Изнанка. Том 2 - Самат Бейсембаев

Вышел, сделал глубокий вдох, насладился свежестью воздуха, подставил лицо солнышку, — да, именно солнышку, а не солнцу — настолько была прекрасная погода. Повернул направо и зашагал по мостовой, которая к прекрасной погоде добавляла прекрасную эстетику. Мне нравился этот город с его своеобразной атмосферой, с его острыми черепичными крышами, узкими улочками; каменные невысокие дома однозначно выигрывали у сплошного стекла, а цветочные клумбы вдоль тротуаров поистине ввергали меня в визуальный экстаз.

Идя своим шагом и любуясь окрестностями, я снова задумался над письмом от старого друга. Не вскрытый вопрос червячком грыз меня изнутри: почему же он позвал меня к себе? А почему именно сейчас? Но даже если оставим этот вопрос, интереснее всего было другое — моя реакция на это. Сначала я впал в недоумение… по понятным причинам. Затем испытал и радость от того, что это своего рода было надежной на восстановление дружбы, потому что ощутил в себе, что скучал, и одновременно с этим отторжение, вспомнив, как я вечно был на вторых ролях, идя туда, куда он укажет. Воодушевление, что можно покорять этот мир вместе, и эгоизм — нежеланием делиться лаврами. Какая-та химера настроения.

Наконец, под глубокими раздумьями, незаметно для себя я, поднявшись по пяти ступеням, стоял у нужной мне широкой двери трехэтажного, покрытым облицовочным гранитом, массивного здания. Дернул за кольцо и прошел внутрь. Просторное фойе, упершись колоннами, нависала, покрывая собой до блеска натертые полы, на котором было изображение эмблемы — пятигранный щит, с острием внизу, и огромной буквой «Б» в ее центре.

Меня встретил среднего возраста, с опытным взглядом в закатанных глазах, мужчина во фраке, поприветствовал и попросил следовать за ним. Мы прошли в дальний угол, в котором зиял лестничный пролет, поднялись на верхний этаж, коридор которого был хорошо освещен дневным светом и остановились перед, вырезанной из натурального дерева, украшенной искусной резьбой, дверью; он аккуратно постучал, дождался разрешения, потянулся за ручкой, дернул, открыл дверь и приглашающим жестом указал мне переступить порог. Все это проделал он манерно, без суеты, как человек привыкший обслуживать высшие чины общества.

— Наконец-то, наконец-то! — улыбкой один из братьев Бальменов — Бэнкс, — произнес вместо приветствия, и пожал крепко мне руку. — Рад видеть вас у себя.

— А я рад быть у вас, — взаимной улыбкой ответил ему я.

Украдкой огляделся. В углу небольшой шкаф с бумагами, стол, на котором тоже были аккуратно размещены какие-то листки, комфортное кресло, пару стульев — все. Вокруг, куда не погляди — а смотреть было не так уж много, — все было подчинено лишь одному правилу — функциональности. Единственное, что выбивалось из всей атмосферы — это яркие, оранжево-белые в полоску, обои. На этом лучи солнца, пробиваясь через окно, по правую сторону от стола, сливались со всей комнатой.

Наверное, он заметил мой интерес и удивленное лицо, потому и спросил:

— Что-то не так?

— Говоря откровенно, я не ожидал столь скромного убранства.

— Роскошь в работе только помеха.

— Почему же сразу роскошь? Я лишь говорил об удобстве, — присел я на стул, после его жеста приглашения.

Он огляделся кругом, а затем посмотрел на меня взглядом, как бы даже не предполагая, что же еще можно сюда добавить:

— Думаю этого вполне достаточно для удобства.

— Имей я те деньги, что у вас, я бы тут развернулся. Ведь какой смысл иметь столько денег, если их не тратить?

— Может поэтому и имею, что не трачу? — ехидно прищурился он.

— Ну, — вскинул я руки в знак своего поражения едва начавшегося спора, — не могу спорить с профессионалами своего дела.

— Это мудро с вашей стороны.

Разговор не о чем, где мы обменялись комплиментами, так сказать, прелюдия к основному разговору завершился, и телом приобретя собранную позу, обратился к нему:

— И так, собственно, я попросил вас о данной встрече, как вы уже поняли, по деловому поводу. Я бы хотел сделать вклад в ваш банк. Открыть счет, — прервался я, давая ему время на принятие информации.

— При всем уважении, но это вы могли сделать, не обращаясь ко мне лично. Смею предположить, здесь кроется что-то еще.

— Вы правы: я бы мог сделать это и без вашего личного вмешательства, но дело в том, что сумма немного велика. Естественно, это привлечет излишне любопытных. Надеюсь, вы меня понимаете.

По его лицу пробежал изгиб, пересекая лоб, а скулы на долю секунды сжались. Человек боролся. Человек разрывался между параноидальной осторожностью и дикой жадностью. Жадность победила.

— Когда вы хотите сделать вклад?

— Сию минуту, — одним движением я вытащил из-за пазухи мешочек, поставил перед ним на стол со звонким звуком, раскрыл его и в свете чистого, девственного золота пронесся огонек в его глазах. — Вы не только откроете мне счет, но еще и будете пользовать ими в своих операциях.

— Это еще зачем?

— Никаких вопросов.

«Потому деньги слишком новые и чистые, чтоб тебя» — поругался я немного в раздражении.

— Этого слишком мало, чтобы не задавать вопросов вообще.

— Будет еще. Будет намного больше. Это лишь первый взнос, чтобы вы убедились, — лукавил он про мало, потому что в этом хоть и маленьком мешочке, лежало суммы достаточной, чтобы целый год пить, как воду отборнейшее вино.

— Сорок процентов.

— Пять.

— Тридцать.

— Пять.

— Двадцать.

— Пять.

— Я могу и отказать, — прищурился он.

— И тогда потеряете вообще все. Я же смогу найти альтернативу. Поймите, я пришел именно к вам, потому что знаю вас и могу доверять. Разве не так?

— Само собой можете, но я человек деловой и за свои услуги беру плату. Моя цена справедлива.

— Пять, — продолжал я стоять на своем.

— Десять.

— Согласен, — протянул я ему руку и он ее пожал.

Далее мы завершили мелкие детали, зафиксировали сумму, я взял удостоверяющий документ, что могу в любой день забрать свои деньги из любого доступного отдела его банка.

— Знаете, в тот день, на балу, когда мы с вами впервые встретились, я сразу же понял, что вы необычный юноша… и вас стоит опасаться, — бросил он мне напоследок.

* * *

— Меня по настоящему восхитило то, как вы решили проблему нечистоплотности наших не самых воспитанных граждан, — миловидная, молодая девушка, лет восемнадцати зачерпнула ложкой суп.

— Ничего особенного.

Тучный мужчина в красном камзоле поверх белой рубашки сидел слева от меня во главе стола, ехидно улыбаясь. Гладко выбритые вздутые щеки мешковиной собирались под висками, жабьи подбородок полностью поглощал шею, скрывая ее от посторонних глаз, от чего голова сидела, как у снеговика, с редеющими волосами,