Элвис жив - Николай Михайлович Романецкий

продолжала неудержимо накатываться на берег, вздымаясь там, где ее теснили берега залива, на совершенно гигантскую высоту.

И ажурная конструкция, которой предстояло оказаться поврежденной водными жерновами гигантской мельницы, неотвратимо становилась все ближе и ближе.

Предпоследнее, что увидел Максим: две машины – легковая и разукрашенная рекламой «Кока-Колы» фура, – на огромной скорости несущиеся по направлению к мосту.

А последним стали три зыбких полупрозрачных человеческих силуэта между мостом и городом – двое спокойно стояли на дороге, третий лежал поперек нее. Будто кого-то пытался остановить. Кого-то или что-то…

Потом капелька на гребне волны окончательно слилась с мириадами подруг-теней, прошедших по земле за минувшие тысячелетия. Ничего от них давно уже не зависело.

А тот, от кого зависело все, был далек и абсолютно безразличен как к их судьбе, так и к судьбе любого. Да воздастся каждому по делам его…

Вот ему, Максиму Коробову, уже и воздалось.

И тут гул пропал, сраженный… нет, вовсе не «Кашмиром» – несколькими секундами звенящей абсолютной тишины.

Огромная волна замерла, словно натолкнувшись на невидимую стену. И через секунду с грохотом обрушилась в море.

До берега докатились уже не слишком большие гребешки, вполне, впрочем, подходящие для серферов. И Дель Пьеро, вытащив из ангара доску Француза, которую ему удалось-таки заполучить благодаря смерти хозяина, полез в воду.

В заливе волна лишь облизнула опоры металлического моста.

А в противоположной стороне Южноморска, возле старого маяка, сидел Курт и печально смотрел вдаль, уже не надеясь, что черепашка вернется.

Впрочем, еще больше ему хотелось, чтобы вернулся Француз – нехорошо они расстались. Но мертвые из могил не возвращаются.

19. Девятый день

Лена остановила машину, совершенно не понимая, где оказалась и куда направлялась. Некоторое время она сидела и озиралась, пока сзади не засигналили другие водители.

Лена свернула к тротуару и припарковалась.

И тут странное беспамятство прошло.

Погоди-ка, она же едет на работу. Сегодня плановая операция у Маргариты Копыловой из двенадцатой палаты. Ну да, все верно. А вчера она была у Тамарки Котовой-Ионовой в Прибрежном на пятнадцатилетии свадьбы. И, как было решено изначально, ни капельки не пила.

Она пожала плечами – ничего необычного.

Но какое-то сомнение продолжало ее беспокоить. Вроде бы что-то случилось, вроде бы с кем-то говорила…

Она достала свой мобильный. Глянула на дисплей. Набрала присутствующий в списке вчерашних исходящих номер, которым обычно пользовалась не чаще раза в год, перед встречей одноклассников:

– Алеша, привет! Слушай, я тебе звонила вчера во второй половине дня. Я – полная идиотка, прости. Напомни, зачем?

– Вроде бы звонила, – неуверенно сказал Алексей Севастьянов, одноклассник по прозвищу Севас.

Когда-то в юности он к ней клеился, но потом перекинулся к Аньке Сапрыкиной. Лена так и не поняла, по какой причине. Впрочем, это никогда ее особо и не интересовало.

– Но даже если и звонила, в упор не помню, о чем мы говорили. Наверное, ничего серьезного.

Лена засмеялась:

– Да? Ну ладно! Вспомнишь вдруг, звони.

И, отбросив все сомнения в состоянии собственной психики, поехала на работу. 

* * *

Максим обнаружил себя в прихожей родной квартиры. Как тут оказался, он совершенно не помнил.

В доме царила тишина.

Осмотрелся.

Все вроде на своих местах. Хотя нет – на тумбочке нет старого телефона. «Чебурашки», купленного когда-то мамой.

Глянул в зеркало на стене. Увидел там противоположную стену и вешалку чуть в стороне, возле двери.

Себя не увидел. Но совершенно не удивился.

И вообще ему показалось, что он уже побывал здесь. Но вовсе не тогда, когда заявился к маме в гости на оладушки в компании с Баксом и Элвисом.

Нет, это вроде бы случилось позже.

Заглянул на кухню. Там оказалось чисто и пусто. Тишина, никого.

А в прошлый раз оба стола были заставлены разнообразной закусью – салаты оливье и рис с крабовыми палочками, тушеная картошка с мясом. Возле столов хлопотали тетя Зина и две какие-то вроде бы знакомые бабки. Дядя Вася, заплативший когда-то за спиленную грушу, добывал из холодильника литровые бутылки с какой-то прозрачной жидкостью. Этикеток на бутылках не было – видимо, самогонка. За выпивкой последовали пластмассовые флаконы с «Пепси». Гидроколбаса…

Было это или не было?

Может, приснилось?

Он покинул кухню, прошел по коридору, ввалился в зал.

В прошлый раз в ее центре расположился накрытый стол. На стене висел набор сто раз виденных фотографий.

На дальнем краю стола, ближе к окну, стояла стопка, а к ней прислонилась фотография, совершенно незнакомая. Но на ней – он сам, Максим Коробов.

Стол сервирован на немалое количество человек.

И весь этот народ тут. Лена, Севас, его Анька, еще какие-то мужики и бабы со знакомыми, но давно забытыми физиономиями…

И говорили почему-то не о нем, а о только что умершем Барде. Видимо, к смерти Француза уже привыкли…

Было это или не было?

Сейчас стола в зале не оказалось. И людей – тоже.

Пустота и тишина…

Судя по разговорам, вроде бы приснились собственные поминки.

Вот только нет уверенности, что это был сон.

Ему ни к селу ни к городу вспомнилось прочитанное когда-то четверостишие:

Что там, за ветхой занавеской тьмы? — 

В гаданиях запутались умы. 

Когда же с треском рухнет занавеска, 

Увидим все, как ошибались мы.[7]

Впрочем, почему же ни к селу ни к городу? Очень даже в нужный момент…

Максим помотал головой, избавляясь от наваждения, и закрыл глаза.

А когда открыл, родной квартиры вокруг уже не было.

Он стоял перед двумя туннелями.

Типа направо шагнешь – коня на скаку остановишь; налево шагнешь – в горящую избу войдешь…

Туннели были короткие.

В конце правого – родовое кресло-кровать, возле кресла застыли в ожидании врач и акушерка.

В конце левого – серая муть, в глубине которой стремительно метались темно-серые тени.

«Неужели все сначала? – подумал Максим. – О нет, Господи!»

Он был абсолютно уверен, что за него уже все решено, что от него больше ничего не зависит. И вот – получите и распишитесь!

Мгновение мучительного выбора длилось целую вечность.

А потом он сделал шаг…

Примечания

1

Love me tender – знаменитая песня Элвиса Пресли (прим. авт.).

2

Из песни А. Розенбаума «Вальс-бостон» (прим. ред.).

3

Смерть в процессе соития (лат.) – (прим. ред.).

4

What’s up (англ. – «как дела»). – (прим. ред.).