Записки средневековой домохозяйки - Елена Ковалевская

Дом, где снимал комнаты маркиз Мейнмор, не отличался особым шиком. Надо сказать, что он вообще ничем не отличался, разве что застарелой вонью кислой капусты да селедочного рассола. Да и сам дом находился не на фешенебельной улице, не в самом дорогом районе столицы.

Вивьен, приподняв полы дорогого дорожного платья, осторожно ступала по скрипящим ступеням, при этом опасаясь коснуться одеждой лестничных перил. Вокруг все было настолько заскорузлым, настолько засаленным и даже на вид липким, что одна мысль, что она заденет здесь что-то хотя бы перчаткой, вызывала дрожь.

Наконец, пройдя по длинному коридору доходного дома, она остановилась перед дверью и постучала концом трости с залитым в нее свинцом (идти в такой район совершенно безоружной было бы верхом глупости). Сначала ничего не происходило, и ей пришлось стучать настойчивей, пока за дверью не раздался знакомый, несколько хрипловатый со сна голос. Женщина недовольно поморщилась, а потом как по волшебству на ее глаза навернулись слезы, лицо приняло скорбное и какое-то виноватое выражение, а румяные щечки вмиг побледнели.

Дверь рывком распахнулась, и перед Вивьен предстал Кларенс. Он был в измятой одежде, словно спал в ней последние несколько дней, лицо его было небритым, а изо рта ужасно несло перегаром, однако Вивьен даже не подала вида, что ей неприятно. Всем своим видом она выражала такую горечь, что любой другой тут же кинулся бы ее жалеть. Любой другой, но не полупьяный Кларенс.

– Шлюха! – выплюнул он одно слово и уже собрался закрыть дверь, но Вивьен, как профессиональная актриса, ударилась в слезы и горько зарыдала.

Однако сквозь те же слезы ей удалось четко произнести:

– Нам необходимо поговорить…

– Нам не о чем с тобой разговаривать, – покачиваясь на нетвердых ногах, отрезал тот.

– Трастовый фонд, – еще горше прорыдала женщина, и тогда, скривившись, мужчина вынужден был уступить.

Едва Вивьен зашла и едва за ее спиной закрылась дверь, как она пала на колени и, обняв Кларенса за ноги, зарыдала еще сильнее.

– Прости меня, прости… прости… – слышалось только сквозь рыдания.

Но когда мужчина со словами «Поздно! Ты шлюха!» оттолкнул ее, она, сгорбившись, разрыдалась еще сильнее, хотя, казалось, больше уже некуда, и при этом запричитала:

– Он меня заставил!.. Он меня… шантажировал… Он пугал… Пугал, что отдаст тебя под суд… А я… Я так тебя люблю… – Тут она подняла на него свое заплаканное личико, свои полные слез голубые глаза. – Он грозился, что, если я не отдамся ему, если не буду с ним, он уничтожит тебя… Я не могла поступить по-другому… Я боялась за тебя… Прости меня, Кларенс!.. Прости!.. – И, рухнув на пол, продолжила плакать.

Наконец до его затуманенных алкоголем мозгов дошло, о чем же таком говорит женщина, на лице мелькнуло понимание… Он шагнул, с трудом наклонился и, подняв ее за плечи на ноги, выдохнул:

– Кто он?!

В лицо Вивьен ударила невероятная вонь давно не чищенных зубов, смешанная со смрадом дешевого вина, но она, даже не поморщившись, произнесла лишь одно слово:

– Хольгрим.

Кларенс стиснул пальцы, не замечая, что причиняет ей боль. Впрочем, для исполнения задуманного Вивьен готова была терпеть и не такое.

– Я убью его! – пообещал мужчина.

– Нет, Кларенс! Нет! – начала вырываться она. Сцена разыгрывалась великолепно, никто бы и не подумал, что все эти эмоции ненастоящие. – Он страшный человек! Он сказал, что, если с ним хоть что-нибудь случится, его люди доставят все доказательства твоей виновности королевскому прокурору! Я не могу так рисковать тобой! Ни за что! Кларенс, пойми, – она перехватила его ладони и прижала к своей груди, поднятой туго стянутым корсетом и оттого смотревшейся так аппетитно, – я не могу рисковать твоей свободой! Ты для меня все – моя жизнь, мое дыхание!.. Я никогда себе не прощу, если с тобой что-нибудь случится!.. Я… Я падшая женщина, любимый… – Тут она смахнула кончиком пальца одинокую слезу, покатившуюся по щеке. – Про меня судачат злые языки… Пусть судачат! Главное… Главное, чтобы ты был счастлив! Я не могу смотреть, как ты страдаешь, как мучаешься из-за нашей разлуки… Прости меня! Прости, что причинила тебе столько страданий! Но он вынудил меня…

– Я… – Кларенс попытался вставить хоть слово в этот страстный монолог, но Вивьен прижала пальчики, затянутые в перчатку, к его губам:

– Ничего не говори, просто слушай! Я лишь хочу, чтобы ты знал! Знал, что я ни в чем не виновата, и не переживал из-за меня. Я… Я как-нибудь… Однажды я надоем Хольгриму, и он оставит меня… А может… Может, я узнаю, где он хранит бумаги, и заберу их у него! И тогда… Тогда мы будем вместе, любимый! Да! Я так и сделаю! Я всеми силами буду пытаться выяснить, где он хранит компромат… А пока… – Женщина подалась вперед и, на миг прижавшись к его груди, снова подняла голову и заглянула в мутные с перепоя глаза. – Кларенс, я хочу, чтобы ты перестал вести себя так… Мы… Мы не должны показывать Хольгриму, что нас все еще связывают чувства. Пусть… Пусть он насладится триумфом, пусть поверит, что победил! И тогда… Тогда мне будет гораздо легче сделать тебя свободным. Кларенс, прошу тебя… Нет, умоляю! Давай вести себя так, словно ничего не происходит, чтобы все было, как до знакомства со мной… У тебя жена… Сделай вид, что ты решил остепениться, а я буду с Хольгримом и дальше. – Тут мужчина напрягся, и Вивьен заспешила: – Так мы обманем всех! И твоего дядю, и твоего кузена… А главное, мы обманем Хольгрима, и я добуду тебе свободу!

– Я не смогу так, – прохрипел Кларенс. Похоже, он наконец-то начал трезветь и окончательно понял, что же говорит ему Вивьен. – Без тебя…

– Мы будем встречаться украдкой, – тут же заверила его женщина. – Мы будем подавать друг другу тайные знаки… Когда удастся – останемся наедине… Но Хольгрим следит за мной! Я отговорилась, что поехала к модистке. Кларенс… О мой любимый Кларенс! Время так быстро бежит!.. Я должна идти, но… – Тут она приподнялась на цыпочки и без тени брезгливости коснулась его растрескавшихся губ. – Напоследок прошу тебя: возвращайся домой, сделай вид, что все в порядке, что ты решил жить семейной жизнью. Дядя примет тебя. И тогда… Тогда нам даже легче будет встретиться! Хольгрим таскает меня за собой везде. Я должна везде с ним ходить. И на приемы, и в оперу… А там мы сможем видеться, хотя бы украдкой! Для меня это будет такое счастье! И…

– Я люблю тебя, Вивьен! – Кларенс с силой поцеловал ее.

– Я тоже, – прошептала она, высвобождаясь. – И ради нашей любви заклинаю!.. А теперь я должна бежать! – И, вырвавшись из его объятий, улизнула за дверь.

Каблучки дробно простучали по скрипучей лестнице, но перед самой входной дверью замерли. Женщина достала из кошелька, что висел на поясе, кружевной платок, с брезгливым выражением лица отерла губы и, приняв веселый, а главное, довольный вид, выскочила на улицу.

Перед дверями ее ждала карета. Едва она ступила на мостовую, дверца распахнулась, и из нее выглянул полный, невысокого роста мужчина, краснощекий, с мясистым, покрытым красными прожилками носом, с остатками седых волос на ушах и затылке.

– Дорогая, ну что?! Ты забрала у него письма?

– Конечно, милый, – мурлыкнула женщина. – Они у меня все здесь, – и похлопала по боку платья, где едва слышно зашуршало. – Вечером мы сожжем их с тобой в камине. – А после того, как уселась в карету и та тронулась с места, продолжила: – Наконец-то я свободна, Хольгрим! Наконец-то! Этот мерзавец мог шантажировать меня и… Но я заставила его отдать мне их!

– Как это?! – подозрительно вскинулся мужчина.

– Сказала, что, если он их не отдаст, я пожалуюсь тебе. И он тут же мне их вернул.

– Вернул?! – скептически переспросил тот.

– А ты сомневаешься?! – И Вивьен полезла под юбки. Она достала из потайного кармана заранее припасенные старые любовные письма, что адресовала когда-то Кларенсу, но предусмотрительно уже давно забрала. – Нашел с чем сравнивать! Ты – главный советник его величества по торговым делам – Марвел Хольгрим, граф Стоувер! Или он, сын разорившегося маркиза, племянник ушедшего с поста канцлера?.. Которого, между прочим, говорят, сняли не просто так. – Глаза графа тут же загорелись в предвкушении. – Он никто против тебя. Это естественно, что он отдал их мне.

– О Вивьен!.. – протянул польщенный Хольгрим. – Ты свет очей моих! Моя нимфа! Моя обольстительница! – Женщина кокетливо хихикнула и подставила щеку для поцелуя. Однако мужчина проигнорировал призыв и припал лобзанием к ее белоснежной шейке. – Моя королева!

– О да, мой фавн! – приняла игру та. – Мой неутомимый фавн! – И граф начал торопливо распускать шнуровку на ее платье.

После разговора меж нами установилось перемирие. Себастьян, видимо, понял, насколько различаются наши миры, а я решила не напрягаться, цепляясь по пустякам. Мои нервы и так были не в порядке, так что расшатывать их, ругаясь с ним, было глупо. Пожалуй, даже глупо вдвойне, ведь Себастьян единственный относился ко мне нормально и при этом имел немалый вес в верхах. Так что, увы, как бы мне ни хотелось сбросить напряжение скандалом, я старалась этого не делать. А нервничала я по двум причинам: встреча с королем и с супругом. В то, что Себастьян сможет меня оградить от него, я не верила.