Час презрения - Анджей Сапковский

Со всех сторон ее окружала каменистая, красно-серая, иссеченная рытвинами и террасами равнина, кое-где вздыбившаяся кучками камней, огромными валунами либо торчащими из песка скалами странной формы.

Высоко над равниной в желтом небе висело огромное раскаленное солнце, искажающее все видимое слепящим огнем и дрожанием воздуха.

«Где я?»

Она осторожно коснулась разбитого, распухшего виска. Больно. Очень больно. «Видимо, – подумала она, – я не раз перевернулась, здорово проехалась по земле». Тут она увидела разорванную, изодранную в клочья одежду и обнаружила новые участки боли – на крестце, на спине, на руке и бедрах. При падении пыль, острые песчинки и гравий забрались всюду – в волосы, в уши, в рот и даже в глаза, которые горели и слезились. Горели ладони и локти, стертые до мяса.

Медленно и осторожно она распрямила ноги и снова застонала, потому что левое колено отозвалось на движение пронизывающей тупой болью. Она ощупала его через неповрежденную кожу брюк, но колено было в норме. При вдохах сильно и зловеще кололо в боку, а попытка наклониться привела к тому, что она чуть не крикнула от резкой спазмы в нижней части спины. «Ну и побилась же я, – подумала она. – Но вроде ничего не поломала. Если б сломала кости, болело бы сильнее. Я цела. Просто ушиблась. Я смогу встать. И встану».

Медленно, экономными движениями она приняла нужную позу, неловко встала на колени, пытаясь предохранять ушибленное колено. Потом, постанывая, охая и шипя, встала на четвереньки. Прошла вечность, прежде чем ей удалось подняться во весь рост. Однако головокружение тут же подкосило ей ноги, и она сразу тяжело повалилась на камни. Чувствуя подступающую тошноту, повернулась на бок. Раскаленные камни жгли как уголья.

– Не встать, – всхлипнула она. – Не могу… Испекусь на солнце.

В голове билась боль, вредная, непрекращающаяся боль. Каждое движение усиливало ее. Цири замерла. Заслонила голову руками, но жара вскоре стала невыносимой. Хочешь не хочешь, а от нее надо как-то скрыться. Преодолевая обессиливающее сопротивление больного тела, жмурясь от разрывающей виски боли, она на четвереньках поползла к большому камню, который песчаные вихри сделали похожим на странный гриб. Бесформенная головка каменного гриба давала у основания немного тени. Цири свернулась калачиком, кашляя и шмыгая носом.

Лежала она до тех пор, пока передвигающееся по небу солнце вновь не достало ее потоками изливающегося сверху огня. Она переползла на другую сторону камня, но это не помогло. Солнце стояло в зените, каменный гриб практически не давал тени. Она прижала руки к вискам, надеясь унять боль.

Разбудила ее дрожь, сотрясающая все тело. Огненный шар солнца растратил слепящую золотистость. Теперь, повиснув над далекими рваными, зубчатыми скалами, он был оранжевым. Жара чуточку спала.

Цири с трудом села, осмотрелась. Головная боль немного утихла. Она ощупала голову: жара спалила и высушила струп на виске, превратив его в твердую, скользкую корочку. Однако тело все еще болело, казалось, на нем нет ни одного здорового местечка. Она отхаркнулась, скрипнув песком на зубах, попробовала сплюнуть. Ничего не получилось. Оперлась спиной о камень, все еще источающий тепло. «Наконец-то перестало припекать, – подумала она. – Теперь, когда солнце садится, можно выдержать, а скоро-скоро наступит ночь».

Она вздрогнула. «Где я, черт дряхлый, нахожусь? Как отсюда выбраться? И куда? Куда идти? А может, вообще не двигаться с места, ждать, пока найдут? Ведь меня же будут искать. Геральт, Йеннифэр. Не оставят же они меня одну…»

Она снова попыталась сплюнуть, и опять ничего не получилось. И тогда она поняла.

Жажда.

Она помнила. Уже тогда, во время бегства, ее мучила жажда. К луке седла вороного, на которого она забралась, убегая в Башню Чайки, была приторочена деревянная фляжка. Она это помнила точно. Но тогда не смогла ее ни отстегнуть, ни унести. А теперь фляжки не было. Теперь вообще не было ничего. Ничего, кроме острых раскаленных камней, струпа, стягивающего кожу на виске, боли во всем теле и пересохшего горла, которое невозможно смочить, даже проглотив слюну.

«Я не могу здесь оставаться. Я должна идти и отыскать воду. Не найду воды – умру».

Она попробовала подняться, раня пальцы о каменный гриб. Встала. Сделала шаг. И со стоном упала на четвереньки, выгнулась в сухом позыве тошноты. Ее схватили судороги, началось головокружение, настолько сильное, что снова пришлось лечь.

«Я бессильна. И одинока. Опять. Все меня предали, бросили, оставили одну. Как когда-то…»

Цири почувствовала, как горло стискивают невидимые клещи, до боли сводит челюсти, начинают дрожать полопавшиеся губы. «Нет более отвратного зрелища, чем плачущая чародейка», – вспомнила она слова Йеннифэр. «Но ведь… Ведь меня здесь никто не увидит… Никто…»

Свернувшись в клубок под каменным грибом, Цири всхлипнула, разразилась сухим, страшным плачем. Без слез.

Подняв наконец распухшие, непослушные веки, она увидела, что жара еще больше смягчилась, а небо, совсем недавно бывшее желтым, окрасилось в свойственный ему темно-синий цвет, по которому – о диво! – протянулись тонкие белые нитки облаков. Солнечный диск покраснел, опустился ниже, но все еще лил на пустыню зыбкий, пульсирующий жар. А может, жар источал нагретый камень?

Цири села, отметив, что боль в голове и побитом теле перестала докучать, была сейчас ничем по сравнению с сосущей болью, нарастающей в желудке, и чудовищными, вызывающими постоянный кашель резями в пересохшем горле.

«Не поддаваться, – подумала она. – Мне поддаваться нельзя. Как и в Каэр Морхене, я должна встать, преодолеть, победить, заглушить в себе боль и слабость. Я должна встать и идти. Теперь по крайней мере я знаю направление. Там, где сейчас солнце – запад. Я должна идти, должна найти воду и что-нибудь съедобное. Я должна. Иначе – погибну. Это – пустыня. Я залетела в пустыню. В Башне Чайки был магический портал, чародейское приспособление, при помощи которого можно переноситься на большие расстояния…»

Портал в Тор Лара был странным порталом. На последнем этаже, на который она вбежала, не было ничего, даже окон, только голые, покрытые плесенью стены. И на одной из стен вдруг разгорелся правильный, опалесцирующий белым светом овал. Она заколебалась, но портал притягивал, призывал ее, прямо-таки умолял войти. Другого выхода не было, только этот светящийся овал. Она зажмурилась и ступила в него.

А потом была слепящая яркость и сумасшедшая круговерть, вихрь, запирающий дыхание и ломающий ребра. Она помнила полет в тишине, холоде и пустоте, потом снова вспышку и… шквал воздуха. Наверху все было голубым, внизу – туманным и серым…