тогда они были подданными истинного салтана Золотой Орды — Арапши-хана, которому и я присягу на верность давал.

— Араб-Шах умер. Теперь Султаном снова стал Мухаммед-Буляк Гияс-ад-Дин!

— Я про то не ведаю. Кто вас там разберет, в Орде. Ярлыка о восшествии на стол золотоордынский Мамет-Беляк мне покамест не присылал. Значит, он не господин мне. Да и все знают: в Сарае здравствует и твердо правит всей Ордой салтанша Тулунбик, мать Арапши-хана. Вот у меня в кисе[148] и деньги с именем ее. — Князь раскрыл кошель, вынул из него серебряный дирхем и показал ордынцу.

Гот сморщился, словно уксуса попробовал, но спеси не убавил.

— Ха! Все это вчера было, — по-прежнему напористо заговорил Кудеяр-бей. — Говори, коназ Олег, покоряешься ли ты господину своему — Великому Султану Высочайшей Орды?!

— Госпоже! — поправил его великий князь Рязанский. — Царице Тулунбик! Покамест на столе золотоордынском сидит она, я только перед ней склоняю голову свою. Только перед ней и более ни перед кем!

Разговор шел на татарском языке, который здесь все понимали. Воины Сагадей-нойона, да и сам военачальник по достоинству оценили мужественные ответы мудрого и непоколебимого «урус-коназа» и в душе поклялись верно служить своему новому властелину.

— Значит, не выдашь этих? — Кудеяр-бей снова пренебрежительно кивнул на готовых разорвать его сторонников павшего в битве Араб-Шаха.

— Я уже сказал: Русь своих не выдает!

— Хорошо, — зловеще прищурился молодой и нетерпеливый татарский военачальник. — Ты горько пожалеешь о содеянном. — Кудеяр-мурза развернул коня и ушел в ленивый июльский поток реки Воронежа.

— И вот еще что! — крикнул ему вслед Олег Иванович. — Поспеши убраться с земли моей! А то, не ровен час, кто-нибудь из смердов моих аль дозорный удалой голову тебе оторвет! Где новую тогда возьмешь?

— И не такую глупую! — добавил свое слово Сагадей-нойон и злорадно расхохотался.

Молодой мурза из воды, держась одной рукой за луку седла, обернулся и только ощерился в ответ...

Достигнув противоположного берега, Кудеяр-бей ловко взлетел в седло и резко прокричал что-то своим. Воины Бегича разом вырвали луки, мгновенно разразились облаком стрел и погнали коней в степь.

Руссы успели прикрыться щитами и не замедлили ответить залпом. Впрочем, и те и другие использовали смертоносное оружие напрасно.

— Воевода, здесь стой с ратниками! — приказал князь Василию Савелу. — Я тебе сейчас еще тысячу конных богатырей пришлю. Да и татары эти тебе помогут, кто не ранен. Вот только окрещу их.

— Поможем! — вскочили татары на коней. — Умрем за тебя, коназ. Крести нас скорее!

— И еще, Василий. Коль сбеги[149] из разбитого войска Арапши проситься к тебе будут, принимай всех. Бери с них клятву, крести в веру православную и ставь в полк свой. Священника для дела такого я пришлю к тебе немедля. Но... — глаза князя блеснули грозно, — тем, кто не захочет креститься, головы руби без пощады!

— Добро, — не очень-то охотно согласился воевода Савел, но спорить не решился — знал: великий князь Олег Иванович дважды не приказывает. Да иначе и не мыслилось на этой бранной, подверженной вечным тревогам, героической Русской земле.

Олег, теперь уже сопровождаемый недавними врагами, скорой рысью ехал к Забойной слободе. Из своих рядом сидели на конях только два ближних боярина — Геннадий Прошкин да Иван Застуда.

На виду слободы князь распорядился:

— Иван, веди татарских сторонников к церкви. Пусть священник окрестит их, и возвращайтесь назад, к воеводе Савелу. Да не забудь покормить их. Теперь это наши вои! А я с ним, — он кивнул в сторону боярина Прошкина, — в Пронск еду немедля.

— Не опасно вдвоем-та? Мож, в догон хоть с десяток комонников послать из местных слобожан?

— Пошли. Мы покамест неторопко поедем — догонят. Да пускай квасу захватят: во рту пересохло все...

Глава пятнадцатая

Согласие

Кудеяр-бей ниц пал перед троном. Руки его, простертые вперед, держали края огромного золотого подноса, на котором стояла отрубленная голова.

На троне из слоновой кости, похожем на ассирийскую боевую колесницу, спал, склонив безвольную голову набок, Мухаммед-Буляк. Хан по обыкновению был пьян. Полудетское одутловатое лицо его с оттопыренной нижней губой было безвольным и каким-то обиженным. Одежда хана сверкала вызывающей роскошью.

Но не перед ним лежал ниц начальник тумена. Рядом с троном стояла скамейка из резного красного дерева. На ней, скрестив ноги, сидел воин. Он не дремал. Умное лицо его с широкими скулами и раскосыми глазами было замкнуто и сурово. На широкой груди сверкала полированная дамасская кольчуга со стальными пластинами. На коленях — узкий кривой меч в ножнах, покрытых всего лишь серебряными бляхами. Рядом на скамье стоял железный шлем, ничем не украшенный.

Встретив такого человека в толпе вооруженных людей, вряд ли кто угадал бы в нем полководца, многомудрого властелина, тонкого дипломата. И тем не менее все эти три качества составляли основу его бытия. Это был эмир Эски-Крыма Мамай-беклербек, который вот уже четверть века безраздельно правил половиной Восточной Европы. Он ставил и смещал султанов, наносил смертельные удары по соперникам и успешно отражал притязания среднеазиатских ханов на власть в могучей степной империи.