Путь обмана (сборник) - Николай Ютанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дедушка умер, — сказала Тори, — папа взорвался на заводе во время смерча, когда погасло солнце. Ррин ушла за водой и не вернулась… Остались мы с Иа да мама. Ши, она совсем не может вставать от слабости… Что мне делать? Ну, скажи…
— Я… — Где–то внутри корпуса родилась адская боль.
Шептун таял с картинно страшными криками.
Все ярче полыхал край Керрути–Сола. Ши увидел, как из скал пробиваются зеленые стрелки лишайников. Чудовищный борей ожившей памяти холодил голову. Боль нарастала.
— Я вспомнил! — крикнул Ши. — Я все вспомнил, Ри! Я такой же, как ты! Но эта броня… Эта стальная кожа с мишурой! Она меня давит, Ри!.. Я буду… Я стану…
Ложноножки шептуна стекали с мыслей. Каждая точка тела Ши горела. Что–то мучительно больно рвалось внутри. Живи, Илк. Живи, Ррин. Живи, Тори. Ой!.. Ослабло защитное поле. Рухнула броневая плита с глазами–экранами.
Тори невольно отступила назад. Из полуразрушенного тела Ши выступила щуплая мальчишеская фигура. Она шла, покачиваясь, хватаясь окровавленными руками за стенки корпуса.
— Это я, — прошептал Ши. — Я сломал солнце и разбил город, ведь я ничего не умею делать… Я, кажется… хорошо, если она жива!.. Я хочу, чтобы она была жива… Я хотел стать настоящим, но… Я, кажется, совсем не умею… не знаю, как это — жить… Скажи что–нибудь, Ри, не надо молчать… — Мальчишка жадно вдохнул воздух планеты.
Голова кружилась от запахов оттаивающей земли. Язык непослушно заплетался. Кожа, ободранная глубоко вросшими датчиками сброшенного корпуса, саднила. Глаза жгло.
Тори, дежурно растягивая губы в улыбку, смотрела на его рыхлую бледную кожу, на бесцветные глаза, на руки в красных трещинах. Она сглотнула слезы, улыбнулась, обводя глаза короной лучистых морщинок.
— Солнцем пахнет, — сказала она.
Ветер свистел в сброшенной броне. Кряхтели скалы под напором прорастающей камнеломки. Небо накатывало пронзительной синью.
— Тори! — Иа дергала сестру за юбку. — А в вездеходах тоже мальчишки прячутся? А в пылесосах? А в авторучках? А почему девчонки нигде не прячутся? Почему, Тори?
Рассказы
АМАНЖОЛ
Человек — не завершение, а начало.
Мы живем в начале второй недели
творения. Мы — дети Дня восьмого.
Торнтон УайлдерЮжный ветер ударил в створки купола, когда развернулись на Единорог. Сразу захотелось обратно в кунг, к печке, к чаю.
Толя поднял голову от пульта управления. Телескоп еле заметно кренился вниз. Из створок мерцал размытый глаз Акубенса.
— Хорош! — сказал Сакен. — Есть.
— Крайнюю слева, — крикнул Толя. Он сунул задубевшие руки под теплую струю вентилятора, обдувающего перья самописцев.
— Фильтры «эр» и «джи», — сказал Сакен, поворачивая ручку фотометра. Верхнее перекрестье. — Он помолчал и добавил: — Изображения плохие. Звезды, как блямбы.
— Опять «козлы», — сказал Толя. — Ну как пишет!
Перо самописца кинулось влево, принялось чертить дугу, затем упало к нулю.
— Иссяк сигнал, — сказал Толя. — Погасла, родная. Что делать будем?
— Покурим, — предложил Сакен. — О! Без четверти двенадцать.
Толя остановил протяжку лент, нажал кнопку на пульте. С жужжанием опустились лепестки, защищающие зеркало телескопа. Закрылись створки купола. Слезший с лестницы Сакен поставил на пульт коробку с фильтрами и выключил часовое ведение телескопа.
Они спустились по лестнице. Толя посмотрел на юг. Небо словно подернулось дымкой. Растопыренный четырехугольник Ориона, опоясанный ярким мечом, светил слабо, звезды раскинули неровные ореолы.
— Славное небо, — сказал Толя.
Свежий предновогодний снег хрустел под валенками. Южный ветер вскидывал снежные хлопья, крутил их в свете висящего над дизельной фонаря. Тускло отсвечивали тридцатиметровые опоры недостроенного телескопа. Рядом дремал подъемный кран, уткнув решетчатый хобот в гору железной арматуры. Также недоделанная гостиница совсем терялась рядом с чудовищем нового телескопа. Только темные стекла поблескивали в узких окнах–бойницах.
— Колется морозец, — сказал Толя, надвигая шлем на лоб. — В столовую пойдем?
— Скоро Новый Год, — сказал Сакен. — Клем уже там.
Они ввалились в прихожую, когда до Нового Года осталось меньше пяти минут.
— Дверь закройте! — закричала Ирка.
— Ну што, нет неба? — спросил Клем.
— Ме–е–е, — сказал Толя, скидывая полушубок.
— И правильно, — сказала Ирка. Она появилась из кухни с двумя чайниками в руках. — Новый Год надо под елкой встречать.
— Вот пришли, — сказал Сакен.
— Телевизор не работает? — спросил Толя.
— Не–а, — сказал Толик–дизелист и засмеялся, — ты у нас будешь заместо телевизора.
— Шестаков! — сказала Ирка. — Ты кисель разлил?
— Разлил, разлил, Семеновна, — сказал Толик–дизелист. — Вон — на полу под елкой.
Клем уселся за стол и сказал:
— Сейчас ударит… ой, ударит…
— Да, давайте скорее, — сказала Ирка.
Погасили свет, зажгли свечу. Часы на стене затрещали и выдали первый удар. Толя поднял свою кружку с киселем. Напротив Ирка беспокойно переводила выпуклые глаза с часов на свечу. Клем нюхал кисель. Толик–дизелист ждал двенадцатого удара, с присвистом затягиваясь сигаретой, воткнутой в длинный мундштук. Сакен откинулся на стуле, поставив кружку на колено. Часы ухнули последний раз.
— С Новым Годом, — сказал Клем.
— С Новым Годом! — сказала Ирка.
Забрякали жестяные кружки.
— Ух, пробирает! — сказал Толик–дизелист и засмеялся. Мундштук вскинулся вверх и задрожал.
— Ну что, Толя, — сказала Ирка, — у вас в Ленинграде небось не так Новый Год встречают? С «Шампанским»?
— Мы под Новый Год в лес уходим, — сказал Толя. Он постучал по кружке, вытряхивая последние капли киселя. — А там — крутой чай, да картошка с тушенкой.
— Ну это мы тебе обеспечим, — сказала Ирка.
— Плюс гитара.
— А гитарой ты нас обеспечишь, — сказал Клем.
— Ира, я чаю налью? — спросил Сакен.
Ирка взялась разливать чай:
— В первый раз так Новый Год встречаю: при свече, с гитарой и чаем. У нас в поселке — ого–го! — так навеселишься, что утром номер года не вспомнить.
Толя покрутил инструмент за кривые колки, подергал за струны и спросил:
— Что происходит на свете?
— Вот, — сказал Клем. — Давай что–нибудь блатное.
— Клем, — сказал Сакен, — я твою книжку почитаю.
Он взял из–под елки «Все чудеса в одной книге» и ушел в соседнюю комнату.