Меч на ладонях - Андрей Муравьев

Объяснять, кто пришел на постоялый двор, взялся средний из братьев. Пока вошедший под восторженные возгласы и здравицы уплетал запрещенную по случаю поста копченую курицу, поднесенную лично хозяином, средний сын старейшины на ломаном немецком рассказывал такому же хмельному подъесаулу:

– Это… дер гросс персона… Гр-р-рос-с-с! Видный… известный человек в горах! Каждый город его уважает и знает! Мастер! Кондотьер[120]! – Он уважительно закатил глаза. – Из наших, из горцев. Долго странствовал, вернулся. У дома Тапарелла главой охраны был! В долине его тоже знают… Стефан Вон Берген его зовут.

Горовой недоумевал. Чтобы так чествовать какого-то наемника?

– Ну и что?

Швейцарец икнул. Необходимость объяснять очевидное была ему в тягость, но не похвастаться знакомством с такой известной в местных кругах персоной он не мог.

– Он был главой ополчения свободных кантонов два года назад, когда наши против императорского бейлифа[121] пошли. Тогда наши лесники из Ури свобод требовать стали. Их поддержали бурги из Вальдштеттена и Швица[122]. Люцерна обещала помощь прислать. Ха-ха… Наместник императора из Цюриха с малым отрядом вышел. Думал, при виде его все разбегутся. Да так и остался в горах. А мы от Папы письмо получили. Вот, помню, наш бург и решил свобод древних, как и все, требовать. Да уж …

Швейцарец отхлебнул из кубка, вспомнил, с чего начал повествование, и вернулся к теме:

– Так, тогда он, Стефан, сам в первых рядах сражался! Доблестный, доблестный воин! Ик! – Швейцарец икнул. Чтобы унять пришедшую не вовремя напасть, он опрокинул в себя еще полкувшина браги, на этот раз не прибегая к помощи кубка. – Известный воин, славный! Под Шелли против трех рыцарей бился! Пешим! Двоих зарубил, одного покалечил! Того рыцаря потом община на выкуп отдала за большие деньги…

Казак уже уважительно посмотрел на все так же уплетавшего мясные деликатесы Вон Бергена.

Тот, заметив негорскую одежду казака, напрягся, но, увидев приветствия сопровождавших его людей, кивнул в ответ и продолжил ужин.

– И что… Его император за восстание не повесил? – Малышев, уловив интересный разговор, вышел на минутку из сомнамбулического пьяного состояния.

Рыжий проводник затряс возмущенно головой:

– Кто ж его выдаст? За его голову награда назначена, да только будет эта награда еще долго у императорского бейлифа лежать! Мы своих не сдаем, а чужаки здесь не ходят!

«Полочан» за чужих простодушный сын альпийских гор уж не считал.

За это и выпили… Потом еще раз – за свободу кантонов и за то, чтобы деньги не переводились… Потом еще за что-то…

…Наутро голова не болела. Было ли причиной тому местное пойло или чистейший горный воздух, но и «полочане», и проводники встали поутру так, будто и не сидели допоздна за кувшинами, а спали, как добропорядочные граждане.

Проснулись с рассветом, чтобы затемно дойти до перевала, но оказалось, что к утру в гостинице посетителей поубавилось. Ремесленник уехал еще ночью, почти сразу после того, как отгулявшие гости отправились спать. По словам хозяина заведения, цеховик двинулся в сторону Цюриха, хотя и приехал оттуда. Такая странная новость сделала сборы короткими, а дневные привалы и вовсе сократила до получаса. В полдень русичи переоделись в броню, расчехлили оружие и, под недоуменными взглядами местных, построились в боевой порядок. Теперь ехать и пробираться по кручам стало намного тяжелей, но вернулось чувство защищенности. Даже императрица натянула тетиву своего арбалета, хотя предусмотрительный Горовой и настоял на том, чтобы болты к этому оружию оставались в туле.

К деревне, закрывавшей единственную дорогу на перевал, добрались только к вечеру.

Маленькое живописное село состояло из двух десятков шале[123] и часовенки. В отличие от встреченных ранее, здесь стоял вполне сносный частокол, имелась даже надвратная башенка. На вопросы русичей один из братьев-проводников пояснил, что село это независимое, не платит дань ни местному феодалу, ни племенным вождям. Только церковную десятину. Получили они это право лет сто назад и доблестно его отстаивают. Оберегать свой суверенитет местным жителям было проще из-за того, что с двух сторон место подпирали высоченные горы, с третьей – подходила из ущелья узкая дорожка, по которой и добрались путники. А в горы вела и вовсе тропинка, превращавшаяся в едва видимую ниточку. По словам опять же проводника, на самом перевале есть каменная кладка и деревянный мост, который в случае опасности можно легко разломать. По дороге к селу путники несколько раз видели на скалах местных жителей. Швейцарцы гордо пояснили, что это стража перевала, и не будь с ними проводников знакомых, путников мог бы встретить небольшой камнепад.

Впрочем, прием был не настолько теплым, как можно было бы надеяться. Глава селения, седоватый, еще не старый крепыш в потертом бархатном жилете, одетом поверх шерстяной хламиды, сухо поздоровался с проводниками путешественников. Спросил, как дела у их отца. После короткого обмена любезностями глава местного самоуправления посетовал на залежавшиеся на перевале снега и посоветовал поворачивать назад. Ошеломленным путникам он предложил сделать крюк к северу и перейти в Италию через другие перевалы.

Когда Малышев попросился хотя бы переночевать, старейшина уперся, долго мотал головой и тряс бородой, но в конце концов сдался, согласившись пустить их в гостиный дом на ночь за полмарки. Ни постоялого двора, ни трактира в селении не было.

Под хмурыми взглядами окруживших их горцев беглецы зашли в предоставленное им жилище. Желанная Италия была близка, как никогда, но странные заявления местных путали им все планы. Крюк по Швейцарии был не просто небезопасен, он мог стать фатальным, если уехавший в Цюрих ремесленник что-то пронюхал или узнал кого-то из свиты императрицы. За беглецами могли пожаловать как рыцари Генриха, так и муниципальная гвардия городка. В любом случае дело могло закончиться выяснением личностей и, как следствие, выдачей всех в руки обиженного и разгневанного государя Священной Римской империи.

Подумать было о чем.

Но предположений насчет того, что могло стать причиной такого поведения местных, ни у кого не было. Троица горцев, поняв, что иностранцев не пустят за перевал, сразу предложила услуги по сопровождению их до любого места в Альпах за символическую плату – марка серебром. Беглецами была взята ночь на раздумье. А пока все остались ночевать у «гостеприимных» жителей перевала.

Вечером Костя заявил, что под лежачий камень и вода не течет, взял бурдюк с брагой, припасенной в дорогу и хранимой на крайний случай, и пошел к местным выяснять, что почем. С собой он захватил самого смышленого из проводников, младшего из братьев по имени Боги. Через час они вернулись с полным объяснением всей сложившейся ситуации.

Оказывается, епископ Бергамский, правивший за перевалом, пожелал установить пошлину за пользование дорогой. Действительно, что толку с того, что жители Сен-Готарда водят путешественников туда и обратно? Если все равно все пути ведут через земли епископа? Вот и был послан рыцарь Энцо Риацци с отрядом лучников, с тем чтобы установить на спуске с перевала пункт сбора мыта и построить сторожевую башню. А деньги должны были собирать со всех, в том числе и с жителей Сен-Готарда, до этого дня свободно путешествовавших в итальянские долины. Местные жители возмутились от такого произвола и отказались пропускать к себе представителей епископа и всех тех, кто приходил со стороны Италии, угрожая подсечь опоры деревянного моста, единственного ведущего на перевал. Сейчас конфликт находился в состоянии вялого противостояния: итальянцы караулили спуск в долину, а местные не давали прохода никому со стороны Италии. Переговоры зашли в тупик, и выхода не было видно в ближайшей перспективе, так как идти на уступки Риацци никто не уполномочивал, а отступить или поехать к епископу рыцарю мешало врожденное упрямство, позднее названное рыцарской честью.

Ситуация выглядела аховой для путешественников еще и потому, что швейцарцы спустили на лучников, попробовавших пробраться ночью наверх, небольшой камнепад, завалив пару самых смелых, а те в ответ подкараулили и подстрелили одного из оборонявшихся. Стороны теперь требовали справедливости, кричали о коварстве противника и отказывались начинать переговоры. Лучники понемногу обирали местных итальянских крестьян, постепенно нагнетая обстановку в долине, но и швейцарцы проедали свои запасы, которые не пополнялись теперь ни контрабандой, ни транзитом.

– Что делать будем? – задал риторический вопрос Малышев.

Вариантов было названо два: пробираться назад в обход на другой перевал или остаться и ночью попробовать с боем прорваться в Италию. И тот и другой могли закончиться неприятностями, но второй еще и портил отношения с дружественными местными жителями. Кроме того, не было никаких гарантий, что прорубающие себе дорогу из Швейцарии путники будут встречены с распростертыми объятиями епископскими лучниками, имевшими склонность стрелять по всему, что показывалось на горной тропе. Да и пробраться через перевал без знающих данную местность людей было бы трудно. А нынешние проводники вряд ли согласятся помогать тем, кто собирается напасть на их соотечественников.