Бурелом - Станислав Прокопьевич Балабин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ай, шайтан! — Софа даже изменился в лице и полез под бревно. Рабочие окружили Хабибулина, не понимая, что так взволновало бригадира. Софа, отдуваясь, встал, держа в руках какой-то мокрый кусочек шерсти. Губы у Софы обиженно отвисли.
— Да это же его шапка! — выкрикнул кто-то из рабочих за спиной у Платона. И над рекой, заглушая шум перекатов, грянул дружный смех. Софа некоторое время оставался серьезным, поглаживая ладонью мокрую шерсть, потом из уголков рта к ушам поползла улыбка, у глаз собрались морщинки, глаза заискрились. Софа размахнулся и бросил шапку в реку.
— Пошутили и ладно, — сказал он. — Время час, потехе работа…
И снова на задубленных лицах сплавщиков проскользнули улыбки — с шуткой да прибауткой легче работа спорится.
Последние километры до моста оказались особенно трудными. В узких, обмелевших лиманах ощерился хаос бревен. Работа на заломе требует не только выносливости, но и смелости. Платон стоит на шатком бревне, носки сапог лижет вода. Шум такой, что не слышно, о чем кричат бригадиры. Перед глазами только длинный багор и бревно, которое надо вытолкнуть из залома, пустить на простор реки. А вода между бревнами клокочет, бурлит… Вода дышит в лица рабочих прохладой, но воздух накален, упруг, рубашки липнут к спинам, на губах соленый привкус пота.
— Генка, брось фокусы показывать! — грозит Софа Заварухину, который лезет в самые опасные места.
— Где наша не пропадала! — скалится в смехе Генка.
Почему-то на ум Корешову пришли строки, недавно прочитанные Генкой: «Уходил он в черную жижу вместе с кочками и тропой… Что, допрыгался, жулик рыжий? Пропадай теперь, черт с тобой!..» Они работают на пару с Генкой. Ни тот, ни другой не уступают друг другу. Оба они лезут в самые опасные места, туда, где шаткие бревна, туда, где клокочет и бурлит вода…
Близился вечер. И закатное солнце было красным, все предвещало, если не бурю, то сильный ветер…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
1
Турасов так и не увидел в этот день своего главного инженера. Перед окном резко затормозила запыленная «победа» секретаря райкома Яшина. «Началось», — подумал Турасов, но от окна не отошел, только шире поставил ноги и слегка нагнул голову, точно приготовился отразить мощный удар.
Секретарь райкома вылез из машины, достал папироску, закурил. Лицо у него было озабоченное. Потом он резко стянул с головы шляпу, сунул ее в кабину, посмотрел на часы. Девяти еще не было, и он, вероятно, решил, что в конторе никого нет. Турасову бы выйти, встретить начальство, а он продолжал стоять не меняя позы, переводя взгляд с вышагивающего около машины секретаря райкома на угол дома, на запущенный двор…
Неожиданно Турасов заметил, что секретарь райкома остановился и тоже смотрит на этот двор, слегка приподнимаясь на пятки и не выпуская изо рта папироски… «Думай, думай», — почему-то рассердился Турасов. Прошел к столу, сел, занялся делами. Подвинул к себе пачку корреспонденции, которые не успел просмотреть вчера. Тут были и циркуляры из управления лесдревпрома, и даже запрос какого-то исследовательского института, много ли бархата в водоразделе реки Тананхезы и сколько его заготавливается. «Вот уж совсем не по адресу обратились, — отодвинул письмо Турасов. — Мы не корозаготовительный участок». Мельком глянул на настенные часы. Ровно девять. По коридору слышатся неторопливые шаги. Дверь отворилась, в кабинет вошел секретарь райкома.
— Значит, не желаем встречать начальство? Так-так! — Он первым протянул руку, сел напротив Турасова, облокотившись на стол.
— Хлеб не испекли и рушник в стирку отдали…
— Сердит, брат, сегодня. Что, не с той ноги встал? У моего шофера Николая сегодня жена завтрак на стол ставила да опрокинула кастрюлю. Пришлось ему, бедному, с пустым желудком ехать, тоже всю дорогу ворчал.
— А мне некому завтрак подавать.
— Ну-ну, так уж и некому… — И неожиданно: — Малая Тананхеза сегодня заканчивает?
— Должны, — Турасов зачем-то заглянул в график, хотя по памяти знал, где и как идет сплав. И резкие ответы секретарю райкома партии были вызваны скорей тем, что он хотел скрыть мальчишеское волнение, иначе его не назовешь, которое могло выдать Турасова.
— Поедем-ка, Сергей Лаврентьевич, к мосту. Надо же поздравить сплавщиков, — предложил секретарь райкома. Он был на целую голову выше Турасова, но уже в плечах. Может быть, он казался еще выше и потому, что носил военного покроя галифе и хромовые сапоги с узкими и длинными голенищами.
У машины секретарь райкома словно нарочно приостановился и снова посмотрел в направлении дома, где жила турасовская жена. Сели они оба на заднее сиденье.
— Ну что, успел перекусить? — спросил секретарь райкома шофера, который только что прибежал из столовой.
— По-орядочек, — промычал тот, прожевывая на ходу. — Вот растяпа, надо же! — Это, верно, относилось к жене, опрокинувшей кастрюлю с завтраком.
Секретарь райкома не упоминал о собрании, как будто еще не знал о нем. «А может быть, он и действительно не знает? — промелькнуло в голове у Турасова. — Ведь собрание закончилось поздно вечером…» Это было не самоуспокоение, а скорее всего нежелание Турасова в интимной обстановке начинать этот тяжелый разговор. Конечно, сейчас бы ему легче было рассказать секретарю райкома, что послужило причиной разрыва между ним и Катей. Но весь этот разговор мог вылиться в то, что Турасов, хотел бы он этого или нет, а выгородил бы себя. Да, именно выгородил.
— Железную дорогу надо, обязательно надо! — стукнул кулаком по коленке секретарь райкома, посматривая в окно машины.
— Мы бы тогда развернулись, — живо поддержал Турасов, и глаза его загорелись. — Построили бы деревообрабатывающий комбинат. Не пришлось бы сплавлять лес, ведь сколько его гибнет, пока дойдет он до запани. — Турасов оседлал своего любимого конька и говорил, говорил… Секретарь райкома оглянулся и посмотрел на Турасова таким взглядом, будто хотел сказать: «Вот ты какой — мечтатель, не мудрено, что влюбился в девушку».
— Ну, а что с проектом Волошиной? — перебил секретарь райкома и тут же спохватился, что не следовало бы сейчас упоминать эту фамилию. Турасов ошибался, думая, что он не знает о решении партийного собрания: ночью Яшин позвонил секретарю парткома.
— Думаю, что на таких участках, как Тананхеза, он вполне приемлем…
— Вот и хорошо. — Разговаривал с Турасовым, а у самого не выходила из головы «сложившаяся ситуация» в семейной жизни директора леспромхоза. С одной стороны, моральные законы
