Фортунат (СИ) - Сухов Александр Евгеньевич

— Мы знакомы, господин офицер? — Маша вгляделась повнимательнее мне в лицо. Постепенно недоумение на прекрасной мордашке переросло в узнавание. — Андрей? Воронцов Андрей? Вы ли это?

— Так точно, Андрей Воронцов. Так мне будет дозволено присесть за ваш столик, или попросить официанта подыскать другой?

— Разумеется присаживайтесь, Андрей, прошу прощения, не знаю как вас величать по отчеству…

— Не нужно по отчеству, Мария Витальевна, зовите просто Андрей.

— В таком случае, прошу и ко мне обращаться Маша, — невесело улыбнулась девушка.

Боже, как она все-таки хороша — не перестаю восхищаться. Я одновременно хочу обладать ею как женщиной и в то же время опасаюсь коснуться её, дабы своими грубыми ручищами как-нибудь не навредить. Такого со мной еще не бывало. Раньше все было ясно и понятно — передо мной, в некотором роде, вражеская твердыня, которой необходимо овладеть в самые кратчайшие сроки. Маша ну никак не подходила под данное определение. Это, скорее, нежный цветок, которым можно лишь любоваться издалека, но прикоснуться, ни-ни.

— Премного благодарен, Маша! Вы представить себе не можете, какое положительное воздействие на пищеварительные процессы оказывает общение с начальством — чем больше времени общаешься, тем сильнее хочется кушать. — Столь незамысловатой шуткой, мне удалось наконец вызвать улыбку на лице девушки. Задавать вопросы насчет причин её печального настроения я не собираюсь. А вот чтобы хотя бы слегка приподнять его постараюсь приложить все доступные мне способы, тем более, я влюблен, а такое происходит со мной нечасто, честно говоря, впервые за обе мои жизни.

За обедом разговорились. Не сразу, впрочем. Какое-то время Маша восхищенным взглядом наблюдала с какой скоростью исчезают в моем необъятном чреве всякие салатики, супы и антрекоты с гарниром из жареной картошки. Женщины по своей сути любят смотреть, как мужчины набивают брюхо в их присутствии, особенно если пища приготовлена их руками. Маша Беляева, вне всяких сомнений, была чемпионом по данному виду женского спорта и в этом напомнила мою заботливую Егоровну, та тоже обожала наблюдать за тем, как её Андрюшенька уплетает свежеиспеченные блинчики, пирожки и прочую снедь, готовить которую она превеликая мастерица. Разговорились уже за кофе, который здесь был восхитительным, ничуть не хуже того, что варил Мустафа.

Как поведала мне девушка, для сокурсников судьба моя была туманна. Слухи ходили всякие. Однако превалировала версия о моей арестантской судьбинушке, мол что-то там сотворил противозаконное, за что был осужден и отправлен на каторжные работы. Мелькавшая в газетах в связи со спасением наследника Государя Императора моя физия, а также фамилия «Воронцов» в списках награжденных как-то прошли мимо озадаченных учебой студентов. Я же, в свою очередь, рассказал об истинной подоплеке своего армейского настоящего, разумеется, значительно сгладив кое-какие острые углы и без особых подробностей. Все равно Мария была в восторге от моей головокружительной карьеры. Она даже вспомнила «что-то такое» вычитанное из газет, чему в свое время не придала особого значения и даже не сопоставила «спасителя Великого Князя Даниила» с бывшим скромным студентом Андреем Воронцовым, всячески избегавшим пристального внимания со стороны сокурсниц. Досужие студентки мне даже соответствующую кликуху приклеили — «монах». Ага, это я-то монах? Сейчас помру от смеха. Однако эмоции мне все-таки удалось сдержать в узде, моя «непорочность» в глазах Маши в данный момент, вне всякого сомнения, добавляет мне кучу рейтинговых баллов. Чего я, собственно, и пытаюсь добиться. А еще с каждым мгновением общения с этой чудо какой расчудесной девушкой, я все сильнее осознаю, что все сильнее и сильнее погружаюсь в какую-то кисельную массу фатальной влюбленности, откуда обратного выхода не будет. Не будет, ну и ладно, я и сам не прочь навсегда там остаться, ибо понял — судьба.

И вроде бы ничего особенного во внешности Марии Беляевой. Были у меня совсем уж сногсшибательные красотки, перед которыми она должна выглядеть как серая мышка. Ан нет, перед этим нежным личиком, обрамленным светло-русой копной слегка вьющихся волос, с искрящимися в пол-лица глазищами лазоревого цвета все прочие женские образы как-то вдруг померкли и отодвинулись далеко на задний план.

Вообще-то умом я понимал, что передо мной представительница боярского рода, жизнь и личные отношения которой уже расписаны патриархом на многие десятилетия вперед, и в этом списке вряд ли найдется хотя бы единственная строчка с моим именем. А мне плевать на все эти кастовые условности. Я не я, если эта девчонка будет не моя. В крайнем случае, увезу в далекую Венесуэлу, ну или еще какое приятное место. Нехорошо, конечно, в столь суровую годину и прочее бла-бла-бла куда-то бежать, тем более, когда все так прекрасно складывается в моей жизни, но отказываться от личного счастья во благо любимой Родины не собираюсь. Если что, посажу на свой самолет и укатим с ней в прекрасное далеко.

В какой-то момент меня узнал кто-то из бывших сокурсников за соседним столиком. Окликнули, но я посмотрел на наглеца таким «добрым» взглядом, что у него пропало всякое желание к дальнейшему общению. Впрочем, шушукаться за тем столиком не перестали.

Чтобы подобное не повторилось, пригласил любимую (да, да, да, именно ЛЮБИМУЮ, хоть Маша пока что не в курсе предопределенной ей судьбы) прогуляться по каким-нибудь (на её выбор) примечательным местам деловой столицы Российской Империи.

Девушка была не против, мне даже показалось, рада принять мое предложение. Гуляли до позднего вечера. Сам не ожидал, что между мужчиной и женщиной найдется столько интересных тем для разговоров. Время от времени посещали уличные кафешки, чтобы выпить чего-нибудь прохладительного или поесть мороженого. За время нашего общения Маша оттаяла душой, она от всей души веселилась над моими незамысловатыми шутками и забавными жизненными историями. Особый её восторг вызвал рассказ о том, как мне, будучи еще мальчишкой, удалось затрофеить здоровенного осетра. Маша смеялась до слез, но мой самый правдивый рассказ из всех поведанных приняла как забавную байку, не имеющую отношения к реальной жизни. Подожди, вот познакомлю тебя с Егоровной, она-то и подтвердит правдивость моей истории.

Ужинали в ресторане при гостинице «Империум». Потом как-то незаметно переместились в один из номеров люкс того же самого отеля. Маша оказалась вовсе не такой уж невинной, как я нагородил себе в своих романтичных бреднях. Впрочем, я не ханжа — сам далеко не паинька-мальчик и совсем уж не «монах». К тому же, лишать девушку невинности, на мой компетентный взгляд, весьма и весьма сомнительное удовольствие. Можно сказать, не удовольствие, а тяжкий труд и величайшая ответственность за всю последующую сексуальную жизнь партнерши. Одно неловкое движение, и она может навсегда превратиться во фригидное чудовище, которое тошнит от единой лишь мысли о близости с представителем противоположного пола. Так или иначе, все у нас произошло весьма и весьма бурно к взаимному удовольствию сторон. Мы практически не сомкнули глаз, наслаждаясь друг другом.

В какой-то момент Машу буквально прорвало. Она разрыдалась у меня на груди и в порыве откровенности поведала обо всех обрушившихся на нее и её семейство несчастьях.

Все началось с неудачного сватовства рода Орловых, инициатором которого был ныне покойный патриарх Александр Николаевич. Она была против, но папеньке все-таки удалось её уговорить, мол стерпится-слюбится, престиж рода нужно поднимать. А когда Орлов-старший погиб при весьма загадочных обстоятельствах, Виктор заявился в их поместье в нетрезвом состоянии и кучей дружков и прилюдно опозорил девушку. Впрочем, вскоре и сам Орлов-младший куда-то запропал, о чем Маша совершенно не жалеет.

Этот случай с неудачным сватовством повлиял не самым лучшим образом на отношение прочих боярских родов к Беляевым. Исчезновение Виктора каким-то непонятным образом связали с Машей и практически все двери в высокородные дома для них были закрыты. Суеверных идиотов хватает даже среди считающей себя весьма образованной публики. По большому счету, это лишь полбеды, род Беляевых древнее многих, и плевать им на то, что их назначили «белыми воронами».