Башня континуума - Александра Седых
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не вижу смысла продолжать разговор. Мне лично с вами все абсолютно понятно и было понятно с самого начала. Предупреждаю, если вы опять втравите Гордона в неприятности, я от вас живого места не оставлю…
Чамберс вдруг очень цепко схватил Кита за рукав пиджака, заставив наклониться.
— За него вы не беспокойтесь, — прошептал он певуче, — не надо за него беспокоиться. За себя беспокойтесь. За себя вам очень надо бы побеспокоиться, молодой человек.
Кит вдруг заметил, что левый глаз Чамберса косить перестал, а смотрит прямо ему в лицо, черный, пустой и мертвый.
— Женщина. Я вижу женщину. Красивую и несчастную женщину с синими глазами. Только не к добру она появилась в вашей жизни. Оставьте ее, пока не поздно. Болезнь, безумие, полный крах. Она вас погубит. Погубит. Погубит.
Расставшись с прорицателем, Кит позавтракал, потом вышел на белую, увитую плющом террасу, уселся со стаканчиком чая со льдом и стал думать, и задумался так глубоко, что проморгал появление герра Джерсея.
— Эй, проснись и пой, спящая красавица! — безжалостно прокричал Гордон Киту на ухо.
— Ты что? Что стряслось?
— Ничего. Просто поздоровался.
— Ну, привет.
— Привет, привет. Дай, я тебя обниму, сопляк. Обниму и немножко придушу в объятиях. Ха-ха, не кривись, я пошутил.
— Там тебя твой Чамберс дожидается.
— Я с ним уже переговорил, он уже ушел.
Гордон вложил два пальца в рот и залихватски свистнул. На зов примчалась свора охотничьих собак и прелестная горничная. Собачек Гордон угостил сахаром и распорядился запереть на псарне, а горничной велел принести выпить и закусить.
— Ушел? Сквозь землю провалился? Или обернулся летучей мышью и упорхнул в форточку? — пробрюзжал Кит.
— Перестань. Давай лучше выпьем и закусим. Через часок будет готов обед, к горяченькому как раз вернутся наши птенчики.
— Гордон…
— Вот те раз. А вот этого не надо. Давай не будем отравлять друг другу нашу радостную встречу твоими вечными нудными нотациями.
— Мне все это совсем не нравится, Гордон. И твой Чамберс мне очень сильно не нравится.
— Чем.
— Левый глаз у него косит.
— А если по делу?
— А по делу — редкостная он скотина, — сказал Кит без обиняков.
Гордон мгновенно начал багроветь, как перезрелый томат.
— Послушай меня. Чамберс спас наши шкуры. Если бы не он, ты бы сейчас не в гости, а на наши похороны приехал.
Тебе это не приходит в голову? Кем бы та паскудная тварь ни была на самом деле, он очень сильно хотел убить меня, твою сестру и… Бенцони тоже.
— Знаю, — сказал Кит сквозь зубы.
— Веришь ты в эти вещи или нет, но Чамберс помогает людям. Да спроси кого угодно…
Кого угодно? Кого именно? Политиков и дельцов, которым Чамберс помогал решать их проблемы с импотенцией, пьянством, наркотиками, азартными играми и незаконными финансовыми махинациями? Женщин, которым Чамберс возвращал загулявших мужей?
— И что это, по-твоему, доказывает, Гордон?
— Это доказывает то, что ты закоснел в своих древних первобытных предрассудках, и все, что не укладывается в рамки твоих косных представлений о реальности, ты сразу объявляешь мракобесием!
— Что ж… — проговорил Кит очень неохотно, — возможно, Чамберс и спас тебе жизнь, хотя мне лично кажется, это только ужасное совпадение, дьявольское везение для него. Возможно, он не шарлатан. Возможно, я с головы до пят закоснел в предрассудках. Дело все равно не в этом. Прежде, чем куда-то кинуться, ввязаться в авантюру, хорошо бы подумать, причем своей головой, а не чьей-то чужой. Ты прекрасно знаешь, как жизнь устроена. Если ты сам не думаешь свой головой, кто-то другой начинает думать за тебя.
Гордон не внял предупреждению, а жаль. Влив в себя рюмашку, он, как истинный политик, перешел на личности, без взаимосвязи, зато с пылом.
— Мне вот тоже некоторые твои замашки кажутся странными, но я молчу?
— Ах, и какие же это.
— Носить, к примеру, с собой флакончик антисептика и брызгать на дверные ручки.
— Ммм, ммм…
— Микробы?
— Да.
Гордон захохотал, скаля зубы.
— Микробов миллиарды, сопляк ты зеленый. Триллиарды. То бишь, триллионы. И они постоянно размножаются в анти… в архи… в тригоно… в гомери… ческой прогрессии. Что ты так побледнел? Так считает бесстрастная наука. Наука! Ой, не могу! Вот умора! Наука, ха-ха-ха…
Тут Гордон утратил равновесие, с жутким грохотом свалился под стол, замолчал на секундочку и разразился заковыристой бранью. Некоторые слова Киту, к его вящему стыду, были незнакомы. Наверное, местный диалект. Когда поток красноречия слегка иссяк, Кит приподнял уголок скатерти и заглянул под стол, под которым на четвереньках ползал доктор права, видный политический деятель, без пяти минут губернатор Салема.
— Гордон, ты ушибся?
— Нет, но я не могу выбраться отсюда. Где выход, черт дери!
Так и не найдя выхода, вице-губернатор уселся и жалобно завыл. Грустную его песню без слов и мелодии с удовольствием подхватили охотничьи собаки. Кит вытащил зятя из-под стола и повел по направлению к спальне, подгоняя небольшими пинками. Гордон ругался, вырывался, страстно требовал ружье. Он алкал боли, крови и хотел убивать. Оленей. Киту пришлось утихомирить его небольшим хуком слева, после чего вице-губернатор обмяк и безвольно свалился на кровать.
Кит немного побыл доброй самаритянкой, снял с зятя ботинки и укрыл шерстяным пледом. Ему показалось, Гордон отключился, но он вдруг приоткрыл глаза и бросил на Кита тревожный взгляд.
— Твои люди сказали мне, что этот парень мог работать на Синдикат.
— Возможно.
Гордон загрустил.
— Если так, дела мои довольно плохи…
— Не волнуйся, пупсик. Я не позволю силам тьмы остановить тебя на твоем, безусловно великом и славном, пути, — клятвенно пообещал Кит.
— Чего?
— Ничего. Спи.
Гордон закрыл глаза.
— Я потом свожу тебя в одно потрясающее место, — пробормотал он сонно.
— Куда это? — спросил Кит не без тревоги.
— На канкан. Ух, ты только представь всех этих молоденьких цыпочек, задирающих до потолка свои длинные, гладкие, ослепительно белые ноги.
Кит посидел с ним минут двадцать, чтобы удостовериться, что он по-настоящему уснул и не помчится вышибать мозги разным тварям, потом поднялся и тихо вышел в коридор. И внезапно обнаружил, что смотрит прямо на свою младшую сестренку. Виктория была вся в белом, пленительная, как дриада.
— Как там глупенький пупсик?
— Спит.
— Разнюнился, — безжалостно сказала Виктория, — и ты тоже разнюнился. Вы, мужчины, только с виду крепкие, а на деле — ужасные нюни. Канкан! Фи!
— Ты подслушивала?
Виктория похлопала брата по щеке, было очень больно, между прочим, как если бы она надавала ему затрещин и оплеух.
— Ах, бедненький котеночек. Чего я там, по-твоему, не слышала.
— Как прогулялись? — вежливо спросил Кит, решив сменить тему.
— Чудесно. Мы с Терезой уже и не знали, чем тебя порадовать, ты наш милый и дорогой, и купили тебе галстуков.
— Спасибо.
— Не за что. Ты же мой брат, я тебя люблю. Если у тебя что-то случится… ты мне все расскажешь, не так ли?
— Милая, у меня все хорошо, я здоров, как табун лошадей, и рассказывать абсолютно нечего. Примерь, — поспешно прибавил Кит, обвивая вокруг ее тоненького запястья браслет.
Виктория рассмотрела подарок, оценила чистоту камня, изящество ювелирной работы, прикинула стоимость этой маленькой безделушки и радостно вскрикнула.
— Ой, мамочки, мамочки!
— Тише, зайка, а то муж проснется, схватится за ружье и… бац! Начнет вышибать чьи-то мозги. Лучше не рисковать.
Виктория вздохнула, Кит обнял сестру, чмокнул в макушку и отпустил.
— Знаю, милый, ты не любитель канканов и прочих простонародных развлечений, но составь компанию Гордону, пупсику будет очень приятно.
— Уповаю лишь на то, что линчевания не входят в стандартный набор местных увеселений, — пробормотал Кит под нос.
— Не волнуйся, я уже отчитала пупсика за линчевания… Гордон пообещал мне, что больше постарается никого не линчевать.
— Да. Какое облегчение.
— Кит…
— Что, зайка?
Виктория подождала, пока брат сам скажет ей что-нибудь, может быть, дрогнет под ее испытующим взглядом и сознается во всем, но он молчал. Поэтому Виктория вздохнула, набралась смелости и задала самый главный вопрос.
— Милый, а правда, я думала над этим все утро, почему мы все-таки не скатываемся с нее.
— Откуда не скатываемся, зайка.
— С этой самой… как ее? С земли.
Глава шестая
Крысы, часть первая
1История военного конфликта на Дезерет, так называемые Особые Территории, брала начало с момента отстранения от должности непокорного губернатора Джона Сэйнта. В самом начале его поистине головокружительного жизненного пути — от помощника пекаря до губернатора, от уличного проповедника до яростного и бичующего Савонаролы — пророк Сэйнт носил прозаическую фамилию Смит.