Желание верить (сборник) - Виталий Вавикин

12

Ростки. Первые из них появились на спине и плечах. Вместе с этим Элен нашла и множество тонких ростков на своей голове. Они извивались, заменяли ей волосы. Стоя перед зеркалом, она попыталась их вырвать. Боль обожгла тело. Элен вскрикнула, повторила попытку и потеряла сознание.

13

Она боялась выходить на улицу, боялась звонить по телефону, не зная, сохранился ли у нее голос. Да. Она все еще могла мыслить и перемещаться по дому, но… Несколько раз Элен пыталась заставить себя подойти к зеркалу, но каждый раз закрывала глаза. Знакомый почтальон принес письма и спросил все ли у нее в порядке.

– Да! – ответила Элен и сама не поняла, получился у нее ответ или нет.

14

Цветник. Сейчас это было единственное, чем хотела заниматься Элен, но с каждым днем делать это становилось все труднее. Изменялась не только ее кожа, но и все ее тело – зеленело, становилось более изящным, словно готово было вот-вот распуститься. Элен даже поборола страх и посмотрела на свое отражение в зеркале. Зрение подвело ее, и она увидела лишь диковинный цветок, который отдаленно напоминал человека. Или же так оно и было? Какое-то время Элен размышляла над этим, затем пошла в сад, туда, где была свежая земля и теплое солнце, туда, где можно было пустить корни и наслаждаться тишиной и покоем…

15

Дочь приехала два месяца спустя. Дом выглядел заброшенным и одиноким. Жил только цветник. Но вопреки ожиданиям, он не радовал Саманту, наоборот, он пугал ее, особенно странное растение в центре с крупными лиловыми бутонами, протянувшее свои стебли к вошедшим, словно живой человек.

– Мама! – позвала Саманта несколько раз для верности, затем спешно оставила внутренний двор, вышла на улицу.

Перед глазами все еще стояла картина уродливого растения. Саманта огляделась. Почтовый ящик был полон. Кто-то из соседей сказал, что давно не видел Элен Кемпбел.

– Знаете, – сказала одна из старушек, – а она ведь очень сильно увлекалась цветами. Говорила, что это ее страсть, ее любовь.

– Знаю, – сказал Саманта, как-то отрешенно, снова невольно вспоминая уродливое растение, достала телефон и позвонила в полицию, чтобы сообщить о пропавшей матери.

История шестьдесят четвертая (По ту сторону реки)

1

Снимков было уже много. Хороших снимков. И Эйприл Осторе знала, что этого хватит, чтобы удовлетворить журнал, оплатившего эту поездку, но ей хотелось чего-то большего. Грязная, бурная река разделяла ее и дикое африканское племя. Племя со своими традициями, нравами, правилами. Племя, которое приняло ее, позволило остаться, пусть и на другой стороне реки, пусть и среди могил и старого тотема, на которого они изливали свой гнев за неудачи. Ни разу Эйприл не решилась перебраться через реку, но современные линзы и опыт позволяли ей делать хорошие снимки и на расстоянии. Очень хорошие снимки. Особенно ценной оказалась фотография местного шамана. Его хижина стояла недалеко от реки, но он никогда не выходил из нее. Вся его жизнь заключалась в том, чтобы сидеть на деревянном кресле. Эйприл знала, что дикари верили, что так и должно быть. Иначе звезды перестанут светить, солнце не встанет, придут бедствия и несчастия, если шаман покинет свой трон. С раннего детства и до конца своих дней.

Дикари поклонялись ему, ходили к нему за советом, молились ему, благодарили его. Эйприл следила за этой хижиной несколько дней, затем удалось сделать фотографии, на которых местные женщины кормят вождя, моют его. Десятки фотографии, сотни. Эйприл знала, что ее снимков хватит не на один журнал, но…

2

Война. Дети вождя ударили в барабаны, заставив Эйприл остаться.

Так близко, так правдоподобно.

Эйприл боялась спать. Боялась не за себя. Боялась, что пропустит что-то важное.

Ритуальные танцы. Головы поверженных врагов выставлены вряд. Племя пляшет – мужчины. Женщины и дети сидят у костров, наблюдая за ними. Затем мужчины стихают, кланяются отрубленным головам, просят прощения у убитых воинов.

Эйприл тошнит, но она продолжает снимать…

3

Смерть. Много смертей приходит в деревню. На фотографиях гниющие головы поверженных воинов. Племя в своих палатках. Кружат мухи, тишина. То-тут, то-там слышатся сдержанные вскрики матери, обнаружившей своего ребенка мертвым. Следом за детьми начинают умирать сильные воины. Болезнь отнимает силы. Болезнь отнимает веру.

Фотографии шамана на берегу реки. Тайные заклинания. Несколько раз шаман и Эйприл встречаются взглядом. Между ними река. За спиной шамана – умирающее от чумы племя, за спиной Эйприл – кладбище и тотем. Злой тотем. Шаман остается на берегу до наступления ночи.

В центре деревни разводят костер. Лодки спускают на воду. Воины плывут к Эйприл. Она видит шамана – он знает свою судьбу, но он не боится. Боятся воины. Они видят Эйприл, но смотрят сквозь нее – она живет на черной земле, на проклятой земле, грязной. Эйприл знает правила и нравы, но уходит в палатку, прячется, затихает, продолжая делать снимки.

Новые пляски. Дикари секут тотем плетью. Костры подпирают небо. Кто-то несет шамана в его кресле. Страха нет. Нож рассекает горло. Кровь. Жизнь медленно уходит из глаз шамана. Эйприл дрожит – лучшие кадры в ее жизни, только бы сдержать приступ рвоты, только бы остаться в сознании.

А затем новые танцы и поклоны тотему.

4

Утро. Тишина. Эйприл спала возле треноги. В палатку пробиваются лучи рассвета. Все еще пахнет кострами. Усталые и опьяненные кровью дикари все еще спят. Эйприл выглядывает из палатки, вздрагивает, сначала не понимает, что загораживает ей выход, затем различает залитые кровью детали деревянного тотема.

Окаменелое дерево холодно на ощупь, и Эйприл не может его отодвинуть в сторону, чтобы выбраться из палатки.

Просыпаются дикари. Эйприл слышит их шепот. Дикари на коленях. Поклоны. Эйприл раздает вакцину. Никогда не надеялась, что удастся это сделать, а теперь дикари сами подставляют ей руки для уколов. Эйприл оборачивается. В палатке спрятан фотоаппарат. Главное, чтобы съемка продолжалась. «Здесь уже пахнет не только премией дирекции журнала…» – мечтательно думает Эйприл. Плоскодонка везет ее на другой берег, везет в деревню. Новые вакцины. Женщины закрывают глаза, чтобы не видеть, как Эйприл делает уколы их детям, но ничего не говорят.

5

«И что теперь?» – думает на третий день Эйприл, сидя на деревянном кресле в хижине жреца. Страх приходит тяжелыми мыслями. «А если вакцина не поможет? Они ведь тогда убьют меня, как убили своего прежнего жреца».

Но болезнь уходит. Эйприл слышит новые танцы, видит тени костров, чувствует запах, слышит плач, когда хоронят мертвых и новые танцы, крики радости живых.

«Нужно уходить», – думает она.