Отрок. Внук сотника (Часть 1-2) - Евгений Красницкий

— А тебе-то какой интерес?

— Да ну его, сквалыгу, нам все равно ничего не достанется, только кормежка, а музыку не отнимешь, она всегда с нами. Ну, напой Михайла Фролыч!

— Погоди, подумать надо…

«Почему „Катюша“ так сразу прижилась? Вернее, не так. Почему я с „Катюши“ начал? Даже не задумался, само как-то выскочило. Значит, подсознательно был готов. К чему? К тому, что поймут и примут? Я, ведь, уже вжился в ЗДЕШНЮЮ жизнь, должен такие вещи чувствовать. Может и чувствую, но не понимаю, а надо понять, иначе промахнусь. Чем „Катюша“ отличается от остальных песен, вообще от всей музыки? Блин, консерватории не кончал, на гитаре только „блатные“ аккорды знаю…

Тогда заходим с другой стороны: музыка — один из видов воздействия на человека, значит, разновидность управления, причем, напрямую — без посредничества словесного или визуального ряда. Чем воздействие „Катюши“ отличается… Ага! Есть две русские песни, которые знают во всем мире: „Катюша“ и „Подмосковные вечера“. Видимо, они универсальны, в том смысле, что „ложатся“ на любой менталитет.

Так что же, „Подмосковные вечера“ с ними разучивать? Нет, тут должно быть что-то еще. Когда была написана „Катюша“? Еще до Отечественной Войны — в тридцатые годы. И, сначала, это была вовсе не солдатская строевая песня — ее исполняли с эстрады. Что тогда была за публика? Индустриализация, бурный рост городского населения… Вчерашние крестьяне, мягко говоря, не обремененные знанием мировой музыкальной культуры. То же, что и ЗДЕСЬ. Уже тепло!

Есть методика! Делаем обобщенный портрет слушателя и ищем аналогии между XX и XII веками! Патриархальное воспитание, крестьянский образ жизни, плюс военная тематика представления… Песни гражданской войны! А ну-ка!»

— Так, попробуем! Сначала, ты. — Мишка ткнул пальцем в сторону мужика с трубой. — Раз, два, три, четыре! — Вместе с отсчетом Мишка взмахами руки задал «басу» темп.

Бу-бу-бу загудела труба.

— Теперь ты — Мишка обернулся к «ксилофонисту». — Делаешь так, как будто копыта стучат на галопе: тра, тра, тра.

— Теперь — ты! Ля, ля-ля-ля…

«Белая армия, черный баронСнова готовят нам царский трон.Но от тайги до британских морейКрасная Армия всех сильней!»

— А теперь так: тра-ля, ля-ля, ля-ля…

«Так пусть же КраснаяВздымает яростноСвой меч мозолистой рукойИ все должны мыНеудержимоИдти в последний смертный бой!»

— А вот ты. — Мишка обратился к одному из парней, играющих на рожках. — Попробуй сделать так: Па-па, па-па, па-пам! — Мишка попытался изобразить звук горна. — И представьте себе, когда играете: скачут по дороге ратники — копыта стучат, оружие звенит, шлемы на солнце блестят. Ну, сначала: раз, два, три…

Музыкантам мелодия явно нравилась, играли, что называется, с душой, Мишка чуть не запел вслух. В том углу, где яростно торговались Своята с Никифором, опять наступила тишина. Когда затихли последние аккорды, первым опомнился Никифор:

— Ха! Да за такую музыку ты вообще бесплатно играть должен и благодарить еще!

— Убивец! С голоду же передохнем! Десятая!

— Пятнадцатая и музыка!

— Хозяин! — Подал голос приказчик Семен. — Плотники пришли, помост сколачивать.

— Ну вот, Своята, сам виноват! Видишь: уже и плотники пришли.

Причем здесь были плотники Мишка не понял, но у торговли своя логика.

— Ладно, Никифор Палыч, двенадцатая часть и музыка. По рукам?

— Грабитель, людоед! Да что с тобой поделаешь? По рукам!

— Михайла… — Своята зыркнул глазами на Немого. — Михайла Фролыч…

— Просто Михайла, не чинись. — Изобразил демократичность Мишка.

— Михайла, пойдем на улицу, тут сейчас стучать начнут, еще чего-нибудь новенькое напоешь?

— Вы это-то разучите.

— Разучим, я им покоя не дам пока…

— Ты бы их покормил сначала, задаток-то получил? Смотри: аж синие все. Приходите-ка после обеда, может, еще чего придумаем.

На выходе из ладейного амбара Мишка, сквозь шум, производимый плотниками, невольно подслушал, как Никифор рассыпается в комплиментах:

— Ну и внуки у тебя, Корней Агеич! И скачут и стреляют, и науки постигли, и музыку сочиняют, а еще же и четырнадцати годов нет! Не то, что мои обалдуи! И как ты их всему этому обучил-то?

— Дык, гм, это… Воспитываем помаленьку. Кхе!

«Кто бы мог подумать: в селе Ратное не только военный гарнизон имеется, но еще и цирковое училище с университетом и консерваторией. Чудны дела твои, Господи! Блин, прости меня грешного!»

Глава 2

Четыре дня представления шли с аншлагом. Ходок оказался великолепным режиссером-постановщиком и сумел растянуть действо на два отделения минут по двадцать — двадцать пять каждое. Перед началом и в антракте оркестр играл «Барыню», «Катюшу», «Синий платочек» и «Случайный вальс». Среди зрителей сновали торговцы лакомствами, «подставные» Ходока по ходу представления заключали самые дикие пари, Кузька вошел во вкус: кривлялся, показывал язык, падал в нужные моменты и не падал, когда это было не нужно.

Своята «въехал» в драматургию представления и музыка в нужные моменты умолкала совсем, или ее сменял тревожный рокот бубна. При каждом удачном попадании кинжала или болта Своята лупил в здоровенный медный таз, а по ходу всего представления оркестр лихо наяривал «белая армия, черный барон», «Три танкиста» и прочие шлягеры сталинских времен.

Концовку представления Мишка слизал с виденного еще в детстве выступления цирковой труппы кубанских казаков. Сделанный из ладейного паруса занавес распахивался и на арену вылетала галопом Рыжуха, запряженная в тележный передок. На передке был укреплен шест, и держась за него в трех ярусной пирамиде стояла вся труппа. На втором круге на верхушке шеста разворачивалось алое полотнище Спаса Нерукотворного и все это происходило под музыку «Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин».

Мишка сам балдел от происходящего и орал «Слава православному воинству!» как пьяный. Сказать, что публика была в восторге, значило, не сказать ничего — зрителей обносили не только квасом, но и кой чем покрепче и в конце представления ор стоял такой, что тряслись стены. Комментарии же, доносящиеся из зрительного зала, заставляли Никифора подумывать о запрете посещения представлений женщинами и детьми.

Духотища образовывающаяся в амбаре под конец действа, казалось, позволяла вешать в воздухе не то что топор, а целую вязанку топоров. С ребят, которые выступали в кольчугах, переделанных для них Лавром из всякого старья, и войлочных поддоспешниках, пот лил ручьями. Но воинское учение — есть воинское учение, дед в этом вопросе был беспощаден. Зрители тоже прели в шубах и тулупах, так что по степени «ароматизации» Никифоров ладейный амбар запросто мог соперничать с настоящим цирком.