Пропавшее войско - Валерио Массимо Манфреди

Несмотря на то что стояла ночь, над землей разливался свет — едва заметный, слабый, рассеянный и вездесущий, не дающий тени, но тем не менее можно было гулять и не заблудиться, различая все предметы и фигуры. Снежный покров делал мир светлее.

Кто знает почему, но в тот момент я подумала, что только белый плащ Менона-фессалийца мог бы сравниться по чистоте с этим полотном, цельность которого нарушали только чьи-то одинокие следы. Следы… то ли я видела их, то ли нет — быть может, мне померещилось.

Послышался лай собаки, и ее лесной собрат ответил воем из лесов, покрывавших горы, превратившиеся в белых спящих великанов; раздались голоса наших воинов, потом перекличка часовых, затем все смолкло.

Весь мир побелел — и небо, и земля, — и все погрузилось в полную тишину.

Спала глубоким сном у огня — яркое пламя горело всю ночь, распространяя мягкое, приятное тепло. Может быть, тишина, может, эта мягкая атмосфера подарили мне крепкий сон, или же сознание того, что я сделала правильный выбор, когда последовала за Ксеном: благодаря этому решению я приобрела богатейший опыт, узрела сказочные картины, зачарованные края, испытала чувство ярости и восторга, минуты мучительной нежности.

Ксен, лежавший рядом, тоже источал тепло, иногда ворочался. В какой-то момент, открыв глаза, увидела, как его рука тянется к мечу, но потом снова обмякла. Возле коптильни, под навесом, его конь Галис время от времени фыркал, тихонько ржал и бил в мерзлую землю копытом. Это гордое, могучее животное много раз спасало Ксена от смертельной опасности. Я любила его; встав среди ночи, отнесла ему попону, чтобы укрыть от сурового холода. Он потерся мордой о мое плечо — по-своему отблагодарил.

На следующее утро мы проснулись от невероятного шума, доносившегося снаружи; Ксен выскочил с мечом в руке, но тревога оказалась ложной. Наши, словно дети, играли в снегу: обтирались, закапывали друг друга, лепили снежки и швырялись — руками и из пращей.

Жители деревень тоже выглянули из домов и с улыбкой наблюдали, как воины, явившиеся из далеких земель, столь безобидно развлекаются. Некоторые из их малышей тоже присоединились к игре, прежде чем родители успели им помешать.

Солнце ярко сияло над заснеженной долиной, и белое покрывало сверкало волшебным блеском, словно на него были нашиты алмазы или горный хрусталь. Я снова увидела на горизонте вдали три пика, стоящих на некотором расстоянии друг от друга, залитых светом утренней зари, алые, словно рубины, и подумала: а как же они будут выглядеть, когда мы подойдем к ним поближе? Потом вдруг раздались вопли тревоги и отчаяния: в некоторых домах начался пожар.

— Потушите огонь, скорее! — закричал Софос, и люди с ведрами и бадьями бросились гасить пламя снегом: ведь вода замерзла.

Все было бесполезно: дома с деревянными и соломенными крышами быстро превратились в пепел, остались лишь почерневшие развалины, казавшиеся оскорблением среди всеобщей ослепительной белизны. Хозяева стояли в сторонке и плакали. Софос велел трубить сбор, и люди выстроились на площадке позади деревни.

— Кто поджег дома? — спросил он.

— Они загорелись от солнца, — отшутились некоторые.

— Все?.. Ну хорошо. Если поджигатели выйдут вперед и признаются, то отделаются наказанием, если же я сам выясню, кто это сделал — а я выясню, — то их ждет смертная казнь. У нас договор с персами: они пропустят нас, если мы не станем жечь деревни. Тот, кто играл с огнем, поставил под угрозу жизни товарищей.

Человек двадцать воинов, среди их числа — шутники, один за другим шагнули вперед.

— Почему? — спросил Софос.

— Мы думали, что сегодня уйдем отсюда.

— Значит, вам все равно, что будет с людьми, среди зимы оставшимися без крыши над головой?

Воины молчали, словно лишились дара речи.

— Отлично. Вы повели себя как дураки, а посему на своей шкуре должны узнать, что такое остаться без крыши над головой зимой. Сегодня будете ночевать под открытым небом. Если не выживете — тем лучше: избавлюсь от нескольких идиотов. А теперь помогите жителям сожженных домов починить крышу и вставить окна и двери.

Воины подчинились, а когда наступила ночь, их отвели за границу лагеря, находившегося под охраной дозорных, оставив лишь кинжалы и плащи в качестве единственных средств к спасению.

Небо тем временем покрылось тучами. Пошел снег.

21

Я переживала за парней.

Они ведь не понимали, что делают: просто молодые дураки. Сожгли дома несчастных селян, не причинивших им ни малейшего вреда, но разве не естественно, что на десять тысяч человек нашлось два десятка глупцов?

Никого ведь не убили. А теперь они за свой дерзкий поступок могли поплатиться жизнью.

— Если по-прежнему будет ясно, они умрут, — буркнул Ксен.

— Почему?

— Или же их убьют враги, если заметят, что они остались за линией наблюдения часовых, или от холода.

— Но почему ясная погода смертельна для них?

— Потому что тепло поднимается вверх; если есть облака, они его задерживают, как крыша над головой.

— Приказ Софоса касается всех?

— Даже тебя.

— Но я не воин.

— Это ничего не меняет. Приказы Софоса имеют силу для всех. Он верховный главнокомандующий; кроме того, эти дураки сами виноваты. Пусть на себе испытают, что значит не иметь крыши над головой в такой земле, как эта.

Я постаралась придумать способ вынести из лагеря одеяла, но Ксен запретил. Тогда села у окна и время от времени глядела на небо: на западе показались облака. Но они были еще слишком далеко. Если небо не затянет, юноши погибнут.

Ксен рассказал одну историю — из тех, что показывают в театрах, — о девушке, которая ослушалась приказа царя своего города из жалости к двум молодым людям — своим братьям.

— Царь одного древнего города в моей стране — он называется Фивы, — прежде чем уйти, оставил царство двум сыновьям при условии, что оба поклянутся править по году, чередуясь. По прошествии первого года тот, чей срок истек, покинет город, а второй придет и сядет на царство. К сожалению, жажда власти пересилила, и когда Полиник — так звали второго — явился, чтобы принять бразды правления, его брат, Этеокл, отказался уходить. Тогда Полиник организовал содружество из семи царей и начал осаду Фив.

Воины обеих сторон ожесточенно бились, их дух подпитывался безжалостной ненавистью. Под конец братья решили сразиться друг с другом, но из этой схватки до последней капли крови никто не вышел победителем. Оба умерли от полученных ран. Новый царь, по имени Креонт, велел оставить тела непогребенными в качестве устрашения любому, кто не чтит законы кровной связи и верность принесенным клятвам.