Ранневизантийский город (Антиохия в IV веке) - Г Курбатов

Это "политическое" язычество было характерно, вероятно, не только для Либания, но и для многих других представителей муниципальной аристократии. Поэтому та языческая партия, которая в какой-то форме существовала в империи, была не только совокупностью лиц, объединенных лишь языческой культурой, привязанностью к богам, как это пытается представить П. Пети,24 хотя и эти моменты безусловно имели значение для муниципальной интеллигенции, и, видимо, любовь к языческой культуре также побуждала Либания выступать в защиту языческих культов и храмов. Именно этот политический характер язычества Либания побуждал его скептически относиться к религиозно-мистическому рвению Юлиана.

Скифопольский процесс, деятельность языческой "партии" накануне вступления Юлиана на престол, восстание Прокопия, в котором приняли участие ученики Либания, показывают, что политические язычники проявляли достаточную активность.25 Однако число политических язычников среди муниципальной и старой сенаторской аристократии в течение IV в. быстро сокращалось, а оппозиция их принимала все более ярко выраженный культурный характер, замыкалась в деятельности литературно-философских кружков, увлекавшихся мистикой, тайком занимавшихся астрологией и гаданиями о собственной судьбе и судьбах, императоров. Процесс нотария Федора, по которому были привлечены к суду некоторые антиохийские куриалы, отчетливо показывает, к чему в последней четверти IV в. свелась деятельность языческой оппозиции.

Но если язычество быстро утратило свои позиции в Антиохии, то и никейское христианство при его более широком распространении натолкнулось на все возраставшие трудности. Его призывы к аскетизму, активная проповедь ухода от мира и всемерная популяризация отшельничества и монашеской жизни - все это в какой-то мере отвечало настроениям городского и сельского населения. Быстрое развитие отшельничества с его особенно суровыми и фанатичными в Северной Сирии формами аскетизма и подвижничества отражало протест городской и крестьянской бедноты против своего положения. Этим же в известной мере объясняется развитие монашеского движения, рост влияния монахов в городе, широкое распространение культов мучеников.

Однако проповедь аскетизма, пропаганда отшельничества и монашеского образа жизни, стремление никейской церкви целиком подчинить себе духовную жизнь своей паствы не встретили особенно сочувственного отношения среди достаточно широких слоев торгово-ремесленного населения Антиохии. И едва ли это отношение к никейской церкви можно выводить только из факта сохранения сильного влияния языческой идеологии. Его прежде всего следует искать в реальном положении довольно широкого слоя торгово-ремесленного населения, который в первой половине IV в. еще не утратил надежды сохранить и поддержать более или менее сносное существование. Поэтому проповедь аскетизма еще не стала для них единственным утешением в безысходной нужде, а "уход из мира" еще не представлялся им единственным возможным путем спасения от действительности. Проповеди Иоанна Златоуста достаточно убедительно показывают, что именно в торгово-ремесленной среде аскетические никейские идеалы не находили большого отклика. Торговцы и ремесленники не хотели уходить в монастыри и Иоанну Златоусту нередко приходилось отвечать на вопрос: "А можно ли получить спасение, оставаясь в городе?" (MPG, 47, 305; 51, 348). Они не хотели отказываться от тех немногих земных радостей, которые еще выпадали на их долю: нечастых пирушек, веселых, несущих забвение о горестях жизни праздников, музыки, песен. Из этих или близких к ним кругов и вышло арианство, с его менее суровыми нормами морали, меньшим вмешательством в духовную жизнь человека. Уже с 318 г. арианство начинает все более широко распространяться в Антиохии.26 В результате Антиохия стала одним из крупнейших центров арианства. Как полагают некоторые исследователи, ариане составляли абсолютное большинство торгово-ремесленного населения этого города.27

Для богатой же торгово-ростовщической верхушки Антиохии арианство было выражением поддержки ею централизаторской политики домината, укрепления ее союза с императорской властью.

Арианство в течение большей части IV в. господствовало среди широких слоев населения Антиохии. Однако в связи с ухудшением их положения в течение IV в., разочарованием в политике арианского правительства и церкви происходил постепенный отход торгово-ремесленных масс от арианства, усиливались симпатии к гонимому никейству, монашескому движению, проповеди аскетизма. Именно в годы правления Валента, особенно во второй половине его правления, усилился уход горожан в монастыри, и правительство вынуждено было даже предпринимать ограничительные меры (CTI, 2, 7; XII, 1, 38). Но длительное господство арианства принесло свои плоды. Под знаменем арианства городское население отстояло многие элементы светской культуры, светской духовной жизни, против которых вела борьбу никейская церковь. Население Антиохии равнодушно, если не враждебно, отнеслось к попыткам Юлиана восстановить празднества в честь Аполлона.28 Но оно не хотело отказаться от веселых Майумы и Календ.29 Иоанн Златоуст напрасно призывал ремесленников петь за работой не светские песенки, а псалмы (MPG, 61, 158). Подобные трудовым, бытовым песням фалии Ария были безусловно ближе им, чем те духовные песнопения, которые предлагал Иоанн Златоуст. После известной борьбы никейская церковь вынуждена была смириться с сохранением многих неугодных ей элементов светской культуры, частично поддержанных и императорской властью.

С установлением господства никейского христианства духовная неудовлетворенность народных масс Антиохии находит свое выражение в распространении манихейства, против которого вынужден был все более решительно и сурово выступать в конце IV в. Иоанн Златоуст (MPG, 47, 365; 54, 29), и мессалианства.30 В отрицательном отношении мессалианства и манихейства к труду сказывалась реакция народных масс на тяжелую действительность, безрадостный, не приносивший удовлетворения и не улучшавший их положения тяжкий труд.

Все эти изменения в идеологии не могли не сказаться на развитии муниципальной культуры.

Мы не знаем, как развито было в Антиохии начальное образование - один из важнейших элементов античного воспитания. Судя по произведениям Иоанна Златоуста, оно было доступно весьма широким кругам населения (MPG, 47, 258). Большинство исследователей даже считает, что элементарное начальное образование в IV в. было более развито, чем в предшествующие столетия.31 Однако оно, вероятно, охватывало далеко не все городское население, как позволяет предполагать одно из свидетельств Либания (XIV, 112).32 "Среднее" же и "высшее" муниципальное образование было доступно лишь небольшой верхушке городского населения.33 Во второй половине IV в. среди учеников Либания нет ни одного представителя торгово-ремесленных кругов.34 Обучение в муниципальной школе проходили в основном дети куриалов, военно-чиновной знати и интеллигенции.35 В целом число учащихся в муниципальной школе было весьма невелико. Можно предположить, что оно исчислялось несколькими десятками учащихся в год. Так, известно, что Либаний подготовил за 354-393 гг. 134 ученика. При этом необходимо учитывать, что значительную их часть в Антиохии этом крупнейшем культурном центре Востока - составляли приезжие (от 30 до 40 %).36

Обучение в муниципальной школе продолжалось от 3 до 6 лет.37 В IV в. большинство учащихся школы Либания уже ограничивались трехлетним образованием. Лишь очень немногие учились по 5-6 лет, т. е. получали высшую ступень муниципального образования - более глубокую литературно-философскую и риторическую подготовку. Однако и это весьма ограниченное по своим размерам образование в IV в. переживало упадок в связи в разложением муниципального строя, обеднением куриалов, сужением сферы их общественной деятельности, падением полисного патриотизма. Либаний совершенно определенно говорит о падении интереса куриалов к получению "высшего образования", о снижении их "культурного уровня". Он упрекает куриалов не только в том, что они утрачивают интерес к получению систематического философского и литературного образования, но и в том, что они вообще теряют интерес к поддержанию своего "культурного уровня", теряют интерес к книге, "боятся прикоснуться к книге как к змее" (XIII, 29). Муниципальные обязанности, бремя государственных поручений, необходимость все больше внимания уделять заботам о поддержании собственного благополучия, борьбе с постепенным обеднением и разорением, не оставляли у куриалов времени для занятий философией, литературной, глушили интерес к ним. Христианство лишь "идейно" оформляло эту растущую невозможность и проистекающую из него пассивность к философским и литературным занятиям.

Раньше философское и литературное образование было необходимо куриалу для его успешной общественной деятельности. Во II-III вв., когда муниципальная деятельность еще имела значение, а муниципальная карьера представляла интерес для куриалов, их влияние в курии и городе во многом зависело от умения составить и произнести убедительную и интересную речь, обосновать свое мнение примерами из истории и мифологии, подкрепить его ссылками на авторитет античных авторов и философов.38 В IV в. необходимость в этом уже почти отпала. С возникновением домината, ростом власти чиновного аппарата, падением значения курий, все более исчезала необходимость кого-то в чем-то убеждать. В IV в. можно было тянуть лямку куриальных обязанностей и без знания литературы и философии. Поскольку вся полнота власти теперь сосредоточивалась в руках императора, новые теории все более акцентировали внимание на том, что философами должны быть прежде всего император и узкий круг его ближайших советников.39 Для остальных же представителей господствующего класса знание философии не считалось обязательным. Эта теория отражала изменение реальных условий и была оправданием падения интереса к философии среди широких кругов господствующего класса.