Европеец - Иван Киреевский

16 января Сомов сообщает Языкову о готовности выслать ему, несомненно тоже для Киреевского, «критику О<тца> Иакинфа (NB, если она нужна); а после навяжу Вам еще повесть, — и другую — и отрывок и другой, если всему этому будет место. Все это разумеется не вдруг, а исподволь, т. е. в течение года, да и Библиографические статьи о некоторых здешних книгах, если нужно».

Спустя десять дней Сомов снова пишет Языкову: «В этом пакете посылаю к Вам, почтеннейший Николай Михайлович, целую тетрадь замечаний О<тца> Иакинфа, с его же письмами, из коих некоторые нужны вам будут для соображений; в одном же есть еще короткое известие о Миссии Российско-китайской, которым тоже, если угодно, можете воспользоваться. — Я между тем пишу для Европейца повесть…»

Ряд материалов, в том числе «выписки из письма Иакинфа» и «критика на роман фон дер Флита „Посольство в Китай”» поступили к Киреевскому от Сомова через Б. Ф. Одоевского. «Сомов молодец, — писал Одоевский. — Дай ему бог здоровья: он радеет о „Европейце” душой и телом».

Кроме того, Одоевский обещал Киреевскому «целый воз» собственных сочинений: «Статей у меня для тебя наготовлено пропасть — остается только переписать…» Киреевский отвечал: «Спасибо тебе, от всего сердца спасибо, друг Одоевский, за твое участие в нашем журнале. Надеюсь, что слово нашем здесь не пустое: я оправдаю его тем, что постараюсь сделать журнал достойным тебя, а ты помещением в нем своих статей и полновластным распоряжением во всем, что до него касается. Каждая страница твоя, каждое слово будет мне подарок и знак дружбы.

Однако, кроме статей, я ожидаю от тебя еще важного дела: твоего мнения. Прошу тебя, по крайней мере на некоторое время приневолить свою лень и после каждого № моего журнала сказать мне об нем твое суждение, замечая не столько хорошее, сколько недостатки, чтобы я мог их исправить и мало-помалу довести журнал до некоторой степени достоинства».

Но планам Киреевского не суждено было воплотиться в жизнь. На свет появилось печально известное письмо А. X. Бенкендорфа к К. А. Ливену. Генерал писал: «Государь император, прочитав в № 1 издаваемого в Москве Иваном Киреевским журнала под названием „Европеец” статью „Девятнадцатый век”, изволил обратить на оную особое свое внимание. Его величество изволил найти, что вся статья сия есть не что иное, как рассуждение о высшей политике, хотя в начале оной сочинитель и утверждает, что он говорит не о политике, а о литературе.

Но стоит обратить только некоторое внимание, чтоб видеть, что сочинитель, рассуждая будто бы о литературе, разумеет совсем иное, что под словом просвещение он понимает свободу, что деятельность разума означает у него революцию, а искусно отысканная середина не что иное, как конституцию. Посему его величество изволит находить, что статья сия не долженствовала быть дозволена в журнале литературном, в каком воспрещается помещать что-либо о политике, и как, сверх того, оная статья, невзирая на ее нелепость, писана в духе самом неблагонамеренном, то и не следовало цензуре оной пропускать. Далее, в той же книжке „Европейца” государь император изволил заметить в статье „Горе от ума” самую неприличную и непристойную выходку на счет находящихся в России иностранцев, в пропуске которой цензура уже совершенно виновна.

Его величество о сих замечаниях своих повелел мне сообщить Вашей светлости, с тем, чтоб Вы изволили обратить законное взыскание на цензора, пропустившего означенную книжку „Европейца”, и дабы издание оного журнала было на будущее время воспрещено, так как издатель, г. Киреевский, обнаружил себя человеком неблагомыслящим и неблагонадежным.

Вместе с тем его величеству угодно, дабы на будущее время не были дозволены никакие новые журналы, без особого высочайшего разрешения, и дабы при испрашивании такого разрешения было представлено его величеству подробное изложение предметов, долженствующих входить в состав предполагаемого журнала, и обстоятельные сведения об издателе»[2].

Этот документ произвел на современников поистине ошеломляющее впечатление, причем не только на ближайшее дружеское окружение Киреевского и тех, кто сотрудничал в его журнале. Неудивительно, что Жуковский писал по этому поводу Николаю I: «…Запрещение журнала его (Киреевского. — Л. Ф.) падает некоторым образом и на меня, ибо я принял довольно живое участие в его издании». Неудивительна реакция Баратынского, писавшего издателю «Европейца»: «От запрещения твоего журнала не могу опомниться… Я вместе с тобой лишился сильного побуждения к трудам словесным. Запрещение твоего журнала просто наводит меня на хандру, и судя по письму твоему, и на тебя навело меланхолию».

Неудивительны гнев и обиды, кипевшие в душах Вяземского и Языкова. Но и А. В. Никитенко, смотревший на события со стороны и не затронутый ударом, обрушенным на Киреевского, записал в дневнике: «„Европейца” запретили. Тьфу! Да что же мы, наконец, будем делать на Руси? Пить и буянить? И тяжко, и стыдно, и грустно!». Но и Погодин, не разделявший позиций Киреевского и полемизировавший с ним, отметил: «А бумага о Киреевском историческая. Жаль, что так. Горевали и толковали». В том, что истинной причиной обрушившегося на «Европейца» царского гнева был тайный донос, друзья Киреевского не сомневались. «…„Европеец” запрещен в следствие доноса», — писал Пушкин. Мнение Баратынского: «Нет сомнения, что тут действовал тайный, подлый и несправедливый доносчик». Жуковский также считал, что «нашелся злонамеренный человек, который хотел погубить его (Киреевского. — Л. Ф.) и растолковать статью по-своему». Вяземский сообщал, что все читатели «Европейца», с которыми ему случалось беседовать, «приписывают досадное истолкование статей, в нем содержащихся, какому-либо злонамеренному обвинению автора лично его врагами». В другом его письме говорится: «Донесли о худом направлении мыслей журнала… Я уверен, что это Булгарина — Полевого штука». Аналогичного мнения придерживались позднейшие исследователи: «Мы не знаем, кто именно донес на Киреевского, но, что донос был, это, кажется, не подлежит сомнению». М. Лемке вслед за Вяземским в качестве вероятного автора доноса называл Булгарина. До недавнего времени предположения, что запрещение «Европейца» явилось следствием доноса, оставались недоказанными. В 1965 г. этот документ был обнаружен нами в Секретном архиве Третьего отделения. Вот его текст:

Журнал „Европеец” издается с целию распространения духа свободомыслия. Само по себе разумеется, что свобода проповедуется здесь в виде философии, по примеру германских демагогов Яна, Окена, Шеллинга и других, и точно в таком виде, как сие делалось до 1813 года в Германии, когда о свободе не смели говорить явно. Цель сей философии есть не та, чтоб доказать, что род человеческий должен стремиться к совершенству и подчиняться одному разуму, а как действие разума есть закон, то и должно стремиться к усовершенствованию правлений. Но поелику разум не дан в одной пропорции всем людям, то совершенство состоит в соединении многих умов в едино, а в следствие сего разумнейшие должны управлять миром. Это основание республик. В сей философии все говорится под условными знаками, которые понимают адепты и толкуют профанам.

Стоит только знать, что просвещение есть синоним свободы, а деятельность разума означает революцию, чтоб иметь ключ к таинствам сей философии. Ныне в Германии это уже не тайна. Прочтя со вниманием первую книжку журнала „Европеец”, можно легко постигнуть, в каком духе он издается.

В 1-й статье „XIX-ой век” указывается, к чему должны стремиться люди. На странице 10-й разрешается, что из двух разрушительных начал должно родиться успокаивающее правило, и правило сие ясно обнаружено. Автор называет его искусно отысканною срединою, т. е. конституцией, срединою между демократиею и монархиею неограниченной. Стоит обратить внимание на хитрость автора статьи. На 1-ой странице он объявляет, что не будет говорить о политике, а вся статья есть политическая.

Статья 3, стр. 38 „Император Июлиян” есть верх вероломства. Здесь доказывается, что Июлиян был великий человек и гений, но погиб оттого, что не шел за идеями века и хотел угнетать оных, т. е. християнство. Июлияна сравнивают с Фридрихом Великим и утверждают, что Фридрих оттого восторжествовал, что делал вопреки Июлияну, т. е. пошел за идеями века.

В статье „Обозрение русской литературы” на стр. 103 и 104 автор весьма коварно насмехается над нашим правительством, которого прозорливость избавляет нас от занятий политикою.