Почти как «Бьюик» - Стивен Кинг

— Ширли… — подал голос Херб.

— Не сейчас, — оборвала я его. — Не сейчас. Выметайтесь отсюда. Чтоб духу вашего здесь не было.

Патрульный Айлингтон тем временем схватил салфетки со стола и начал промокать подол моей юбки.

— Прекрати! — Мои пальцы сомкнулись на его запястье. — С чего ты решил, что по пятницам меня можно лапать?

— Я просто подумал.., кофе еще не впитался…

— Сделай мне одолжение, уйди немедленно, — попросила я. — До того, как я надену кофеварку тебе на голову.

На том они, конечно, ушли, а потом еще долго обходили меня стороной. На лице Херба читался стыд, Айлингтона — недоумение. Понятное дело, он же извинился, так чего я продолжаю злиться?

А неделей позже, другими словами, в тот день, когда разверзся ад, они вдвоем появились в коммуникационном центре, где-то после полудня. Джастин вошел первым, с букетом, Херб — за ним. Практически прятался за его спиной, словно думал, что я начну швыряться пресс-папье.

Дело в том, что я не злопамятна, не могу долго дуться на человека. Любой, кто меня знает, это подтвердит. День, два, конечно, злюсь, а потом злоба уходит, как вода между пальцами. Эти зашли такие аккуратненькие, прямо парочка маленьких мальчиков, явившихся к учительнице извиниться за то, что во время самоподготовки дурачились вместо того, чтобы учить уроки. Еще одна характерная для мужчин черта. То они готовы вцепиться друг другу в глотку из-за какой-то ерунды, например, счета в матче по бейсболу, то вдруг становятся такими смирными, будто сошли с картины Нормана Рокуэлла. А минутой позже уже залезают к тебе в трусы или собираются залезть.

Джастин протянул мне букет. Цветы они собрали на поле за нашим зданием. Ромашки, колокольчики. Даже несколько одуванчиков, насколько мне помнится. Вот это меня и обезоружило. Если б они принесли розы из теплицы вместо мальчишечьего букета, я бы наверняка злилась на них дольше. Юбка-то была хорошая, а я терпеть не могу выбрасывать практически новые вещи.

Джастин Айлингтон вошел первым, внешне он напоминал звезду футбольной команды, высокий, широкоплечий, голубоглазый, с темными вьющимися волосами. Надеялся растопить мое сердце и, надо признать, у него получилось.

Протянул букет. Мы извиняемся, дорогая учительница. В цветах белел конверт.

— Ширли, — голос Джастина звучал серьезно, но в глазах прыгали смешинки, — мы хотим с тобой помириться.

— Это точно, — добавил Херб. — Я себе места не нахожу из-за того, что ты на нас сердишься.

— Я тоже, — соглашается с ним Джастин. Я сомневалась что он говорил от души, но вот голос Херба звучал искренне, и меня это устроило.

— Ладно. — Я взяла цветы. — Но если вы еще раз…

— Нет! — воскликнул Херб. — Ни в коем разе! Никогда! — Так они, разумеется, все говорят. Только не обвиняйте меня, что я отношусь к мужчинам с предубеждением. Просто я — реалистка.

— Если сделаете, точно заработаете по «фонарю». — Я посмотрела на Айлингтона. — И вот что я тебе скажу, раз уж мать тебя этому не научила: с льняной материи кофейное пятно не ототрешь.

— Ты уж загляни в конверт. — Джастин все старался покорить меня взглядом своих синих глаз.

Я поставила вазу на стол и вытащила конверт из ромашек.

— Надеюсь, там не порошок, от которого чихают? — спросила я Херба. В шутку, конечно, но он энергично замотал головой. Глядя на него, возникала мысль, что даже квитанцию о штрафе за превышение скорости он выписывает с извинениями. Но с другой стороны, патрульные на дорогах меняются. Должны.

Я открыла конверт, ожидая найти в нем открытку с новыми извинениями, только в стихотворной форме, но увидела сложенный листок. Достала, развернула и поняла, что это подарочный сертификат универмага «Джей-Си Пенни» на пятьдесят долларов, выписанный на мое имя.

— О нет, — вырвалось у меня и сразу захотелось плакать.

Тут я должна сказать еще про одну особенность мужчин: когда ты на них особенно сердита, они вдруг проявляют такую щедрость, что место злости сразу занимает стыд.

Начинаешь корить себя, что так плохо думала об отличных парнях.

— Ребята, вот это совсем ни к чему.

— Наоборот, — отрезал Джастин. — Мы вели себя так глупо.

— Ужасно глупо, — поддакнул Херб. Теперь он кивал, не сводя с меня глаз.

— Но это слишком много!

— Согласно нашим расчетам, нет, — ответил Айлингтон. — Мы же должны возместить не только юбку, но и моральный ущерб, и боль, и страда…

— Я же не обожглась, кофе был чуть теплый…

— Возьми, Ширли, — сказал Херб решительно. Еще не стал мистером Мальборо, но дело шло к этому. — Не спорь с нами.

Они очень меня порадовали, и я никогда это не забуду.

Видите ли, потом произошло что-то ужасное. И так хорошо, что весь этот ужас можно хоть чем-то уравновесить, скажем, трогательным поступком этих двух олухов, которые компенсировали мне не только стоимость юбки, но и заплатили за доставленные неудобства и испорченное настроение. Да еще подарили цветы. И когда я вспоминаю случившееся позже, я всегда вспоминаю и этих парней. И прежде всего — собранные ими полевые цветы.

Я поблагодарила их, и они направились наверх, возможно, сыграть в шахматы. В конце лета обычно проводился какой-то турнир, победитель которого получал маленькое бронзовое сиденье для унитаза. Называлось оно «Кубок Скрантона». Все это кануло в Лету, как только Тони Скундист вышел на пенсию. Эти двое уходили с чувством выполненного долга. И, полагаю, в определенном смысле они его выполнили. Вот я и решила, что на оставшиеся от покупки юбки деньги куплю им большую коробку шоколадных конфет или теплые перчатки. От перчаток проку, конечно, больше, но это очень уж домашний подарок. Я же в конце концов их диспетчер. Перчатки могли им купить и жены.

Они не просто всунули в вазу цветы, но попытались составить букет, даже добавили зелени, как делают в больших цветочных магазинах, но вот о том, чтобы налить воду, забыли. Над тем, чтобы букет выглядел красиво, подумали, а про воду забыли: для мужчин это типично. Я взяла вазу и направилась на кухню, когда на связь вышел Джордж Станковски. Он кашлял и по голосу чувствовалось, что он смертельно напуган. Позвольте вам кое-что сказать. Можете даже записать мои слова, если вы коллекционируете аксиомы жизни. Полицейский оператор средств коммуникации боится только одного: услышать по радио испуганный голос патрульного. Джордж назвал код 29-99. 99 — это «общая тревога». 29.., если вы заглянете в «Руководство», то увидите напротив числа кода 29 только одно слово. И слово это — катастрофа.

— База, говорит Четырнадцатый. Коды 29-99, как меня слышите? Два-девять-девять-девять.