Истребитель магов - Дмитрий Казаков

– Да уж не тяжел, – ответил наемник, оглядывая почти пустой зал. Двое незнакомых воинов шумно хохотали, да ещё кто-то сидел, оборотившись к двери затылком, заросшим короткими светлыми волосами.

«Вот дурак. Кто ж так располагается? А вдруг опасность какая?» – подумал Берг, усаживаясь за стол, а вслух сказал:

– Так, мне пива – сразу кружки три, ну и поесть чего-нибудь.

Белобрысый обернулся на звук голоса, и Теневой с изумлением понял, что перед ним непривычно постриженный и какой-то мрачный Харальд.

– Эй, дружище, иди сюда! – радостно крикнул мечник.

По мере того как приятель шел к нему, Бергом все сильнее овладевало изумление. Харальд двигался неуверенно, словно после долгой болезни. Однажды даже зацепился за ножку стула и чуть не упал.

– Привет, – проговорил он глухо, усаживаясь. – Рад тебя видеть…

– А по тебе и не скажешь! – откровенно ответил Теневой. – Вид у тебя такой, точно ты к своим похоронам готовишься!

Харальд болезненно скривился, и только тут, приглядевшись, Берг определил, насколько его молодой друг изменился. Лицо его похудело, щеки впали. Глаза словно потеряли цвет, кожа обветрилась и покрылась морщинами.

Он выглядел гораздо старше своих лет.

– Так что произошло? – поинтересовался Теневой, прихлебывая пиво.

– Да со мной все в порядке, – словно с неохотой ответил Харальд. Смотрел он исключительно на столешницу, глаз не поднимал. – Зарабатываю нормально. Недавно с очередного… дела вернулся. Вон дом купил.

– Ты? – Чтобы не расплескать, Берг поставил кружку на стол, а отвисшую челюсть пришлось возвращать на место. – Серьезно? И где?

– На улице Дырявых Горшков. Потом покажу.

– Это здорово! За дом надо выпить! – Теневой замахал рукой, подзывая хозяина. – И не отказывайся! Я знаю, что ты не любишь пиво! Но если сейчас не выпьешь, то ты меня обидишь!

Харальд подавленно молчал.

Берг хорошо понимал, что друг в беде, что ему надо помочь, пусть даже помимо его желания. А для этого надо выяснить, в чем же именно состоят неприятности. Иного способа развязывать язык, чем алкоголь, наемник не знал…

Подбежавший хозяин выслушал Берга, и вскоре стол украшало уже полдюжины кружек и тарелка с мелкой вяленой рыбешкой, поблескивающей крупинками соли.

– Ну, за дома и домовладельцев! – провозгласил Берг, поднимая кружку.

– За них, – мрачно кивнул Харальд. Они выпили, и пришла очередь рыбы. Волокнистое мясо оставляло на губах соленый привкус. С удовлетворением наблюдал Теневой, как сотрапезник раз за разом приникает к кружке.

А потом принесли жаркое. Исходящее аппетитными запахами блюдо было водружено в центр стола, и Берг почувствовал, как в животе что-то зашевелилось, а рот наполнился слюной.

Он уговорил Харальда выпить ещё раз. Тот выглядел все так же мрачно, хотя лицо его порозовело, а в глазах появился блеск. «Да, пиво – это сила!» – убежденно подумал Берг, опрокидывая очередную кружку, седьмую или восьмую по счету…

От жаркого остались только ребрышки, и он с удивлением ощутил, что наелся. По телу плыла мягкая истома. Двигаться не хотелось, хотелось сидеть, говорить и ещё – пить.

– Так что с тобой произошло? – вкрадчиво поинтересовался Теневой, пытаясь сдержать отрыжку.

– Ара от меня ушла, – сообщил Харальд грустно.

Он говорил поначалу с трудом, натужно, выдавливая слова, а потом все легче и легче. И Берг узнал про то, что у его молодого друга давно есть подружка (ну, это понятно), что она из «Зеленой розы» (это, пожалуй, слишком!), что он её выкупил и поселил в собственном доме (сумасшедший, но это ладно), а она, не дождавшись Харальда, сбежала…

– Я её нашел, понимаешь, – неуклюже размахивая руками, говорил юноша. Лицо его раскраснелось, глаза сверкали. – Она опять в «Зеленой розе», но уже по своей воле… Я её спросил, почему она ушла. А она ответила, что не привыкла принимать подачки. Что за свободу мне, конечно, спасибо, но жить она дальше будет сама, так, как захочет, и там, где захочет, а не там, куда её поселят насильно!

– Ох уж эти женщины, вечно от них одна морока! – глубокомысленно пробурчал Берг, разглядывая столешницу, заляпанную жирными пятнами.

– Вот я и не знаю, чего делать. – Голос Харальда надломился, точно тростинка в бурю. А на лице, обычно невозмутимом, как у статуи, застыло выражение отчаяния.

– А ничего ты не сделаешь, – пожал плечами Теневой. – Вот я видел у моря раковины, из которых добывают жемчуг, невзрачные такие, в скорлупе. Не подумаешь, что под ней драгоценность. Вот и у каждой женщины есть своя сердцевина, как жемчужина, у одних глубже, у других ближе к поверхности. Если ты сумеешь добраться до этой сердцевины, то все – она в твоих руках. Но женщины защищают себя, как и раковины, с помощью прочного панциря. У одних он сделан из жадности, у других – из взбалмошности, у третьих – из стервозности, у некоторых – из распутства. У твоей, похоже, защита из нескольких слоев.

– Но она любит меня, а я – ее!

– Это не важно. На то, чтобы пробить панцирь, могут уйти годы. Многим мужчинам не удается сделать это ни разу в жизни.

Харальд грустно всхрапнул, и его голова со стуком упала на стол.

– Эх, молодежь, – сварливо сказал Теневой, но в голосе его звучала нежность. – Пить не умеют, а туда же…

Проснулся Берг оттого, что его потрясли за плечо.

Подняв веки, он увидел Харальда, который с выпученными глазами сидел на стуле, и лицо его было таким, словно он только что побеседовал с говорящей мышью.

– Чего тебе? – прохрипел Теневой. После вчерашней попойки в голове покалывало.

– Где мы? – поинтересовался Харальд, недоуменно осматривая небольшую, бедно обставленную комнату.

– В «Спившемся демоне», – надрывно зевая, сообщил Берг. – Ты мне точно не сказал, где твой дом, и я решил заночевать здесь.

– А, да. – Харальд судорожно сглотнул. – Как болит голова, – пожаловался он, – и тошнит, точно тухлого мяса наелся…

– Так это же похмелье. – Берг зевнул ещё раз и, решив, что переполненный мочевой пузырь больше ждать не сможет, сел на кровати. – Ты что, ни разу в жизни не напивался?

– Нет. И больше не собираюсь!

– Ну-ну, – буркнул Теневой и принялся нашаривать под кроватью сапоги.

От завтрака Харальд отказался, и вообще был хмур и неразговорчив. Когда Берг возжелал осмотреть дом на улице Дырявых Горшков, он лишь угрюмо кивнул и теперь тащился впереди с таким видом, словно собрался умирать.

А за ночь в Бабиль нагло вторглась весна.

Небо было напоено просто сумасшедшей синевой, яростно щебетали птицы, пристыженные сугробы мягко оседали, исходя ручьями, и надо всем этим плыл запах пробуждающейся жизни, который можно услышать лишь раз в году – в конце февраля-начале марта. Этот запах заставляет сердце биться чаще, глаза с надеждой взирать на мир, полнит душу ожиданием чего-то нового, несбыточного…