Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу - Морли Каллаган

Коронер излучал довольство, как будто вкусно поел и выпил в обществе близких друзей. Голос у него стал более звучным, и он выглядел еще внушительнее и авторитетнее. И мистер Рэлстон — тоже, когда сказал, что, по его мнению, им теперь следует выслушать полицейского Дансфорда. Все в зале поверили, что он и сам только сейчас спросил себя, а не может ли полицейский Джейсон Дансфорд чем-то помочь расследованию?

Вид у Джейсона был озабоченный: так ведет себя всякий сильный, уверенный в себе человек, который не боится быть точным в наимельчайших подробностях, если они могут оказаться полезными. Пусть весь город узнает, почему он застрелил Хуана Гонсалеса. Авторитетный тон, который он вырабатывал в течение многих лет, теперь сослужил ему хорошую службу. Он повторил показания Мастарда о том, как двое, ехавших в машине, отказались остановиться, как они сыпали руганью и насмешками.

— Мы не сомневались, что это те, кого мы должны были задержать. Машина-то голубая, — сказал он. — Они пускались на всякие хитрости, чтобы оторваться от нас, и это им чуть было не удалось. Еще минута — и мы бы уже не увидели, как задние фонари исчезли за гаражом. Под дождем в темноте мы увидели, что двое мужчин вылезают из машины чуть в стороне от гаража.

— На каком расстоянии вы были от их машины? — спросил мистер Рэлстон.

— Футах в двадцати пяти, сэр.

— Вы держали пистолет в руке?

— Да, сэр. Я крикнул: «Поднимите руки и подойдите!» Сержант Мастард навел на них фонарик.

— Погодите, — сказал коронер. — Не могло ли случиться, что, ослепленные светом фонарика, эти двое юношей не — разглядели пистолета у вас в руке?

— Вполне могло, сэр.

— Вы видите человека в луче фонарика, а он вас почти не видит. Этот юноша мог решить, что вы не вооружены.

— Мог решить. Да, сэр.

— Благодарю вас. Продолжайте.

— И они пошли вперед, — сказал Джейсон. — Тот, который повыше, начал что-то говорить — вроде бы что это его машина. Он подходил все ближе. А когда подошел почти вплотную, вдруг поднял руку к нагрудному карману. Совсем вплотную подошел и отдернул руку от кармана. В руке что-то зажато, а он почти на меня навалился. И я выстрелил. Он упал. — Джейсон было опустил голову, но тут же снова откинул ее назад. — Он лежал в грязи под дождем и действительно что-то сжимал в руке. Но это был всего лишь бумажник.

— Он ткнул им в вас?

— Да, он ткнул рукой в мою сторону, — сказал Джейсон и добавил, словно думал только о том, как выяснить истину: — Теперь я понимаю, что это мог быть просто презрительный жест.

— Почему?

— Ну, если он относился к полиции неприязненно и твердо знал, что на этот раз он чист…

— Дурачился?

— Возможно, сэр.

— Но он шел прямо на вас? Приблизился почти вплотную?

— Да, сэр.

— Вы хотите добавить что-нибудь еще?

— Нет, это все.

— Благодарю вас.

Кроме Тони Гонсалеса, других свидетелей не было. Худенький, смуглый, ежась в непривычном костюме, он стоял, устремив гневные, горящие глаза на Джейсона.

— Можно мне сказать? — громко спросил он. — Это все неверно, мистер коронер. Почему этот юрист не спросил полицейского, за что он убил Хуана?

— Тони! — крикнула его мать и вскочила на ноги. — Не надо, Тони, не надо! Тише! Иди сюда. Мы пойдем домой. — Она словно торопилась увести сына из этого зала, прежде чем у нее отнимут и его.

Коронер попросил одного из полицейских остановить ее. Маккэрди, седой полицейский, лет под шестьдесят, как видно ожидающий увольнения на пенсию, мягко ее успокоил. Коронер спокойно и ласково предупредил Тони, что он не должен ничего выкрикивать. Надо просто изложить, что произошло.

— Конечно, расскажу, — вызывающе сказал паренек. Он объяснил, что возвращался с братом после вечеринки. Хорошая была вечеринка — много вина, много шуток. И никаких драк. — Мы ехали под дождем, — сказал он. — А эта ненормальная машина все время нас подрезала. Откуда мы знали, что в ней полицейские? Этот толстомордый орал на нас. «Пьянчуги полоумные, а, малыш?» — говорит Хуан. Ну и мы заорали. И опять. Они орут. Мы орем. Как мы могли разобрать, что они орут? Как мы могли увидеть? Пьяные. Машина не полицейская. Никаких на ней знаков. А Хуан здорово водил машину. «Вот погляди, как я стряхну с хвоста эту пакость», — сказал он и оторвался от них. Мы свернули на пустырь к старому гаражу, а сами все смеемся. Вылезли из машины, шутим, смеемся, а тут эти двое и перехватили нас. Вот у этого, — он показал на Джейсона, — был пистолет. Хуан не испугался. А что пугаться? Мы же ничего плохого не сделали. Может, они подумали, что машина краденая. Ну и пусть подумали. Чего бы Хуану и не смеяться? У него же все документы в порядке. «Сейчас я вам покажу», — кричит он. И достает из кармана удостоверение. До них десять футов. Вовсе он не вплотную к ним подошел. Совсем не вплотную. В десяти футах он был, вот что. Бах! И Хуан лежит мертвый. — Весь дрожа, паренек указал на Джейсона. — Вот он убил моего брата. Убийца! — закричал он. — Убийца!

— Ну-ну, довольно! — строго сказал коронер.

Но в зале воцарилось тягостное смущение. Пятеро присяжных неловко переменили позы. Ал шепнул Шору:

— Что-то тут назревает, я чувствую. Как вам кажется?

Шор не ответил, он не спускал глаз с Джейсона. Тот сидел скрестив руки, голова его, дернувшись, откинулась назад и еще назад.

— Только верблюды вот так откидывают голову, а потом откидывают ее еще больше, — шепнул Шор. — Люди обычно опускают голову, потом снова ее поднимают.

— Минутку, — сказал Рэлстон, обращаясь к Тони. — Вас еще не отпустили. Вам не нравятся полицейские?

— Мне? Я никаких полицейских не знаю.

— Оставьте, вы же ненавидите полицейских.

— Они меня не знают, я их не знаю.

— И ваш брат ненавидел полицейских, верно?

— Полицейских? Он никаких полицейских не знал.

— Предположим, я скажу вам, что мог бы найти свидетелей, ваших друзей, которые скажут, что вы высмеивали и ругали полицейских при каждом удобном случае? Как это вы называете — «легавая сволочь»?

— Превеликий боже! — воскликнул Дантон, вскакивая. — Что же это такое? Что за дешевый трюк? Ни об этом юноше, ни о его покойном брате ничего дурного не известно. Чего вы добиваетесь? Хотите опорочить их? Это не уголовный процесс, и этот юноша — не свидетель противной стороны.

— Действительно, что именно вы стараетесь установить, мистер Рэлстон? — спросил коронер.

— Мне кажется, нам следует разобраться в психологии, в душевном состоянии покойного, в том оскорбительном пренебрежении, с каким он кричал из машины. В том оскорбительном пренебрежении, с каким он приближался к полицейским, — вкрадчиво объяснил мистер Рэлстон. — Вот и все.

— Нет, не все, — сказал Тони. — Было и еще кое-что.

— Вы что-нибудь видели? — спросил коронер. — Будьте осмотрительны. Вы должны говорить только о том, что сами видели.

— Разве меня там не было? — с горечью спросил Тони. — Я вот про что. Хуан не мог подойти к нему вплотную. Из-за бочек. Хуан не мог подойти к нем вплотную.

Коронер, задумчиво глядя на мистера Рэлстона, предоставил ему разбираться с этим. Присяжные тоже уставились на мистера Рэлстона. Успокаивающе улыбнувшись присяжным, он сказал:

— Мы, следовательно, должны снова выслушать полицейского Мастарда. Полицейский Мастард, подойдите сюда. Вы не упомянули про бочки, — резко сказал Рэлстон. — Почему? Были там бочки?

— Теперь припоминаю, что какие-то старые бочки там валялись. Но, по-моему, они к делу отношения не имеют.

— Эти бочки могли составить своего рода преграду между покойным и полицейским Дансфордом?

— Преграду? Это что-то новое.

— Верно ли, что покойному пришлось бы перебираться через бочки, чтобы подойти к полицейскому Дансфорду?

На лице Айры выразилось удивление.

— Так ведь бочки же были сбоку, — сказал он. — Вот-вот, — добавил он, наконец разобравшись для себя с бочками. — Сбоку, да, были бочки. Но чтоб они могли помешать подойти — нет, сэр.

— Благодарю вас, — сказал коронер. — Ну, если больше никто ничего не хочет добавить…

— Сэр! — резко сказал Дж. Робертсон Дантон, обращаясь к коронеру. — Семья Хуана прибегла к моим услугам. Но даже если в таком разбирательстве мне не положено участвовать, тем не менее как друг правосудия, как друг истины…

— Достаточно, сэр, — сказал коронер. — У вас нет никакого права выступать здесь.

— У меня есть право.

— По закону у вас его нет.

— Не исключен гражданский иск.

— Я уже и так предоставил вам возможность высказаться, — сказал коронер более любезно. — А теперь, пожалуйста, сядьте.

Коронер вновь осведомился, может ли кто-то из присутствующих что-нибудь добавить, и, когда ответа не последовало, к нему подошел мистер Рэлстон, и они несколько минут совещались. Коронер начал просматривать свои заметки, и скулы у него порозовели. Откашлявшись, он заговорил уверенно и властно, точно судья, ведущий уголовный процесс, точно человек, который всегда хотел быть судьей, а не врачом, — еще один человек не на своем месте. Резюмируя результаты расследования, он указал, что пистолет, несомненно, находился в руке полицейского Дансфорда и полицейский Дансфорд, несомненно, из этого пистолета выстрелил. Однако если выстрел не был непреднамеренным, то есть не был произведен полицейским при исполнении служебного долга в уверенности, что его собственная жизнь находится в опасности, не был непроизвольной реакцией на угрозу, тогда имело место преднамеренное убийство. Могло ли все происшедшее быть непреднамеренным? Если угрожающий жест не имел места и молодой человек находился на расстоянии десяти футов, полицейскому может быть предъявлено обвинение в убийстве. Но с какой стати полицейский выстрелил бы из своего пистолета при подобных обстоятельствах? Таким образом, в своем заключении присяжные должны иметь в виду следующее. Если это был неоправданный выстрел, следовательно, совершено убийство. Либо так, либо смерть была причинена неумышленно, явилась результатом случайности. Иной альтернативы ведь нет? Тут коронер начал путаться в словах, но вновь и вновь указывал на эту главную альтернативу. Они не должны забывать, что в результате их решения полицейскому может быть предъявлено обвинение в убийстве. Он умолк, поглядел на свои стиснутые пальцы, печально покачал головой, а затем, оставив властный тон, вновь превратился во врача-утешителя. Он надеется, что оказал им необходимую помощь. Присяжные удалились для совещания.