Записки средневековой домохозяйки - Елена Ковалевская

– Я восхищен вашей дальновидностью, – только и осталось произнести Себастьяну. Оказалось, что ему не пришлось нарушать данного слова. Король догадался обо всем сам. Но как же быть с теми телефи… телефо… То есть те предметы, которые нужно запустить в небо, чтобы они заработали? – Но, возможно, их техника так далеко ушла от нашей, что…

– Не беда! – вновь отмахнулся король. – На это у нас есть Ковали и его люди. Главное, не КАК, главное, ЧТО надо изобрести, а прочее… До чего не додумаемся мы, додумаются наши дети, а может, и внуки. Вон сколько бились над порохом, чтобы он не дымил? В моей юности еще придумать не могли. И вот наконец-то вышло! Так что не беспокойся, маркиза в наших надежных руках…

– Спасибо, ваше величество, – искренне поблагодарил Себастьян. – Я безмерно рад!

И он понял, что сказал истинную правду. От души у него отлегло.

– А что у нее там с супругом? Они ведь повенчанные душами, долго-то в разлуке находиться не смогут… Не знаю уж, как ты уговорил отослать ее подальше, но… Он, наверное, уже совсем извелся? Помню, как бабка мне о встрече с дедом рассказывала!.. Все потом плакала… Так что скажешь, приглашать маркиза или пусть чуточку еще в разлуке побудут? Так, поди, он рваться начнет или маркиза, чего доброго? Ну, что молчишь?

Пока король произносил все это, Себастьяна прошиб холодный пот. Он не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме отца, знал, кто на самом деле является парой Аннель, но представить ее рядом с Кларенсом?! Его душа в узел заворачивалась, и в груди все сжималось!

Себастьян пытался взять себя в руки и сохранить невозмутимость, но король внезапно подался вперед, чуть прищурился и, встав из-за стола, подошел вплотную.

– Друг мой, да на тебе лица нет! – воскликнул он несколько секунд спустя. – А ну-ка рассказывай!

Приказ есть приказ. И Себастьян нехотя, выдавливая из себя слово за словом, вынужден был поведать, в какую передрягу он и Аннель угодили.

– Дела… – покачал головой король, когда маркиз закончил свой невеселый рассказ. – Замужем за другим… Церковью венчанны… Плохо. – И, поразмышляв, выдал окончательный вердикт: – Тут и я тебе помочь не могу, разве только приказать не допускать нелюбимого супруга до маркизы. Хотя… – Его величество на миг задумался, а после уточнил: – Вижу, что тебе невыносима даже мысль, чтоб с ней рядом другой был?

Себастьян лишь покрепче стиснул зубы, но вынужден был признать, что это правда.

– Ну что ж! – Король пристукнул ладонями по подлокотнику кресла, в которое уселся, когда Себастьян начал свое повествование. – Выход есть, но не самый лучший. Мы считали, что девушка – нареченная маркиза Мейнмора, и не торопились с расспросами, думали, что время неограничено. Тогда нам важнее всего было узнать, кто в ближайшем окружении шпионит на Соувен, и пришедшую из другого мира просто опасно было показывать при дворе. Советники соувенского государя могли захотеть заполучить ее, а значит, и ее знания себе. А вышло, что она предназначена тебе… Ну что ж, раз вы обречены не быть вместе людскими законами и даже божьими, то придется тебе ее отпустить, но… но не раньше, чем через год-полтора. Нам столько всего нужно узнать. Ведь мы и так год потеряли, пока выясняли, кто шпион…

Однако Себастьян, похоже, его уже не слышал.

– Как отпустить? – не совсем понимая, о чем ведет речь сюзерен, переспросил он.

– А так! – твердо повторил король. – Это мало где сказано, но когда единые душами не могут быть вместе, то призвавший может отпустить свою половинку.

Себастьян застыл, не веря своим ушам, а его величество продолжал рассказывать тайное:

– Ты уже счастлив не будешь, зато тот, кого отпускают, еще может обрести семью, а главное – детей.

– И что для этого надо? – неожиданно хрипло спросил маркиз.

Руки его задрожали, а сердце, казалось, стучало как сумасшедшее где-то в горле.

– Просто привести половинку в парк, всей душой пожелать ей счастья и сказать: «Я тебя отпускаю».

– И все?

– И все, – развел руками король. – А ты что хотел, ритуалов и грома с молниями? Поговаривают, что даже семь друзей необязательно… У каждого своя половинка в этом мире ходит, и только у редких в том… Ну не буду же я из-за этого толпы людей по ночам в полнолуние через парк прогонять?! Да и ни к чему это все… Знание, оно же разное бывает, а ну как поведает…

Когда Себастьян покидал королевский кабинет, его душу раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, он успокоился, имея уверение короля, что кузена к Аннель не допустят, с другой стороны… Его величество взял с него обещание, что маркиз в течение года и словом не обмолвится девушке, что та может вернуться домой. В том были интересы короны. А Себастьян взял на себя, наверное, самую тяжелую ношу, которую нес когда-либо, – хранить молчание, видя, как любимый человек несчастен и постоянно мечтает вернуться обратно.

Утром я позволила себе некоторое время понежиться в постели. Зимнее солнце неспешно поднималось из-за горизонта, осторожно заливая заснеженные аллеи дворцового парка жемчужно-серым. Небо, отражая в себе перламутр просторов, также не спешило становиться пронзительно-голубым и до головокружения высоким, каким оно обычно бывает в зимний день, когда морозец игриво пощипывает щечки придворных кокеток и серебрит усы бравых кавалеров инеем от дыхания.

Лишь сладко потянувшись и с большим удовольствием на миг нырнув с головой под одеяло напоследок, я позволила себе подняться с постели. Сегодня был ужасно ответственный день, от которого в дальнейшем зависела моя жизнь.

Поздно позавтракав, я устроилась перед камином с книгой дожидаться, когда принесут наряд, в коем я должна буду предстать перед королем.

Часам к двум двери распахнулись, и в гостиную с шумом ворвался мистер Патерэн, а следом за ним несколько дам, две из которых мне уже были знакомы, и четверо лакеев со свертками и огромными коробками в руках.

– Это сюда! – принялся командовать мистер Патерэн. – Да, да, душечка! Вот сюда, к окну! Мне нужен свет солнца, искрящийся на снегу! – И уже через секунду кричал: – Нет! Нет! Не туда! Я же объяснял! Это ни в коем случае нельзя складывать таким образом! Да! Да! Только по отдельности, но ни в коем случае не одно на другое! Вы же все помнете!

Я вновь потерялась в этой суете и пришла в себя, лишь когда одна из дам усадила меня на стул к окну и принялась сооружать на голове прическу невероятной сложности. Только спустя час, что показался мне вечностью, меня освободили, чтобы передать в руки гению портняжного искусства.

А он сотворил платье в нехарактерном для этого времени года сочетании золотисто-рыжего цвета осенней листвы и зелени бутылочного стекла. Тонкий шелк и плотная тафта, газ и густое золотистое шитье по нему, полное отсутствие кружева. Все это красиво, невесомо и одновременно осязаемо… Однако я была абсолютно не уверена, что это мне пойдет. Решив не разочаровывать мистера Патерэна, я поохала, поахала, в душе уже махнув рукой на предстоящую примерку – все равно буду похожа на мышь, завернутую в яркую оберточную бумагу.

Меня шустренько утянули в корсет так, что я даже дышать начала через раз, напялили кучу юбок, а потом так же оперативно, не зацепив прически, упаковали в принесенное платье. И я наконец-то посмотрелась в зеркало.

Ну… В принципе ничего, не мышь, конечно… Но… Моль в пачке… Вот точное сравнение. Сложная прическа на голове, закрытые золотым шитьем плечи, смотрящиеся несоразмерно большими, узкая талия, пышная юбка… Возможно, здесь так принято и считается красивым…

Я уже собиралась смолчать и даже вымученно улыбнулась, когда мистер Патерэн издал негодующий вопль, похожий больше на боевой клич мартовского кота, когда те гоняют соперников по крыше, чем, собственно, лишь подтвердил мои сомнения.

– О боже! Нет! Что вы наделали! Что, я вас спрашиваю! Да обрушатся небеса на ваши глупые головы! Вы же видите, что это не тот типаж! Видите?! – И, схватив стул, стоящий у стены, с грозным видом потащил в мою сторону.

Установив стул рядом, он взгромоздился на него и, с трудом балансируя на довольно высоких каблуках, запустил обе руки мне в прическу, пребольно дергая за волосы. Гребни и заколки полетели во все стороны, часовой труд парикмахерши был уничтожен в мгновение ока.

Оставив меня растрепанной, он с важным видом слез со стула и отошел на десяток шагов, чтобы внимательно рассмотреть получившееся.

– Не тот типаж! – недовольно махнул он рукой после небольшой паузы. – Не пойму, что не так! – И крепко задумался, застыв в эффектной позе роденовского мыслителя. Иногда он шептал: – Лицо уроженок Алисона… Хотя нет, скулы у тех помягче… Хотя, опять-таки, и подбородок у тех поквадратней… Нет… Не то… Эдендорф?.. Нет… Все не то… Иной мир… Иной типаж…

Я же только грустно вздохнула, неловко обозначила пожатие плечами – в корсете не повольничаешь, потом неловко склонилась и, подобрав один из гребней, пошла к зеркалу. Нужно было что-то делать, как-то исправлять. Я уже поняла, что никакого феерического явления королевской чете не получится, осталось лишь создать более или менее приличный вид.