«Если», 2011 № 11 - Журнал «Если»

Он больше не был прежним Джерретом.

Что-то похожее случается, когда перед сном ты переводишь своих жучков в режим ожидания: Это делается на автомате и также естественно, как закрыть глаза. Но в бою все твои ресурсы распределены, и жучки собираются около тебя, только когда ты их сознательно отзовешь с периметра. Если бы удар от моего прыжка в сухое русло пришелся не на плечо, а на голову, и я потерял бы сознание, мог бы пережить то же, что и Джеррет. Да я и переживаю — во сне, не реже раза в неделю.

Мозгоправы говорят, что постепенный выход лучше всего. Возможно. Но когда я просыпаюсь от собственного крика… результат тот же самый.

«У меня сегодня сюрприз», — говорила Кора в камеру. Она отправляла видеосообщение в блог из ванной комнаты, повесив камеру над зеркалом, перед которым накладывала макияж. Я вздрогнул, когда дочь проделала это в первый раз, но поскольку она была адекватно одета, то я решил, что ванная комната подходит для видеоблогинга ничуть не хуже, чем любое другое помещение.

Камера находилась выше головы Коры, слегка укорачивая изображение и округляя черты лица. Если Кора становилась в правильно выбранном месте, то в камеру попадало также ее отражение в зеркальной двери за спиной. Тогда создавался эффект анфилады — чередующиеся виды Коры спереди и Коры сзади исчезали где-то в бесконечности. Как будто ты наблюдал ее в бесконечном коридоре: такой туннель люди иногда видят во время клинической смерти.

«Я сегодня ходила в торговый центр, купить новое платье. Вот это». Она отступила за пределы сектора видимости камеры, но тут же снова возникла в нем, держа в руках черное платье с глубоким вырезом. У девочки всегда был хороший вкус.

«Правда, миленькое? Когда я выходила из бутика, то увидела Джеррета, который шел к эскалатору. Я помчалась в ту сторону, но когда добежала, он уже исчез. Конечно, может, это был кто-то похожий, но я уверена, что видела именно Джеррета».

Кора сделала паузу.

«И, папуля… Я знаю, что ты меня слушаешь. Я не дура, тебе это известно. Это не ты хакнул коннект на мой блог, это я позволила тебе сделать такое. Ты хочешь знать про мою жизнь и про меня саму?..» Кора отступила назад, уперев руки в бедра. «Ну, вот она я. Я выросла. Я сама решаю, с кем встречаться. Тебя никогда не было рядом. А когда ты появлялся дома, то я ничего не могла сделать, — чтобы тебя в нем удержать. Всегда уходил на очередное задание. Постоянно рисковал жизнью. Думаешь, я этого не понимала?»

У нее на глаза навернулись слезы, и она заморгала. «Ничего из того, что я делала, не могло заставить тебя остаться. Ты не помнишь, как я тебя упрашивала, когда была еще совсем маленькой девочкой? А ты отвечал, что у тебя нет выбора. Я даже тогда знала, что это дерьмо собачье. Всегда есть выбор. Просто ты выбрал другое.

Ты не знал, что все эти дурацкие годы в школе, где я получала почти одни только оценки «А», я делала это ради тебя? Я думала, что если буду хорошей девочкой и круглой отличницей, ты останешься. Глупо с моей стороны, конечно. И футбол. Мама говорила, что ты был суператлетом до того, как пошел в армию… извини, Корпус, или как его там. Почему ты нам никогда ничего не рассказывал? Ну, как бы там ни было, футбол — это приток адреналина в крови. Для тебя это гораздо важнее, чем все, что я делала. И что бы я ни делала, я все равно оставалась плохой для тебя».

Слезы теперь лились ручьем, угрожая смыть макияж. «Зато хорошей для Джеррета. Ему было все равно, получаю я «А» или «Д». Ему было безразлично, что я оставила колледж. А тут, как снег на голову, заявляешься ты и плетешь мне, что если я тебя люблю, то должна бросить Джеррета. И тут же снова сваливаешь. Ты не имел права. Слышишь меня? Не имел права! Я знаю, что он гораздо старше меня. Я знаю, что он малость чокнутый — когда я дала ему отставку, он пять раз возвращался. Я не дура, папуля! Но это было мое собственное решение. Не твое. Тем более что ты снова свалил на это свое «последнее» задание. Которое должно было продлиться не больше трех месяцев, а растянулось на четыре года. Не могу поверить, что я тогда повелась на это.

На случай, если ты этого не заметил, говорю тебе: у меня тоже есть ранения. Но это не такие раны, от которых остаются видимые шрамы».

Ее лицо исказилось, и она костяшками пальцев вытерла слезы, уже даже не пытаясь спасти макияж. «Ненавижу тебя, папуля! За всё — ненавижу!»

Изображение вышло из фокуса, когда она замахала руками в воздухе перед собой так же яростно, как до того вытирала слезы.

«И что за хрень творится тут с этими мухами?!»

Мой палец застыл над клавишей отключения, а сам я долго смотрел на изображение. Можно было бы еще раз проиграть запись, но это не имело смысла. Я просто смотрел на нее, вспоминая маленькую девочку: дерзко задранный носик и лукавую улыбку, глаза, сейчас обведенные размазанными пятнами уничтоженного макияжа, в которых некогда светилась твердая вера в то, что папочка никогда не может сделать что-то неправильно. А сейчас в них не было ничего, кроме глубочайшего разочарования и обиды.

Я бы все отдал за возможность переиграть жизнь заново. Но могло бы все сложиться по-другому? Разумеется, не просто жажда повысить количество адреналина в крови гнала меня на все эти операции. Это были необходимость ощущать себя целостным и знание того, что когда операций больше не будет, эту целостность, даруемую Восприятием, у меня отнимут. И смертельный, болезненный ужас перед тем, что рано или поздно это неизбежно произойдет.

Временами я думал, что мне было бы лучше погибнуть на поле боя. Ведь с каждым прошедшим годом возрастал страх перед неизбежным концом: страх, постоянно гнездящийся где-то внизу живота, самый настоящий тошнотворный ужас. Но потом я вспоминал о Дениз и Коре и понимал: стоит жить ради того, чтобы вернуться домой. И это действительно имело смысл, пока они внезапно не ушли, и все вообще лишилось смысла.

Я так и не узнал, каким образом Джеррет вышел на Кору. Он закончил свой Ре-адапт примерно тогда, когда я только его начал, и он больше преуспел в науке говорить мозгоправам именно то, что они хотят услышать. Поскольку, если ты не станешь этого делать, они тебя никогда не выпустят.

Он знал о существовании моей семьи и, возможно, решил: хорошо бы сообщить им, что я жив. Не то чтобы это было так важно для Дениз. Она могла не знать, где я нахожусь, но это было известно Корпусу, который аккуратно пересылал мне все судебные постановления, касающиеся наших с ней отношений. Развод. Никаких контактов — держаться от них подальше. Все дела. Еще положение об опеке — сущее издевательство, если учесть, что Коре месяц назад исполнилось 18. Меня даже не выпустили из Ре-адапта, чтобы я мог защищать свои интересы. Послали какого-то долбаного адвоката из Корпуса представлять мою сторону, как будто он имел хоть какое-то понятие, что произошло на самом деле. А сказать ему об этом я не мог — он бы все передал мозгоправам, и тогда к моменту моего выхода на волю Кора успела бы стать бабушкой.