Вчера - Олег Зоин

— Вас понял, перехожу на приём, — понимающе подмигнул им Кузя, вроде бы как знатокам и завсегдатаям, и стал долго и мучительно выяснять отношения с парой новичков, поминутно мило оглядываясь к Сербе и Бочковскому, как бы говоря глазами, — «Вот видите, какие бестолковые попадаются, а ведь тоже и обслужи их, и подай…». Через недолгую минуту Кузя принёс бутылку «Одессы», распечатал прилюдно и, вытерев видавшей виды салфеткой, осторожно поставил среди тарелок и пепельниц. Протёр фужеры приятной конической формы и неудобные для питья рюмочки–невыливайки и разложил вилки и ножи. Затем он принёс хлеб и минеральную воду, в маленьких розеточках поставил заливной судачок, выглядевший, надо сказать, отменно, потому что сердечками из морковки, зелёным лучком и розовым, на бураковом квасе, хреном.

Мужчине с женой Кузя доверительно сообщил, что заказанные ими полтавские котлеты жарятся и будут готовы самое большее через полчаса. Женщина, не заметив издёвки, согласно кивнула, а мужчина тоскливо уставился в сторону Сербы и Бочковского, уже решительно приступивших к прерванному было организационными хлопотами разговору.

Смысл их беседы сводился к тому, что Бочковский, как начальник, настойчиво предлагал, а Серба, гонористый подчинённый, колебался принять магазин, который днями собирались запустить в новом жилом районе — Зелёном Яру, где еще в конце ноября заселили более десятка шестиэтажек, а с открытием продуктового магазина задержались из–за строителей, не провернувшихся во–время с отделкой помещения.

До этого разговора Семён Серба с год проработал завмагом в отдалённом районе города, так называемом посёлке «Подстанции ДД», вывел свой продовольственный в передовые и не хотел рисковать учебой в торговом и затевать перемену работы, тем более встревать в хлопотное и незнакомое дело открытия нового магазина.

Работать в торговле Серба стал случайно. После комиссования и получения «белого билета», не имея никакой специальности, он не мог найти никакой, хотя бы сносной работы. Как только в кадрах он показывал свой ББ, кадровики чуть ли не под стол от страху не залезали.

Приговор Серпов имел магические свойства повергать в страх и ужас. Спасибо маминой довоенной подруге Ольге Тимофеевне, которая как–то, будучи главным бухгалтером артели «Пищевик», уговорила своего начальника принять Сеньку учётчиком. Однако через три месяца, после очередной проверки кадровой работы в артели, Семён получил новенькую трудовую книжку, штамп в паспорт об увольнении по собственному, (а куда денешься, не подводить же Ольгу Тимофеевну скандалом), и в утешение — двадцатку в окончательный расчёт.

С тех пор прошло около трех лет, и Сенька сменил, наверное, десяток никудышных работ, но так и не вернулся в ряды нормальных советских строителей светлого будущего. Наконец, в прошлом году, опять–таки благодаря тому, что ещё один, ещё довоенный знакомец мамы работал начальником отдела перевозок крупного автохозяйства, получилось залезть туда диспетчером. Но сколько нервов! Чего стоило, к примеру, обмануть приёмную комиссию и отвлечь её от проверки военного билета. Дама в приёмной комиссии, которая пробивала дыроколом документы и скрепляла их в папочке цвета свежего коровьего блина, лениво просмотрела новенький паспорт и новенькую трудовую, которую, по случаю Сенькиного заплыва в институт, оперативно изготовил приятель, акробат из ДэКа Жданова Сашка Гаманец. Через пару месяцев Сенька сподобился подрасти до старшего диспетчера, заменив тётку, отвалившую на пенсию. Работая на автоперевозках, поступил на вечернее отделение Торгового института, да ещё и сразу на второй курс. Зачли частично учёбу в Москве.

Там и познакомился с Бочковским, которого, вместе с десятками других руководителей–практиков, горком партии прямо–таки обязал получить корочки в специально открытом для партхозактива Торговом институте. По правде говоря, это был не самостоятельный институт, а филиал Донецкого института советской торговли… Но начальство попёрло в него стройными рядами, не сдавая никаких экзаменов.

За это красных директоров и не взлюбил Семён, которому всё теперь давалось с огромным трудом и хитростями. Да и трудно было наладить приятельство, так как номенклатура давным–давно знала друг друга как партхозактив на всяких пленумах и совещаниях, к тому же сблизились начальники и как студенты ещё с первого курса. А Сенька подключился к ним со второго.

Перейдя на третий, любопытный Сенька уже основательно присмотрелся и к директорам, и к порядкам в торговле города, доставку в которую диспетчировал. Но прогресс в отношениях со старшими товарищами всё не наступал. Но однажды Семён приехал в контору Зеленоярского гастрономторга для выработки рациональных маршрутов кольцевой доставки товаров. Почему–то этим не своим делом заинтересовался сам директор. Семёна повели на ковер к «самому».

Бочковский обрадовался соседу по парте, тепло пожал руку. В своем просторном кабинете он показался Сеньке человеком непривычно деловым и толковым. Сразу же вызвал зама, главбуха и начальника торгового отдела, коим внушительно приказал немедля заняться маршрутизацией торговой сети торга с представителем автохозяйства, с Сербой.

После такого внушения работу, которая в других торгах занимала по две — три недели, сбацали за пару дней. Даже «Москвича», прикреплённого к торгу для разъездов начальства, Бочковский пожертвовал на эти два дня, распорядившись возить Сеньку и замов–помов, куда скажут. Так Сенька и Бочковский сблизились.

А ещё через месяц Серба и Бочковский, покуривая в коридоре института во время перерыва между лекциями, предложил Сербе переходить к нему в торг, дескать, всё равно надо до пятого курса переквалифицироваться, иначе зачем же тогда Торговый иститут? Довод, нет слов, весомый и Сенька в принципе согласился, хотя смутно представлял себе и будущую работу, и то, как сумеет провести кадровиков торга со своим белым билетом. Однако, выполняя договоренность, через пару дней пришел к Бочковскому на службу и разговор о переходе Сеньки в торг возобновился. Бочковский опять вызвал для консультации главного бухгалтера и начальника отдела кадров. Решили было взять Сербу старшим товароведом, но выяснилось, что без высшего образования и без стажа работы в торговле зарплата будет составлять всего семьдесят рублей, что не устраивало Семёна, потому что он терял пятьдесят рублей. А кроме того он побаивался взвалить на себя бремя старшего товароведа, не имея никакого опыта и боясь оскандалиться.

В то время в советской торговле было модно, в целях сокращения штатов, объединять мелкие магазины в «кусты», где с несколькими магазинчиками управлялся один директор. Бочковскому идея понравилась, и тут же был образован куст № 3 из трёх магазинчиков в окраинном посёлке моторостроительного завода. Буквально на следующий день, согласовав перевод с начальством автохозяйства, Серба перешёл в Зелёноярский гастрономторг. А ещё через день он принял после переучёта товаро–материальные ценности магазина № 52, самого большого из трёх, став в нём как бы заведующим, а в остальных лишь директором–администратором.

На следующее утро после такого отчаянного начала Сенька приупал духом — столько всяких забот навалилось на него, а главное, то что не знал даже, как составлять отчёты, в каком углу бланка их подписывать даже не знал.

По прошествии полугода выяснилось, что коллектив его не подвёл, а Семён стал одним из самых грамотных заведующих в торге.

Магазин № 52 вначале давал выручки 15–18 тысяч рублей в месяц, а через год оборот вырос до 60–70 тысяч. Но осталось для Сербы тайной, почему всё–таки взял его в торговлю Бочковский. То ли в доброту сыграл, то ли действительно увидел в нём способного человека, но, тем не менее, за всё время работы на новом поприще Семён чувствовал за собой неусыпное внимание и поддержку Бочковского.

Возможно, нравилось Бочковскому и то, как Серба ведёт себя в коллективе — без хвастовства, без грубости, даже упрекал его легонько: «Улыбаешься много, покрепче будь.» Чему–чему, а крепости, грубому окрику научиться у Бочковского было просто. Многие увольнялись, не вынеся издевательских замечаний на оперативках, его неприкрытой циничности наедине. Но к Сербе он снисходил особо, что не осталось незамеченным у тех, кто держит нос по ветру. И его стали вскоре если и не уважать, то побаиваться. Прошёл слух, что он с Бочковским за одной партой сидит, хотя за три года они так и не посидели вместе в мерзком торговом институте ни разу.

Но круги по воде пошли, и Сербу хитромудрые люди считали чуть ли не правой рукой Бочковского. Склонный к шутке, Семён вел себя загадочно, ничего не отрицая, хотя сам Бочковского побаивался и, конечно, ничего с ним общего не имел. Однако некоторые даже обращались к Сербе, если надо было продвинуть через Бочку какое–нибудь дело. И удивительно, однако, факт, что когда с этим дохлым вопросом к Бочковскому заходил Семён, этот вопрос, накануне решительно отклонённый Бочковским, тут же им принимался. Все ничего не понимали, как и сам Серба, но, не вдаваясь в причины, он охотно брался за подобные дела, если сам считал их полезными для торга, и о нём, как пробивном и обладающим таинственным влиянием на Бочковского, заговорили не только рядовые сотрудники, но и главный бухгалтер торга, и начальник отдела кадров, которых Бочковский, как бывший моряк, не очень праздновал, и они тоже иной раз, бывало, обращались за содействием к Сербе. Председатель профкома Блинов, не сумев наладить отношений с Бочковским, возненавидел Семёна.