Курс на юг - Борис Борисович Батыршин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Рапорты о твоих подвигах в Вальпараисо?
– А как же? Без крепкой бумаги ни одно дело нельзя считать хорошо соображенным.
Сережа согласно наклонил голову. Что есть, то есть, российская бюрократия неистребима, как и душная пыль аргентинской столицы.
– Кстати, о бумагах… – добавил Вениамин. – Тебя-то Бутаков как, пристроил? Ты ведь теперь снова на флоте?
Сережа кивнул. Два дня назад русский посланник передал ему полученный из Петербурга высочайший указ о восстановлении на службе и присвоении очередного чина. Приложенное к документу письмо предписывало капитану второго ранга Казанкову прибыть в соответствующий департамент Морского министерства для получения нового назначения. А пока – поступить в распоряжение адмирала Бутакова.
– Да вот, как раз на «Скоморох» старшим офицером, – ответил Сережа. – Их старший офицер подцепил какую-то местную лихорадку, сейчас отлеживается в больнице при католическом монастыре. Я его заменю.
– Так, значит, и ты домой?
– И я. Пора, сколько уж в России не был. Кстати, надо бы вернуться к литературным… э-э-э… упражнениям. Обещал ведь регулярно высылать с дороги корреспонденции в «Ниву» и уже который месяц манкирую. Федор Николаевич Берг – это главный редактор – наверное, недоволен. Нехорошо получилось, надо исправлять…
– Да ты, Серж, у нас будущий граф Толстой… – Остелецкий постарался спрятать иронию в голосе. – Ну-ну, только не обижайся. Гревочка, помнится, очень хвалил твои дневники, надо бы и мне полистать. Признайся лучше: грустишь по прекрасной сеньорите Ачиве?
Сережа не ответил. Взгляды, которые он бросал на воспитанницу баронессы, давно стали предметом подтрунивания Греве и Остелецкого. Но взглядами все и ограничивалось. Сережа, помня о свежей душевной ране, которую нанесла девушке потеря возлюбленного, так и не решился на попытку сближения и выдерживал приличествующую дистанцию до самого расставания в Пунта-Аренас. В результате он отправился с бутаковской эскадрой в Буэнос-Айрес, а предмет его воздыханий остался на борту «Луизы-Марии».
– Я слышал, мадам Камилла написала от ее имени дону Гальвесу?
– Было дело, – подтвердил Сережа. – Но он и слышать не хочет о беглой племяннице. Баронесса решила взять ее с собой – не оставаться же бедняжке без всякой опоры? Получит приличное образование, Европу посмотрит. А там, глядишь, и дядя переменит гнев на милость…
– И то верно. Но ты все-таки не тяни, мой тебе совет. Как они вернутся в Бельгию, тотчас навести свою зазнобу. Уверен, милейшая мадам Камилла примет тебя с распростертыми объятиями и поспособствует чем сможет. А то сам подумай: капитан второго ранга, грудь в крестах, а все бобылем ходишь! Это, Серж, непорядок…
– И ты туда же! – невесело усмехнулся Казанков. – То Гревочка о моей карьере печется, то теперь вот ты сватаешь…
– А что? Мы же твои друзья, кто о тебе еще позаботится? Ты слушай, Серж, слушай, дурного не посоветую. Если дело сладится, еще в этом году на твоей свадьбе погуляем. Ты где предпочитаешь, в Петербурге или сразу в Париже?
– Тогда уж в Вальпараисо, – ответил Сережа. – На родине невесты. Правда, родственники у нее неприветливые, но уж какие есть…
– Ничего, брат, перемелется – мука будет. А что до Вальпараисо и вообще Южной Америки. Скажи-ка, что там Иван Федорович? Все же решил остаться?
– Да. Собирается через год выйти в отставку и заняться-таки своей археологией. Попросил поспособствовать переезду супруги в Перу. Шутка сказать – на другой конец света!
– Я в курсе. Сядет на поезд до Парижа, оттуда – в Бельгию, и пароходом Гревочкиной компании – в Кальяо. Барон обещал: на борту ее примут, как странствующую королеву-мать!
– Вот и хорошо. А у тебя-то какие планы?
Остелецкий пожал плечами.
– Пока останусь здесь, при нашем посланнике, а там видно будет. Мое дело шпионское, дружище. Да и Бертона надо отыскать. Пока этот джентльмен шляется по миру, не будет нам спокойной жизни.
До набережной оставалось не больше двух кварталов, когда над городом прокатился орудийный залп – раз, другой, третий. Стайки птичьей мелочи шумно снялись с деревьев и карнизов, заметались над крышами. Сережа заозирался.
– Что там такое творится, не знаешь?
– Ты что, забыл? – удивился его спутник. – Да, пора тебе домой, а то совсем одичал на чужбине… Сегодня же день рождения государя-императора, на эскадре празднество, да и аргентинцы не отстают на правах гостеприимных хозяев!
– И правда… – Сережа смутился. – Привык, понимаешь, к григорианскому календарю[29], вот и перепутал.
Пролетка вывернула на набережную, и Сережа увидел выстроенные в ряд вдоль парапета орудия, возле которых суетились артиллеристы в нарядных, расшитых золотом мундирах президентской гвардии. Вот крайнее громыхнуло, подпрыгнуло на высоких колесах, выбросив столб порохового дыма. Ему ответили другие – плотная белесая пелена поплыла над водой.
Пролетка остановилась. На набережной не протолкнуться от публики. Люди приветственно размахивают зонтиками, шляпами, праздничный гомон порой заглушает медные вздохи военного оркестра. И над всем этим возвышаются мачты русских фрегатов, все в пестрых гирляндах флагов расцвечивания. На гафелях, на кормовых флагштоках трещат на ветру огромные белые полотнища с голубыми Андреевскими крестами.
– Ну вот, друг ты мой Серж… – Голос Остелецкого от волнения прерывался. И куда делся его обычный сарказм? – Теперь Россия крепко стоит на всех океанах. И это – навсегда!
Залпом ударили главные калибры «Минина» и «Герцога Эдинбургского». Им с некоторым опозданием ответили пушечки «Скомороха». Батарея на набережной громыхнула в ответ. Толпа взорвалась приветственными криками, в ответ – еще залп, и еще, и еще…
Сережа почувствовал, как к горлу его подступает комок, глаза предательски увлажнились. А пушки гремели не переставая, дым сносило по ветру над бурыми волнами Ла-Платы и дальше, в океан.
Слышите, вы, все? Теперь – навсегда!
Москва
Июнь-июль 2021 г.
Примечания
1
Документ, выдаваемый перевозчиком груза грузовладельцу. Удостоверяет право собственности на отгруженный товар. – Здесь и далее прим. авт.
2
Р. Киплинг, «Якорная».
3
Устаревшее название Тайваня.
4
Снасть, с помощью которой нижняя кромка прямого паруса подтягивается к рею.
5
Дрейблеры, отец и сын – главные парижские палачи, гильотинировавшие преступников в конце XIX – начале XX веков.
6
Соль – перуанская денежная единица. Один соль равнялся пяти франкам, пять солей равнялись британскому соверену.
7
В реальной истории Первая англо-бурская война началась в конце 1880 года.
8
Сражение между союзом племен лакота и шайенны и кавалерийским полком армии США, закончившееся разгромом
