Записки бывшего милиционера - Эдуард Скляров

Исключение из сказанного составляли показатели, которые отражались в так называемых формах 1 и 2, заполняемых конкретными работниками по каждому зарегистрированному преступлению и на каждое лицо, совершившее преступление. Статистические карточки этих форм содержали всю информацию о преступлении: статью Уголовного кодекса, условия совершения преступления, данные о личности преступника, данные о раскрытии преступления и многое другое. Именно по показателям, отражённым в этих карточках, помимо всего прочего, оценивалась роль каждой службы в раскрытии преступлений, а поэтому каждая служба старалась отметить в них свою роль, и нередко получалось, что в раскрытии какого-нибудь заурядного преступления, например хулиганства, если судить по карточке на данное преступление, участвовали все без исключения службы конкретного отдела внутренних дел плюс службы областного УВД. Хотя фактически раскрытие такого преступления заключалось в простом задержании постовым милиционером какого-либо хулигана на улице.

Для службы ООП в этих карточках, кроме показателей, касающихся всех служб без исключения, были и свои специфические показатели. Например, количество преступлений, совершённых в общественных местах (отдельно — на улицах), количество преступлений, раскрытых патрульно-постовыми нарядами, и так далее.

Количество правонарушений, в том числе преступлений, совершённых в общественных местах, в том числе на улицах, по сути, было главным показателем для нашей службы, и поэтому квалификация места, где было совершено преступление, вызывало всегда бурные дискуссии. Ведь, согласитесь, лестничная клетка многоквартирного дома, являющаяся общественным местом, это совсем не такое же общественное место, как, например, городской парк культуры. Понятно, что патрульно-постовые наряды не могли и не должны предупреждать какое-то хулиганство дяди Васи на лестничной клетке, но должны предотвращать такое же преступление, совершённое в парке культуры. Отсюда и внимание к тому, как отмечаются в карточках общественные места. Наш отдел, естественно, старался не допустить отнесения к таким общественным местам, к примеру, общих кухонь коммунальных квартир, а службы и руководители внутренних дел равнодушно, а то и отрицательно настроенных к службе ООП, наоборот, относили к общественным местам всё подряд, в том числе и упомянутые кухни.

То же самое творилось и с уличной преступностью. К примеру, школьный двор — это просто общественное место или это улица как отдельный вид общественного места? Вроде всё понятно, двор — не улица. Но находились «мудрецы», которые заявляли: «А в ограде школьного двора имеются дыры, и люди используют двор для прохода через него, а значит, это уже улица». Простым людям всё это может показаться бредом, но советская и, наверное, нынешняя российская «палочная» система оценки работы милиции (полиции) фактически заставляла и заставляет заниматься этой дурью на самом серьёзном уровне. Не будешь этого делать — моментально окажешься на последних строчках рейтинговых таблиц. А отсюда соответствующая оценка и твоей службе, и отделу ООП в целом, и тебе как его руководителю. Вот за этот участок работы отвечала С. И. Финонченко, и именно её ежедневной «мелкой» работе с учётными карточками и таблицами и, как следствие, неплохим показателям личный состав службы охраны общественного порядка был обязан и благодарен за это.

И последнее. Рассказывая о своей работе в милиции, хотел бы упомянуть о контактах с работниками областного управления Комитета государственной безопасности СССР, с которыми по характеру работы в качестве начальника отдела ООП областного УВД мне довольно часто приходилось общаться. В их областном управлении была служба общественной безопасности, руководители которой нередко звонили, приезжали ко мне, а чаще приглашали к себе, когда надо было обсудить совместные или параллельные мероприятия по поводу каких-либо событий. Как правило, это были знаменательные даты для страны и празднования по этим поводам или визиты в область особо важных персон (VIP). В то время под этими VIP-ами подразумевали не современных богатеев или «лиц с первых рядов» (то бишь элементарных уголовников), а руководителей и различных деятелей союзного значения.

Нередко комитетчики приглашали меня для проведения занятий с их работниками по милицейским темам. В годы моего депутатства они занимались мной уже как лицом, которое находится в оппозиции к власти (имеется в виду ельцинский режим). Опекали в этот период они меня довольно плотно, что подтверждалось обязательным пощёлкиванием переключателей в телефонных трубках в служебном кабинете и у меня дома. Зная технические возможности комитетчиков, я удивлялся такой демонстративной прослушке. И нередко у меня возникала мысль, что такое откровенное перещёлкивание делалось с одной целью — предупредить о прослушивании. Кстати, об этом же говорили и мои коллеги-депутаты, с которыми я был солидарен в отношении происходящего.

С приходом бывшего председателя КГБ СССР В. В. Федорчука в декабре 1982 года на пост министра внутренних дел СССР во всех областных и краевых УВД и в республиканских МВД комитетчики стали создавать спецотделы, то есть то же самое, что было на всех более-менее крупных предприятиях страны, где функционировали так называемые первые спецотделы. Естественно, эти спецотделы стали создавать свою агентуру в службах и по графикам «отрабатывать» их руководителей. Такую отработку прошёл и я, что совсем нетрудно было обнаружить по назойливым «топтунам», которые несколько дней подряд ходили за мной с утра до ночи, особо-то и не маскируясь.

Был случай, когда я уже был депутатом, но ещё продолжал служить в милиции. В один из дней, когда я около 8 часов прибыл в гостиницу «Юбилейная» за москвичами, приехавшими в очередной раз проверять работу моей службы, и уселся в фойе в их ожидании, вдруг увидел выходящего из лифта своего работника в гражданской одежде, который, не заметив меня, покинул гостиницу. Минут через десять-пятнадцать из того же лифта вышел хорошо знакомый мне комитетчик. Он увидел меня и на какую-то долю секунды впал в замешательство, видимо, от неожиданности. Быстро справившись с этим своим проколом, он поздоровался со мной и удалился из гостиницы. Уверен, что минут за десять-пятнадцать до этого у него был разговор обо мне и об отделе ООП с моим сотрудником.

Не могу не рассказать ещё о паре случаев проявления интереса ко мне со стороны комитетчиков. Так, однажды Л. Н. Попов, одно время возглавлявший отдел общественной безопасности областного управления КГБ, пригласил меня к себе для обсуждения какого-то вопроса. Через несколько минут после начала разговора ему кто-то позвонил по телефону, и Попов, извинившись, вышел из кабинета. А на приставном столе, за которым я сидел, прямо передо мной осталось лежать дело, на обложке которого красовалась надпись «Агентурное дело» и далее текст с кличкой агента. Вот вы, неискушённые читатели моих «Записок…», можете себе представить, чтобы начальник отдела областного КГБ не убрал агентурное дело перед приходом постороннего человека — я имею в виду себя — и, более того, оставил это дело на столе прямо передо мной и вышел из кабинета? Конечно, это было сделано преднамеренно. Другое дело — с какой целью? Ответ напрашивался сам собой: либо рассчитывали на то, что я не удержусь и загляну в дело — тем самым стану носителем их секретов, что можно было использовать для шантажа, вербовки и тому подобного, — или же мне преднамеренно давали возможность узнать что-то «секретное» о самом себе из информации этого агента. Но для чего? Ни секунды не сомневаюсь, что все пятнадцать минут моего кабинетного одиночества за мной велись наблюдение и кино- или видеосъёмка.