Путь обмана (сборник) - Николай Ютанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чего это он? — спросил Клем.
— Ну, не любит человек, — сказал Толик–дизелист.
— Тихо вы, мужики, — сказала Ирка. — Давай, Толя.
Толя спел «Диалог».
— Когда я на Целине был, — сказал Толик–дизелист, — у нас тоже парень здорово пел. Но то больше военные были. «Темная ночь», «В далекий край…»
— Можно и военные, — сказал Толя. — Но Новый Год все–таки. — Он опять подергал струны. — Споем и военные.
Клем оторвал кусок лепешки и макнул его в сахар.
— Правильно, — сказал он, — у вас в Ленинграде какой–то товарищ появился. У него песни есть хорошие.
— Розенбаум? — спросил Толя.
— Не знаю, — сказал Клем, глотая, — наверное.
— Кстати, хотите, случай расскажу, — сказал Толик–дизелист. Он всадил в мундштук новую сигарету. — Это тоже, когда я на Целине был. Я в ночь на бульдозере работал, а днем спал. Ну вот, просыпаюсь — кто–то ведром брякает. А это уборщица — молодая такая баба, лет двадцати пяти…
— Ну, поехал Шестаков! — сказала Ирка.
— …и шасть ко мне в кровать. Ты, говорит, парень, не бойся, я на тебя претендовать не буду.
— Ну и как? — с интересом спросил Толя.
— Меня комендантша спасла, — захохотал Толик–дизелист, — в дверь застучала, а потом все расспрашивала: «Что это вы запираетесь?» — Он улыбнулся. — Пацан был, мальчишка. Я из–за этой Целины на год позже в армию пошел. А знаешь, как по душе дерет, когда твой год в дембель, а ты остался?
— Не служил, — сказал Толя. — Военная кафедра.
— Мужики, еще киселя? — спросила Ирка.
— Эх, Семеновна, — сказал Толик–дизелист, — как приятно смотреть, когда ты в платье, а не в штанах.
— Ты меня утешаешь, — сказала Ирка.
Резко брякнуло оконное стекло.
— О! Гости, — сказала Ирка.
— Дед Мороз это… дед Мороз, — сказал Клем вставая, — или гуманоид какой–нибудь.
Он открыл окно. Ветер плеснул в столовую холодом. Из белого снежного дыма вылезла длинная рука, отпихнула Клема, и что–то мохнатое перевалилось через подоконник. Толя со звоном отбросил гитару и вскочил.
— Е… — только и сказал Толик–дизелист. Он стряхнул с рубашки кисель и встал.
Гость был одет в блестящий диско–костюм и обут в босоножки поверх толстых онучей. Единственным мохнатым местом у него был затылок, заросший сальными черными волосами. Гость подтянул расползающиеся колени, выставив затянутый глянцевой тканью зад.
— Вы к кому? — спросила Ирка. Она выпучила глаза и часто моргала, словно увидала мышь в борще.
Гость наконец сгреб конечности и встал. Правой рукой он сжимал ручку черного автомата с непомерно длинным магазином.
— Я ни к кому, — сказал гость. Он оглянулся. Тонкогубый рот вычертил на лице улыбку. — Я от кого… — Он отвернулся и захлопнул окно.
— А, собственно говоря… — сказал Клем и замолчал.
— Можно я где–нибудь посплю? — спросил гость. — А то от усталости вот это роняю. — Он потряс оружием.
— Может, поедите? — сказала Ирка. Она встала и махнула в сторону стола. — Супа или плюшек?
— Не–не–не… — сказал гость. — Спать… мне спать… мы сплю… черт побери: я еще и язык расцарапал. — Гость запустил в рот палец.
— Кровать в комнате, — сказал Клем, — но там Сакен читает.
— Книга — источник… — сказал гость. Он вытащил палец и перехватил автомат за антабку. — Я не помешаю. Я тихо.
Покачиваясь и трогая дверную раму, проковылял в коридор. «Спят усталые игрушки…» — запел он за стенкой.
— Веселый мужик, — сказал Клем, возвращаясь за стол. — Гуманоид.
— Да, — сказал Толя, — на деда Мороза не тянет.
— Он шо, — сказала Ирка, — в тапочках и джинсах в гору шел?
— Нет, — сказал Толик–дизелист, — он их в руках нес, а под окном одел.
— Может, он с метеостанции?
— Ага, — сказал Толик–дизелист, — из автомата они ветер делают и от снежных мужиков отстреливаются.
— А может, он сам — снежный мужик, — сказала Ирка. — Ой, чего–то выпить захотелось!
— Кисель трескай, Семеновна, — озабоченно сказал Толик–дизелист.
— А что, — сказал Клем, — нормально: Тянь–Шань, три тысячи метров над морем. Все условия для йети.
— В горах все бывает, — мудро сказал Толя. — Когда я летом приезжал, к нам в кунг чабан ввалился. Толстый такой, мощный и пьяный в дупель. И что–то мне втолковывает. А я — ни слова. А он: «кгб… кгб… кгб…» Я думал, слово какое–то по–казахски, к Сакену его свел. Тот и объяснил: у чабанов — праздник, ну а один вроде как перехватил лишнего, ружье взял, сообщает: «У меня — двести тысяч! Да я…» — и в людей палить. Двоих ранил. Так наш чабан на коня и к нам: в КГБ спросить, откуда у людей такие деньги…
Ирка коротко хохотнула:
— Значит, он из КГБ.
— Это точно, — сказал Толик–дизелист и с шорохом надкусил плюшку. — Он так торопился, что только автомат взял, а штаны переодеть не успел.
— Джеймс–Бондов ловит, — поддержал Толя. — У нас есть Джеймс–Бонды?
Клем улыбнулся:
— Ничего, проспится парень и все расскажет.
В коридоре хлопнула дверь, и кто–то нежным голоском спросил:
— Тук–тук, можно к вам?
— Можна–а, — протянула Ирка.
Толя вскочил и выглянул в коридор. Там толклись двое — миловидная невысокая женщина вытряхивала из коротких волос снег, а лысоватый, плотный, как кирпич, военный вышагивал из шинели. Женщина подняла голову и улыбнулась:
— Здравствуйте, милый, с Новым Годом!
— Здрассте, вас так же, — сказал Толя, ошеломленно разглядывая гостью.
Мороз успел только наярить ей щеки и уши да ущипнуть до синевы кончик носа. В остальном проблема холода ее не затрагивала: свободное красное платье открывало руки до плеч и ноги до колен. На ногах — кроссовки, на голове — элегантный пепельный кавардак с коричневым панк–пятном под «Сикрет–Сервис». В неглубоком вырезе платья висел крошечный кубик Рубика. Завершала конструкцию перетянутая проволокой безобразно большая коробка в руках.
Женщина подошла к Толе и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала его в щеку, окончательно выводя из строя ударной волной загадочных ароматов. Она прошла в столовую и сказала:
— Здравствуйте, с Новым Годом!
Клем с Толиком–дизелистом загудели что–то в ответ.
Военный наконец выбрался из валенок. Он сунул нос в умывальник и, убедившись, что воды достаточно, с видимым удовольствием принялся мылить руки, насвистывая развеселый фоке.
Толя оглянулся. Женщина с улыбкой что–то втолковывала Ирке, развязывая проволоку на коробке. Вот она подняла крышку, и из–под картонки показался шоколадный торт размером с мини–мотороллер.
— Герман Олегович, — сказали над ухом у Толи.
Он испуганно оглянулся и пожал упругую, как ветчина в оболочке, руку военного. Регалии на его плечах и груди Толе были незнакомы. Что–то типа кубинских знаков отличия. Или британских.